Алексей Рябчиков - Путь Страница 32

Иван Николаевич, подойдя к камню, опустил свой гроб на землю. Слёзы радости закапали из его глаз. Открыв железную створку забора, он подошёл к камню вплотную, рассмотрел его и принялся читать звание, имя и фамилию людей, написанных на камне. Читал он ровно, не запинался и даже не плакал, хотя каждая фамилия была ему до боли знакома, но лица которые носили эти фамилии, давно уже стёрлись из памяти. Кроме одного лица, имя которого шло девятнадцатым в списке.

– Ну здорово, – проговорил Иван Николаевич, увидев имя своего друга – Вот тебя навестить приехал. Давно не видались, – старик на секунду замолчал и закрыл глаза, а потом продолжил – годков шестьдесят уж. В деревне всё нормально. Толька только помер, а так все живут потихоньку. Ты то как?

Никто ему не ответил, никто не обрадовался его визиту, лишь ветер зашумел в ушах, заставляя качаться могильную траву, которая ещё росла возле камня. Старик тяжело вздохнул.

– Да братцы.

Он уперся головой в камень. Ветер сильнее зашумел в ушах.

– Сейчас вернусь.

Он вышел из калитки, взял гроб и затащил его в оградку. Избавив низ гроба от тряпок, он снял крышку и положил её рядом на землю. Затем он снова вышел из калитки и встал, смотря на берёзы, освещенные яркими солнечными лучами.

– Люблю я вас берёзы. Красивые, как девицы, стоите и радуете глаз. Да… – вздохнул он – Прощайте, пора мне. Любо было жить.

Он посмотрел на яркое солнечное голубое небо, улыбнулся ему. Потом ещё раз взглянув на берёзки, он зашёл в калитку и подошёл к гробу. Отряхнув и поправив пиджак, удостоверившись, что награды ещё висят, он лёг в гроб. Сквозь ветви берёзы, он увидел голубое небо. И неожиданно для такого времени года, в небе возникла стая белых журавлей. Они выкрикивая что – то, словно зовя старика к себе, клином пролетели над полем и скрылись. Иван Николаевич смотрел на этих журавлей, а когда те скрылись в небе, он закрыл глаза и умер, а маленькая слезинка вытекла из его правого глаза и потекла по щеке…

Федор Николаевич был непризнанным гением – каменщиком села Берёзонька. Он делал надгробные плиты всем односельчанам, делал с большим желанием, и выходили они у него на редкость прекрасно. В каждом камне видно было душу мастера. А самой лучшей его работой был надгробный камень на братской могиле.

Но широкая душа великолепного мастера не могла ужиться в столь противоречивом мире, иногда она уходила в длительный и основательный запой, длящийся около месяца. Именно поэтому Федор Николаевич в свои пятьдесят лет выглядел настоящим стариком. Голову его ещё покрывали седые волосы, обещающие навсегда её оставить в ближайшее время. Лицо его было покрыто морщинами, а во рту отсутствовали некоторые зубы. Тело его изрядно исхудало и искривилось, плечи опустились. Лишь глаза выдавали его настоящий возраст.

В эти последние тёплые деньки осени, стояла отличная погода, а Федор Николаевич лежал дома на кровати, как говорится отходил. Голова кружилась, желудок старался вырваться наружу, ужасно хотелось выпить. Вдруг спокойную ничем не примечательную тишину села, нарушил звонкий ребяческий крик:

– Мертвец на поле! Мертвец на поле!

Послышалось оханье старушек, которое сменила размеренная речь стариков. Мимо окон Фёдора Николаевича стали мелькать односельчане. Любопытство страшная сила, способная и мертвого поднять. Фёдор Николаевич поднялся с кровати, из фляги, стоящей рядом, он зачерпнул кружкой воды, выпил. Немного полегчало. Потом снова зачерпнув воды, он вылил её себе на голову и встал. Головокружение почти пропало, и каменщик покинул своё жилище.

На улице его глаза ослепили солнечные лучи, поэтому ненадолго он отвернул голову в сторону и увидел лопату. Поразмышляв то время, пока глаза привыкают к свету, он прихватил лопату и побежал в поле.

На поле вокруг камня стояло всё село.

– Нездешний он! – говорила тетя Маня, соседка Фёдора.

– Так, а как он тут очутился то? – спросила другая женщина.

– Знамо дела, – сказал довольно полная женщина, славящаяся на всю округу главной сплетницей – Я деду говорила, что видела, как вчера ночью черная машина остановилась на краю села. Двое лысых, бандиты наверно, вытащили этот гроб и поставили его здеся.

– Да не, Галька, – не соглашалась соседка – Он сам пришёл сюда, точно сам.

– Шо он мёртвый пришёл сюда? – крикнула кто то из старушек.

Подойдя к ним, Фёдор еле как смог пролезть сквозь старушек, которые словно сыщики, выстраивали всё более нелепые догадки, и, наконец, смог увидеть то, что вызвало такой ажиотаж в селе. Возле своей лучшей работы, он увидел красивый гроб, в этом гробу лежал старик, а на крышке гроба, лежащей рядом было написано: «Герой войны, Иван Николаевич Сафронов». Федор Николаевич перекрестился и вдруг увидел, что рука Юрки Воробьёва, главного пьянице села, пытается отодрать медали с пиджака старика.

– Оставь! – громко крикнул каменщик.

– А я что? Я ничего, – проговорил Юрка – Ему там всё равно не нужны, а… А мне пригодятся.

– Оставь я тебе говорю! – снова крикнул каменщик.

– Я сразу понял, что их ты себе забрать хочешь, – качая указательным пальцем, сказал Юрка – Так забирай! Я не жадный. – он резко развернулся и пошатываясь побрёл в деревню.

– А вы чего встали как на собрание! – закричал Федор на всю толпу. –Идите все отсюдова! Мёртвого что ли не видели ни разу.

– Учить нас будет, пьянь! – загалдели старушки, но отошли. Немного постояв ещё, все стали расходится. Не потому что испугались каменщика, а потому что не было никому дела до мертвого старика.

«Лежит же, никому не мешает, ну и пусть лежит» – решили все в уме и ушли.

Фёдор Николаевич воткнул лопату в землю, сбегал домой, взял нужные инструменты и принялся за работу. Сначала он заколотил гроб, а потом принялся копать яму прямо рядом с камнем…

Солнце уже клонилось к закату, покрывая землю розовым цветом. Фёдор Николаевич весь мокрый от проделанной работы, стояла возле камня, дымя папироской.

– Спасибо вам, братцы за всё, – тихо прошептал он.

А потом красными пальцами вытащил папироску, смял её, не рискнув выкинуть здесь, положил в карман и, взяв инструменты, поковылял домой. На душе он чувствовал спокойствие и счастье.

А на сером камне, снизу красными буквами появилось ещё одно имя: «Сафронов Илья Николаевич» …

ГЛАВА 18

Город. Шум и движение. Бесконечное скучное удобство во всем. На каждом шагу кафе и забегаловки, кинотеатры, крутящие однотипные фильмы, а также множество одинаковых фирм, предоставляющих такие же одинаковые услуги, делящихся либо на продажу сумок и прочего инвентаря, либо на обучение бизнесу. В каждую точку города можно доехать пользуясь метро или наземным транспортом. Город, как дьявол, способен выполнить любую прихоть человека, взамен забирая нервы, которые люди тратят на пробки, вечный шум и бумажную волокиту, спокойствие, каждый человек в городе всегда торопиться куда то. Но самое страшное, что город забирает, так это здоровье. Каждый съеденный обед в забегаловки, каждая бессонная ночь, каждая удовлетворенная прихоть забирает здоровье, приближая человека к смерти. А человек, зная об этом, продолжает жить так и дальше, считая, что способен обмануть город.

– Станция Майская. Конечная – раздался приятный женский голос из колонок электропоезда в метро. Поезд останавливался. Толпа людей, полностью заполнившая все вагоны, тут же приготовилась к выходу. Кто – то смирно стоял, кто – то уже ломился к выходу, расталкивая всех подряд, а кто – то ещё сидел, готовясь прорываться к выходу, как только откроются двери.

Двери разом открылись, и толпа, словно волна в море, тут же ринулась из вагонов. Последним из вагона вышел Андрей. Лицо его немного осунулось, глаза впали. За плечами у него висел рюкзак.

Немного потоптавшись, он пошёл к выходу. Осень уже совсем сдалась зиме. Снежная слякоть покрыла тротуары. Но ещё не стукнул такой мороз, чтобы дать слякоти замёрзнуть. Выйдя из метро, Андрей поднял воротник куртки, чтобы ветер, который уже совсем дул по зимнему, не задувал ему под одежду.

– Улица Дегтярёва – Андрей прочитал вслух указатель, расположенный на углу магазина. Улыбнувшись, он продолжил свой путь.

Шёл он по пешеходному тротуару, мимо разных людей. Вопрос, мучающий его последнее время, сильнее стал напоминать о себе. Но Андрей старался заглушить его.

Подойдя к дому номер 9, он извлёк из кармана листок бумаги, прочитал его, положил обратно и зашёл третий подъезд.

Софье Ивановне Разумовской было около шестидесяти лет. Всю свою жизнь она прожила в одном доме, в одной квартире. Проработала на одном месте, поваром в садике, а теперь доживала жизнь на пенсии. В этом ей помогали; муж, Разумовский Фёдор Петрович, внучка, Разумовская Дарья и сноха Разумовская Надежда. По обыкновению, днём старушка оставалась одна, внучка училась в школе, сноха работала, а муж подрабатывал. Оставшись одна Совья Ивановна, включив телевизор, шла готовить обед. Так медленно текли её дни…