Антон Кротков - Выжить! В ледяном плену Страница 34

– На! Чтобы собравшееся общество не посчитало меня редким снобом плачу за всех и за всё!

В ответ Пабло услужливо раскланялся, словно официант перед щедрым клиентом, и тут же бросил деньги в костёр, чтобы поддержать его горение. В этот момент из полумрака неосвещённой пламенем костра части салона неожиданно появился Антонио.

– Я должен сказать вам… – заметно волнуясь, начал он. – Одним словом, если я вдруг умру, то разрешаю съесть моё тело.

В первую минуту все удивлённо замолчали, уставившись на капитана. Первым не удержался и прыснул от смеха Рафаэль. А Карлитос прокомментировал всю нелепость момента следующей репликой:

– Слава Богу, нас сейчас не слышит никто из нормальных людей, а то дело могло бы кончиться психиатрической клиникой, причём для всей присутствующей здесь компании.

Теперь уже все от души хохотали над собой и капитаном, который из самых благородных побуждений предложил товарищам себя на завтрак, обед и ужин.

На самом деле это была защитная психологическая реакция людей, чей разум всё ещё отказывался верить в реальность происходящего. Да, им приходилось по нескольку раз в день есть мясо мёртвых друзей, но до сегодняшнего дня эту тему обитатели горного убежища старались без особой нужды не затрагивать в разговорах, и даже не обдумывать. Даже Коча Инчиарте, делая своё предложение, использовал аккуратную фразу «отблагодарить тех, кто после своей смерти помогает нам выжить». А как конкретно мёртвые помогают живым, никто не решался произнести вслух. Подобную травмирующую информацию человеческий мозг, как правило, отправляет в запретные глубины своего подсознания, откуда она может прорываться только в виде кошмарных сновидений. Но после предложения Антонио запретный кошмар неожиданно превратился в фарс. Многие только теперь начинали избавляться от ощущения постоянного ужаса, в котором им приходилось жить. Оказывается и в аду можно от души хохотать над товарищем, который в своём кипящем котле имеет дурацкий вид. Точно также некоторые узники Бухенвальда и Освенцима впоследствии вспоминали, что даже в их совершенно чудовищной жизни людей, которых отлаженная система фабрики смерти методично превращали в затравленных животных, тем не менее, как это не прозвучит фантастически, случались комичные моменты, вызывавшие улыбку и даже смех. Именно юмор способен в ситуации продолжительного существования на краю безумия спасти разум от «перегорания психологической проводки».

Люди в стальной пещере испытывали чувство благодарности к Антонио, позволившему им посмеяться над самым страшным в их теперяшней жизни. Переза тут же предложили место у костра. Отныне он, как и в прежние времена своего капитанства, был вместе со всеми в общей спасательной шлюпке. Почти все были этому рады. Только Сэнди смотрела на своего кумира изумлёнными глазами. Она не могла поверить в то, что придуманный ею Бог сломался, и в своём жалком желании выжить изменил принципам. Саму её уже давно не мучил голод. Более того, у американки не осталось сил даже на страх. Целыми днями Холл лежала на своей подстилке в состоянии какого-то духовного оцепенения. Антонио почти всегда был рядом с нею. Она чувствовала, что он чем-то озабочен, но даже не подозревала, что Переза готовиться к капитуляции. Сразу после нелепого предложения себя в качестве потенциальной еды Антонио подсел к лежащей недалеко от огня Сэнди. Холл презрительно молчала, когда он пытался объяснить ей причину своего поступка. Но неожиданно Переза прошептал:

– Боже, как ты хороша – его сильные руки обняли её за плечи.

Сэнди не была готова к этому. До сих пор между ними не было произнесено ни одного слова любви, только однажды он нежно назвал её по имени. Но вот теперь, задыхаясь от волнения, Антонио торопливо шептал ей:

– Я сделал это только ради тебя, точнее ради нас с тобою. Я никогда даже не мечтал, что когда-нибудь встречу такую фантастическую женщину, как ты. Так неужели же я из тупой принципиальности позволю тебе умереть.

Тут Антонио почти дословно повторил слова, которые однажды уже говорил журналистке, спасая её из хаоса ночного бурана:

– Не волнуйся, Сэнди, я нашёл для нас двоих дорогу домой. Вот смотри.

Он разжал кулак, и женщина увидела на его ладони два кольца, сплетённых из медной проволоки, извлечённой из проводки какого-то авиационного прибора.

– К сожалению, золотых с бриллиантами здесь купить негде, но, по-моему, и эти неплохо смотрятся при данных обстоятельствах.

– Неужели, вы делаете мне предложение, мистер капитан? – холодно поинтересовалась Сэнди, но в глубине её глаз появились едва заметные искры эмоций.

– Именно! Но с одним условием.

Холл изобразила шутливое презрение.

– Да по какому праву вы, жалкий капитанишка, смеете ставить какие-то условия мне – «золотому перу» Америки!

– По праву любви – став серьёзным, сказал Антонио.– Моё условие такое: с завтрашнего дня ты начнёшь есть.

Уже давно погасло пламя костра, а Ховьер и Лилиан продолжали тихо разговаривать. У них обоих было такое чувство, что они должны немедленно многое рассказать друг другу. Ховьер крепко прижимал к себе жену и ласково шептал ей на ушко, как она важна для него, и как он ей бесконечно благодарен за то, что она всегда рядом. Ховьер и Лилиан были в числе тех немногих, кто до сих пор отказался употреблять в пищу мясо мёртвых. Лилиан просто не могла перебороть себя, а Ховьер привык во всём поддерживать свою вторую половинку. Но мужчину всё больше охватывало беспокойство: с его драгоценной Лили творилось что-то неладное. Она всё чаще жаловалась на головную боль, бледнела, худела не по дням, а по часам, и скоро совсем стала похожа на тоненькую девочку-подростка. Сегодня утром прямо на глазах Ховьера Лилиан впервые упала в обморок. Теперь Ховьер уже не был твёрдо убеждён, что они должны по-прежнему изображать из себя ревностных католиков, добровольно готовых уморить себя голодом, лишь бы не изменить своим принципам. Но он не знал, как ему убедить в этом супругу. Такой шанс представился ему совершенно неожиданно, когда Лилиан вдруг заговорила про душевные перемены, которые она чувствует в себе.

– Этот опыт заставил меня тонко прочувствовать чудо жизни. Когда мы вернёмся, то должны обязательно проживать каждый день максимально счастливо.

– Мы и так счастливы. Разве не так?

– Это правда – Лилиан благодарно прижалась губами к заросшей густой жёсткой щетиной щеке мужа. – Но я решила, что для полноты счастья нам не хватает ещё одного ребёнка.

– Но как же ты родишь, если не будешь есть?!

– Ты прав, завтра я поем. А когда мы вернёмся домой, у нас появится ещё один маленький Ховьер; ты, наконец, бросишь свою фирму, где из тебя выжимают все соки, и откроешь собственное архитектурное бюро. Я буду тебе помогать по административной части, так как в организационных вопросах ты сущее дитя. Вот увидишь, мы заживём намного лучше, чем прежде. А для этого я обещаю перебороть себя и начать есть. Обещаю тебе – завтра.

Ночью Карлитос проснулся от странного шума. Казалось, будто откуда-то издалека к ним на большой скорости приближается скоростной поезд. До сих пор ничего подобного здесь в горах Карлитосу слышать не приходилось. Осторожно, стараясь не разбудить спящих товарищей, он пробрался к выходу и начал разбирать чемоданы. Странный скрежет и свист с каждой минутой становились всё громче. И тут Карлитос увидел, как с вершины горы прямо на них стремительно летит исполинская белая волна. Сделать уже было ничего нельзя. Огромная масса снега приближалась к убежищу со скоростью 30 метров в секунду. Карлитос только успел крикнуть:

– Лавина!

И тут же последовал мощнейший удар. Снежная волна ворвалась внутрь убежища, переворачивая и круша всё на своём пути. Всё было кончено за несколько секунд…

*

Индеец обнаружил себя зажатым между узкими стенками ледяной пропасти. В своей глубине расщелина, в которую провалился Чарруа, сильно сужалась. Он едва мог пошевелить плечами, так плотно его сжимали тиски стен. Словно в насмешку судьба вернула ему зрение, не подарив хотя бы из милосердия к приговорённому последнюю привилегию – полюбоваться напоследок на клочок синего неба над головой. Дело в том, что по мере нарастания своей глубины расщелина принимала изогнутую форму, так что и сверху над беспомощным человечком, угодившим в ледяную ловушку, тоже нависала стена из голубоватого льда. Биться, и звать на помощь в этой глуши было бесполезно.

Чарруа не помнил, как долго продолжалось его падение в расщелину. Да это было и не так уж важно. Как человек, не успевший по своему рождению и воспитанию далеко оторваться от природы, «Чёрный орёл» стал готовиться принять смерть достойно. Да и чего ему было бояться, если Чезе был уверен, что, совершив переход по всем правилам, скоро окажется в прекрасной зелёной стране в кругу своих предков. Если уж ему не удалось выбраться из мёртвых гор в этой жизни, он сделает это по ту сторону смерти. В сознании индейцев племени Чарруа между миром живых и миром мёртвых никогда не было особой пропасти. Для каждого из них смерть была чем-то вроде большого путешествия, к которому важно хорошо подготовиться.