Елена Вернер - Синяя веранда (сборник) Страница 35

Вера попыталась унять дрожь, пальцы ее тряслись. Она обхватила себя руками и стала чуть покачиваться на стуле. Взяла стакан с края стола, попила воды, скривилась, судорожно вздохнула, потянулась к нижнему ящику стола, но, услышав шаги, отдернула руку. В этот момент вернулась Антонина Сергеевна, радостная. Положила перед Верой стопочку денег.

– Вот. Твои тоже взяла.

Вера не глядя положила деньги в карман. Пошла мыть руки к раковине.

– Архипов заходил, что ли? Видела его… Кого на этот раз притащил?

– Котенка.

– Зверинец развел. Людей-то не щадит, изверг, а над кошками трясется… Несладко, поди, парню этому у него в ШИЗО, – покачала головой Антонина.

Вера машинально принялась драить раковину губкой. Антонина Сергеевна продолжала монолог:

– Мой вчера напился снова. Приполз на бровях. Я ему: «Ах ты гад, где взял?», а он мне: «Люблю тебя, киска». Киска… – усмехнулась она. – Я-то… Вот страна… Мужиков нет, все по тюрьмам да по зонам, а остальные пьют. Или еще лучше, и то, и другое. Вот и этот тоже, герой. И ведь где водку-то взял, поселок же! Шмонают четыре раза в сутки. Но вот приперло… Его ж, знаешь, когда взяли ночью тогда, еле на ногах стоял, говорят. Конвойному заехать попытался…

– Так подождите, – вдохнула Вера. – Его за пьянку закрыли?

– Ну я ж тебе говорю, тепленького взяли, прям у барака, ночью! Не слушаешь, – махнула рукой Антонина и принялась шумно пить чай. Вера отложила губку, сполоснула руки и вытерла их. На ее лице было великое облегчение.

Полутемный сырой подвал освещался только маленьким оконцем у потолка, через которое была видна трава: окно упиралось в газон. Саша сидел с безучастным видом, как всегда голый по пояс, его тело было усеяно кровоподтеками. К «глазку» подошел кто-то:

– Заключенный Рокотовский, встать, – приказал голос конвойного.

Саша поднялся на ноги, шагнул к двери. Конвойный открыл дверь и выпустил его. Там, в коридоре, стоял еще и начальник ШИЗО Архипов с черной тряпкой в руках. Конвойный снял с Саши наручники, и стали видны кровавые ссадины на запястьях – от подвешивания к потолку. Архипов бросил Саше под ноги тряпку:

– Надевай.

Саша не торопился, он в дикой ярости был готов броситься на Архипова, как зверь – на своего врага. Конвойный напрягся, Архипов сощурился:

– Ты, гнида, сейчас берешь футболку и надеваешь ее…

Саша продолжал смотреть.

– Еще пятнадцать суток – хочешь?.. Сгною тебя, падлу, на хер, – процедил Архипов, хотя сделал шаг назад. Саша поднял тряпку, и правда оказавшуюся футболкой, и надел ее.

– Пошел, – приказал конвойный и хотел было подтолкнуть Сашу, но в последний момент отдернул руку, словно от ожога, и все трое вышли из подвала.

На улице Саша оказался уже один. Он оглядел двор без всякой радости, хотя ранний вечер стоял ясен и свеж, и направился к своему бараку, по пути стаскивая с себя футболку. Бросил ее прямо на землю перед собой и прошел по ней, оставив на ткани пыльные следы.

Когда он открыл дверь в хату № 15, его встретил шум одобрения. Здесь собрались Виталик, Картон, Коробин, Соловей, Кузя, Паша Железняк и еще несколько зэков. При виде Саши они все разулыбались. Послышались голоса:

– О, Санек! Красава!

Виталик похлопал Сашу по плечу:

– Здорово, братан.

– Ты с подвала поднялся, с нас «поляна», – объявил Кузя, указывая на накрытый стол. Там лежали овощи, потемневшие бананы, бутылки с газировкой, хлеб, колбаса, открытые консервы, несколько пачек сигарет стопкой.

– И водочка? – усмехнулся Саша.

– Не, Виталик не разрешил, – развел руками Соловей. Остальные засмеялись. Саша сел к столу, остальные тоже похватали еду.

– Еще бы телок сюда нагнать, – фантазировал Соловей.

– Ага, и чтоб машина инкассаторская под окнами перевернулась… – хмыкнул Кузя.

В этот момент к Саше подошел Картон и вытащил из кармана деньги. Положил перед Сашей:

– В-вот, Саш. Д-долг наш… – и кивнул на Коробина. Саша кивнул, посмотрел на Коробина, жавшегося в углу и глядевшего затравленно:

– Слышь, Очковед, чё мнешься, дуй сюда.

Коробин вздрогнул, шагнул ближе. Саша кивнул на свободный стул:

– Ешь давай, не хрен над душой стоять, понял. Тебя как звать?

– Боря, – ответил Коробин, начиная есть.

– О, у нас на зоне крыса жила, – оживился Соловей, – мы его Борькой звали. Умная тварь, вообще!.. Эйзенштейн, мать его…

Скоро все было съедено, остались только крошки и обертки. Картон убирал мусор, вытирал стол, Кузя, Соловей, Коробин собрались уходить.

– Санек, – обратился Кузя, – сыгранем после проверки? Через часок?

– Не знаю, пойду покачаюсь, понял. Может, и сыгранем, – ответил тот.

Солнце уже почти село, когда Саша подошел к турнику. Спортплощадка со старыми снарядами располагалась метрах в пятнадцати от медсанчасти. Он прыгнул на турник и без малейших усилий стал подтягиваться, раз, другой, третий… Его литые мышцы перекатывались под кожей, испещренной ссадинами и кровоподтеками.

В это время Вера в своем кабинете вешала только что постиранную марлю на окно. Машинально бросила взгляд на двор, заметила Сашу и дернулась, как под током. Марля выскользнула из ее пальцев и легла на дощатый пол. Вера юркнула за оконный проем, словно Саша мог ее заметить. Но через несколько секунд, пытаясь привести в порядок дыхание, девушка выглянула из укрытия и стала исподтишка наблюдать за ним. Так она стояла до тех пор, пока Саша не соскочил с турника и ушел восвояси.

Снова день. Коля-Художник сидел под навесом беседки и чертил на бумаге лабиринт – из тех, что публикуют в газетах рядом с кроссвордами. Рядом с ним лежала раскрытая книга, и ветер листал ее страницы. На дорожке от медсанчасти появилась Вера. Когда она поравнялась с беседкой, Коля окликнул ее:

– Здравствуйте, Вера…

– Здравствуйте, Николай, – улыбнулась Вера и шагнула к нему. – Работаете?

– Отбываю, – добро усмехнулся он.

– Да и я отбываю, это как посмотреть, – парировала Вера.

– Верно, – кивнул Коля довольно.

– Знаете, вот такие наши разговоры мне напоминают обмен…

– Банальностями? – продолжил за нее Коля. Вера кивнула и засмеялась.

– Ну, банальность или мудрость, кто теперь разберет? – продолжил он. Девушка молча улыбалась, потом двинулась по дорожке дальше:

– До свидания, Николай.

– До свидания, Вера.

Вера, все еще улыбаясь во весь рот, шла дальше, как вдруг на тропинке перед нею словно вырос Саша Рокотовский. Ее улыбка остекленела и рассыпалась, но голова осталась поднятой. Их глаза на мгновение встретились, и они прошли совсем рядом друг с другом, едва не столкнувшись плечами, но при этом как-то очень аккуратно. Так проходят мимо только знакомые люди. Вера скоро скрылась в столовой, а Саша подошел к Художнику и сел рядом. Не удержался – быстро посмотрел еще раз на здание столовой и отвернулся. Долго наблюдал, как Коля чертит лабиринт.

– Хочешь попытаться? – Коля без приветствия протянул Саше лист.

– Что, пройти?

– Да.

Саша взял карандаш и лабиринт и начал подбирать правильные ходы, водя кончиком карандаша по дорожкам.

Вера в это время стояла в столовой поселения, точнее, на кухне, среди больших кастрюль и плит. Было сравнительно тихо, только у грязного окна посудомойка с красными руками домывала последние тарелки. Отец Веры, тот самый мужчина, что приходил в санчасть во время ее болезни, в грязном халате протирал рабочие столы и выливал содержимое кастрюль в ведра с надписью краской «помои». Он хмурился, Вера тоже.

– Вера, ну пойми ты…

– Папа, она же старше меня на два года…

– Возраст тут при чем? При чем возраст-то?

– Да не нужен ты ей, – тихо пробормотала погрустневшая Вера. Отец тем временем взял остаток гречневой крупы в полиэтиленовом мешке, пару банок консервов и сложил их в хозяйственную сумку, стоящую под столом. Вера указала на это рукой:

– В этом все дело.

– Я с тобой дома поговорю. – Отец стал переносить ведра на заднее крыльцо столовой, Вера следовала за ним по пятам:

– Там твоя Катя теперь живет. А меня просто ставят перед фактом. Конечно, она уцепилась, мужиков тут не так много, зэки и бывшие зэки – вот и весь выбор. Если бы она была хорошей, я бы слова не сказала, пап, ты же знаешь. Но почему все так изменилось? И ты теперь другой! Ты носишь ей зарплату и ворованные продукты. При маме ты никогда не воровал.

Отец звонко поставил ведро на крыльцо и отвесил ей оплеуху, не сильно, но весьма ощутимо:

– Молоко на губах не обсохло. Стыдить она отца будет!

Вера стояла и смотрела. Без осуждения, скорее тоскующе. Отец скрылся в помещении, но вскоре вышел, уже без халата, в обычной одежде и с хозяйственной сумкой в руке:

– Дома поговорим.

– Я пока тут поживу. – Вера прикусила губу, чтоб не расплакаться, и вдруг со всех ног бросилась через двор к медсанчасти.

Саша отвлекся от лабиринта и тут же увидел бегущую Веру. Проследил ее путь до крыльца медсанчасти и снова вернулся к лабиринту. Прикинул еще один вариант и отложил лист и карандаш: