Татьяна Соломатина - Мало ли что говорят Страница 35

Маленький тест: что бы предпочли вы – 1) глубокую перманентную тоску или 2) резь в животе раз от раза?

Если первое, то «вторая натура» победила.

Если второе – у вас ещё есть шанс. Старайтесь просто оставаться в живых подольше.

Был ли у Джима шанс или нет – Соне было неведомо. Но, что важнее, – он в него верил. И всё ещё отчётливо слышал зов.

Эх, поздно Майкл проболтался.

Зато теперь сразу стало понятно, почему Сонин скромный фенотип привлёк пристальное внимание ветерана всевозможных фронтов. Достаточно высока, всё ещё стройна (а уж для Америки – так и вовсе тоща!), несмотря на фаст-фудную прибавку в весе, и цвет волос, что называется, пшеничный… А она ещё, балбеска, невольно подогрела косвенный интерес, заунывно жалуясь Джошу и Джиму на перекурах, как надоело работать вообще и в медицине – в частности. Потому как последнюю, по большому счёту, не любит, несмотря на все достижения и вполне приемлемую динамику «роста». И по возвращении на родину немедленно уволится отовсюду и понятия не имеет, чем займётся! Наверное, станет писателем. Хотя по издательствам бродить с рукописями в протянутой руке тоже противно. Эх, родина, родина…

Да и повод хороший – Соня после этой стажировки предположительно просто не в силах будет подойти к родному обшарпанному родильному дому и поливать слезами материально-техническую базу клиники и нищету кафедры. Она наконец сможет, запершись в доме обетованном, жарить блины и графоманствовать с утра до вечера. И всем мытарствам придёт «Absolute Peas Debts»[47], хотя никакого смысла в этом выражении нет, дорогие американские мужчины. Даже не ищите. Ни смысла, ни грамматической верности. И к чёрту дешёвый патриотизм в виде размышлений о судьбах родины. И нытьё о жажде видеть себя в переплёте или хотя бы обложке! В конце концов, писатель тот, кто не может не писать, – сказано давно и не нами.

Всё равно Джим и Джош Соню не понимали, интересуясь больше таинственной «совершенной задолженностью бобовой культуры»[48]. Но, видимо, Джиму и без слов на понятном ему языке было ясно, что она – та самая желанная домашняя сука. Причём породистая – до́лжного роста в холке и правильного окраса. Дрессированная и с медалями. Это всё «сучий фимиам», как говаривала Сонина прабабка, – вечно бежит впереди паровоза, надевая на всех встречных-поперечных мужиков розовые очки!

Как-то во время перекура Джим, обращаясь к Соне, мимоходом обронил обыденно-американское «honey». Джош попытался было превратить всё в шутку, театрально кривляясь и целуя Соню в щёчку. Ах, милый Джош! Но упёртых на хромой козе не объедешь. Соня не сделала вид, что проехали, и тут же сообщила, что предпочитает другие прозвища. К примеру, ЛЮБИМЫЙ зовёт её… И ещё раз акцентировала – не «boyfriend» и не «husband», а именно – «Beloved»[49].

– Beloved зовёт меня «маленькая ненаглядина»!» – в духе шекспировских трагедий возопила она, воздев ручонки к небесам.

Как перевести это интимное словосочетание в условиях заокеанской лаборатории? Ненаглядная гадина… ненасытная самка… любимая блядь?.. Бросив затянувшиеся переводческие потуги, Соня круто заявила, что на будущее имени достаточно.

Кстати, накануне она рассказывала полную трагизма историю о том, как в детском саду хотела на утреннике быть Снегурочкой, а получила роль всего лишь снежинки, долго и нудно пытаясь растолковать собеседникам, «в чём прикол». «Это girl-friend вашего Санта-Клауса?» – «Это – Snow Maiden[50]. Она – внучка. А «утренняя» снежинка – это толстая девочка в идиотской балетной пачке, обмотанная «дождиком», с корявым кокошником на голове, изображающим кристаллическую решётку».

Джиму «snowflake» показалось более благозвучным, чем «Снегурочка» или «Ненаглядина», и Соня стала «снежинкой». В очередной раз! Ужас да и только – к ней насмерть прилипло новое прозвище, что выглядело особенно нелепо в силу некоторых произошедших с ней позднее метаморфоз.

– Так афроамериканцы называют белых, да? – ворчала Соня. – Снежок?!

Всё равно они её не понимали.

Джим произносил кличку сакрально. Джош, индейская морда, немало забавляясь, выкрикивал его в отделении и даже операционном блоке, изображая попутно «танец снежинки», в его интерпретации более походящий на брачные конвульсии варана.

«Идиот! Lizard!»[51]

Ящерица и снежинка.

Индеец и Снежок.

И старина Джим, не понимающий, почему названия кристалла льда и земноводного могут быть ласковыми прозвищами. С чувством юмора у него, увы, было не очень. Никто не совершенен…

Забавное трио.

«Где ты, Beloved?!»

Мелкие презенты – блок «Мальборо», затейливую канцелярскую принадлежность, музыкальный диск или тому подобное – Джим преподносил умело – как бы невзначай. А Соня, без зазрений совести, как бы ненароком принимала – чай, не бриллианты. Да и отказать значило – обидеть. Она так думала. Наверное…

Но когда очередной «невзначай» нарисовался бутылкой дорогого вина вкупе с предложением совместного распития в «домашней атмосфере» вечером, формального этикета уже не хватило – Сонечка пришла в лёгкое замешательство. И, видимо, справилась с ним недостаточно быстро, так как следом тут же прозвучало: «Может быть, тогда СонЬя окажет мне честь съездить на выходные в Салем и посетить последнее прибежище старого холостяка? Да-да, разумеется (с ударением), Джоша и Майкла я уже пригласил… Сам». («Ага, с сарказмом, в отличие от юмора, всё ОК!») Мол, после работы заедем в Бруклайн, а «СонЬе» требуется всего лишь взять всё необходимое, чтобы «спокойно» (с ударением) переночевать у Джима в любой комнате на выбор, поскольку от него элементарно будет удобнее выезжать на следующий день.

В Салем ей, конечно, хотелось…

Она заверила Джима, что нет никакой необходимости заезжать за ней утром, – мол, девочка взрослая, прибуду, куда скажут. Поблагодарила за оба приглашения. Отказалась от первого. И не дав ему опомниться, ретировалась… Прихватив бутылку вина.

«А не́чего!»

Стоит сказать – Соня не испытывала ни малейшего опасения, что Джим, в духе пошлых бульварных клише, «накинется на неё» и «сорвав одежды, овладеет». Женщина, при условии, что она не считает любого представителя пола male тупым членоголовым животным, точно чувствует, что он к ней испытывает. А чувствующая и способная к анализу женщина в состоянии оценить перспективу. С вероятностью девять из десяти такая женщина точно знает, что и когда ей предложат – руку или койку.

Руку, отягощённую койкой, или койку, отягощённую сердцем.

Или… руку и сердце с приложениями, но без отягощений.

Соня всегда была в состоянии уже в первые две минуты общения определить соответствующую типажу полоску спектра – от полярного равнодушия до тропических страстей, через все нюансы умеренно-континентального интереса. При этом по возможности оттягивая неизбежный момент соответствующего ответного «признания». И всегда завидовала девушкам, с ходу могущим отрезать: «Вы похожи на однопроцентый кефир, а я предпочитаю шотландское виски двенадцатилетней выдержки. И вообще, вы – мерзкое ластоногое, а я люблю владимирских тяжеловозов. Вы – тупица, у вас воняет изо рта и перхоть сыплется в карманы вашего нелепого пиджака… Ах, вы ещё и хам?! Подите прочь! Вы мне неинтересны!» Эх, скольким Соня произносила подобные тирады мысленно, не желая публично унижать даже самого распоследнего мудака. Предпочтение обычно отдавалось плану «Б» – срочные дела, ошибка на одну цифру в телефонном номере и тому подобное.

Джим точно не был мудаком. Поэтому сакраментальное: «Давай будем друзьями!» – Сонечка смогла бы выдать только в случае крайней необходимости. Да – это малодушие. Так она не претендовала на медаль «За отвагу», заслуженную на любовных фронтах.

«Может, как-то обойдётся одновременно и без объяснений и без обид?» – подумала Соня и отправилась в уютную маленькую парикмахерскую недалеко от дома.

Утром, ровно в назначенное время, она постучала в двери аккуратного особнячка. Сразу после того, как её, ничуть не смутившись, уже облобызал приветливый Бьорк. В отличие от его хозяина. Тот, открыв дверь, остолбенел. «Вражеская пуля оборвала пламенную речь комиссара на полуслове!» – этого Соня и добивалась вчера в парикмахерской и не только там. Поздоровавшись, она сняла куртку, отодвинула с прохода мумию Джима и прошла на кухню, откуда уже доносились жизнерадостные голоса Джоша и Майкла.

Взглянув на них мельком и посоветовав закрыть мгновенно онемевшие рты, Соня принялась варить кофе. Мумия Джима ожила и появилась в дверном проёме. Немая сцена – картина Ильи Репина «Не ждали». Сейчас должно прозвучать: «Кто-нибудь знает эту девушку? Почему она распоряжается на моей кухне? Позвоните 911!»

Сцену прервал Джош, прокрякав что-то банальное о Сонином потрясающем виде. А то она не знала! Вид-то действительно представлял собой нечто однокоренное с русским существительным «трясучка». Ультракороткая стрижка, самый чёрный оттенок волос, найденный в арсенале салона, ярко-алые губы, развратный прозрачный гольф, короткая белая юбка с разрезом и чёрные замшевые сапоги-чулки. Им, привыкшим созерцать её милой уютной барышней в бежево-голубых тонах, было нелегко. Мужчина в замешательстве – жалкое, но порой весьма занятное зрелище.