Борис Березовский - Исполнение желаний Страница 34

Вообще, отец не пил, не матерился, не курил. И позже на вопрос Кирилла, уже учащегося музыкального училища, почему отец не курит и не пьет, тот ответил: и до войны, и в первые годы на фронте – курил. Но после выхода из окружения – бросил. Когда попали к немцам в тыл и кончился табак – все начали курить траву, а он – не смог. Ну, а добравшись до своих, вдруг понял, что уже не тянет.

С алкоголем, а точнее – с водкой, было посложнее. На фронте часто приходилось преодолевать пристрелянные немцами пространства. Представь, рассказывал отец, что надо на загруженном снарядами ЗИС-5, да с пушкой на прицепе, проехать метров триста на виду у немцев от одного перелеска к другому. Колея же расхлябана вдрызг, и проехать можно лишь по брустверу. Скатишься с него – застрянешь, немец возьмет в вилку – и конец. Солдат-водитель одновременно крестится и матерится: «Что хочешь делай, командир, я не поеду!» Вот и приходилось самому брать в руки руль. Но предварительно хлебнув примерно стакан водки. Иначе не проехать. Потом же, запоздало трясясь от испытанного страха, не то что пить – смотреть на водку не мог. Рефлекс и закрепился.

Если одним из популярных мест общения безработных отставников служила городская пивная, то другим подобным местом вскоре стала парикмахерская, точнее – ее мужской зал, куда охотно заходили не столько для того, чтобы побриться и постричься, сколько «поправить виски». А попутно – встретиться друг с другом, обменяться новостями, позлословить, да и всласть покостерить Хрущева, бросившего их – фронтовиков – на произвол судьбы.

Отец, неловко чувствовавший себя перед товарищами – так как попал в число счастливчиков-отставников, сразу же нашедших работу, – стал захаживать туда все чаще. И, не найдя лучшего предлога для общения с бывшими сослуживцами, даже перестал бриться дома.

Парикмахерская постепенно превратилась в мужской клуб. Но он служил лишь клапаном для выпускания пара из сердитых мужчин, ничуть не помогая им в трудоустройстве. Многие из них оказались в буквальном смысле на улице – без жилья, без пенсии и без работы. Отец пытался что-то сделать и даже предлагал начальству укомплектовать незаполненный штат Дома культуры, но наткнулся на глухое недовольство и немотивированный отказ.

И тем не менее жизнь продолжалась, и, как всегда в нашей стране, трагическое мирно уживалось с праздничным. Кирилл Аркадьевич прекрасно помнил те концерты, которые организовывал отец, особенно в начале своей директорской карьеры. Участниками тех концертов являлись исключительно самодеятельные коллективы и артисты, невесть откуда бравшиеся почти в любом населенном пункте.

Культурная политика и партии, и государства была, без сомнения, выше всех похвал. Если в городке был Дом культуры, не говоря уже о Доме офицеров, то, значит, там были и хоры, и оркестры – как минимум, народных инструментов и духовой, а в ряде случаев и самодеятельный драматический театр, и танцевальная студия. Народные умельцы, ведомые своими беззаветными руководителями, прекрасно пели и плясали, читали басни и стихи, играли в скетчах и небольших спектаклях, всегда находя благодарных и восторженно откликавшихся на их искусство слушателей.

Все концерты строились по единому, не забытому до сих пор принципу: всякой твари по паре. Открывался концерт выступлением хора, в программу которого входили и патриотические, и лирические песни. А завершался – выступлением оркестра. В середину концерта, как правило, вставлялись танцевальные номера или сценки из спектаклей. А между ними пели сольно, играли на различных музыкальных инструментах, читали стихи и иногда показывали акробатические или даже цирковые номера.

Отец и сам нередко принимал участие в этих концертах – пел или аккомпанировал кому-либо на стареньком ободранном рояле, с незапамятных времен стоявшем на сцене Дома культуры. Кирилл Аркадьевич навсегда запомнил, как его отец пел в концертах две разнохарактерные песни из кинофильма «Свадьба с приданым».

Первая из них – «На крылечке» – до слез трогала Кирилла своей пронзительной мелодией, как, впрочем, не перестала волновать и по сей день:

На крылечке твоем каждый вечер вдвоемМы подолгу стоим и расстаться не можем на миг.«До свидания» скажу,Возвращусь и хожу,До рассвета хожу мимо милых окошек твоих…И сады, и поля, и цветы, и луга,И глаза голубые, такие родные твоиНе от солнечных дней,Не от теплых лучей —Расцветают от нашей горячей и светлой любви…

Если надо пройти все дороги-пути —Те, что к счастью ведут, я пройду: мне их век не забыть!Я люблю тебя так, что не сможешь никакТы меня никогда, никогда, никогдаРазлюбить…

Вторую же, шуточную, называемую «Куплетами Курочкина»:

Хвастать, милая, не стану,Знаю сам, что говорю.С неба звездочку достануИ на память подарю.

Обо мне все люди скажут:Сердцем чист и не спесив…Или я в масштабах вашихНедостаточно красив?

Кирилл запомнил вовсе не из-за простенькой мелодии, а из-за смешного недоразумения. Строки из последнего куплета: «Я тоскую по соседству, и на расстоянии, ах, без вас я, как без сердца, жить не в состоянии», Кирилл понял так: «Я тоскую по соседству, и на раз – то я не и». И очень удивился: во-первых, он не понял смысла в этих словах, а во-вторых, все это очень напомнило ему уроки в музыкальной школе, на которых его учительница – Вера Кузьминична – заставляла во время игры на фортепиано считать вслух: «раз-и, два-и» и так далее, чего он, честно говоря, терпеть не мог. Когда же недоразумение прояснилось, все, в том числе и Кирилл, очень долго смеялись.

Но больше всего на этих концертах Кириллу нравились выступления большого смешанного хора, и особенно две песни. Первая из них, горячо любимая папой, пелась так:

Для защиты свободы и мираЕсть гранаты, готова шрапнель.Наши пушки и наши мортирыБьют без промаха в цель!

Артиллеристы, точней прицел!Разведчик зорок, наводчик смел!Врагу мы скажем: «Нашу Родину не тронь,А то откроем сокрушительный огонь!»

Вторая же песня, особенно ее припев, очень нравилась Кириллу:

Светит солнышкоНа небе ясноеЦветут сады,Шумят поля.Россия вольная,Страна прекрасная,Советский край —Моя земля.

И спустя много лет, где-то в начале 90-х, увидев фильм Петра Тодоровского «Анкор, еще анкор!», Кирилл Аркадьевич в буквальном смысле вздрогнул, услышав в превосходном исполнении профессионального хора эту, давно уже не слышанную им, песню. И вновь, как уже не раз бывало, подумал и о схожести талантов отца и Петра Ефимовича Тодоровского, и о горькой несхожести их судеб.

А еще Кириллу запомнился артист, с блеском и невероятным артистизмом читавший со сцены различные басни – от Ивана Крылова до Сергея Михалкова. Звали этого самодеятельного артиста Вениамин Аркадьевич Бардин. По основной профессии он был врачом-рентгенологом и, как сплетничали взрослые, ужасным сердцеедом. Будучи холостяком, Бардин жил со старенькой мамой и являл собой предмет любовных вожделений не только незамужних, но и многих замужних жительниц их городка.

В нем поражало все – и внешность, и умение одеваться, и невиданные до того Кириллом, что называется, светские манеры. В будущем, увидев, а потом и познакомившись с блистательным Игорем Борисовичем Дмитриевым, Кирилл Аркадьевич всегда, общаясь с ним, вспоминал Бардина, чем-то неуловимо походившего как на самого Игоря Дмитриева, так и на его многочисленных киногероев. Надо было видеть выразительное, словно вылепленное скульптором лицо Бардина; гриву темных, слегка вьющихся волос; его стать и умение перевоплощаться на сцене, не говоря уже о смокинге – невиданной в провинции тех лет форме одежды, – чтобы понять: вот он, идеал мужчины и артиста!

6

В то лето, медленно катившееся к осени, в их городке установилась необычайно жаркая и душная погода. Уже к полудню солнце жгло невыносимо, и только к концу дня дышалось чуточку полегче. Большая полная луна, вползавшая по вечерам на небо, пугала всех своим кровавым ликом, и люди верующие, глядя на нее, тихонечко крестились.

Кирилл вместе с соседскими мальчишками во все глаза смотрел на круглую луну, пытаясь рассмотреть на ней неясные узоры, как будто нанесенные неведомым космическим художником.

– Пап, что там, на Луне? – спросил Кирилл отца, вышедшего с мамой, Костиком и тетей Олей на крыльцо.

– А что ты там увидел? – удивился папа. – Ах, это! Ты не знаешь? Да это ж отражение Земли. Точнее, отражение Кавказских гор, – скорее пошутив, чем сказав то, что думал в самом деле, ответил папа. Однако же Кирилл это запомнил, и всякий раз, увидев полную луну, он вспоминал отца и его шутку.

– Кирилл! – позвала его мама. – Мы в гости к Грусманам зайдем. Присмотри за Костиком, а то он куксится чего-то. Не обижай его. Мы скоро. Оля тоже быстренько вернется. Будь молодцом!