Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том шестой. Для радости нужны двое Страница 36

К одиночеству, как и к хроническому недомоганию, недосыпанию, недоеданию, нельзя привыкнуть, но можно притерпеться, можно втянуться в эту лямку. После отъезда Ули Мария нашла в себе силы и втянулась. Втянулась настолько, что в последнее время стала даже находить в одиночестве тихую радость. Конечно, круг общения Марии пока еще был велик, но состоял в основном из людей, желавших получить от ее щедрот, деловых партнеров и подчиненных или таких же, как и она сама, не познавших радости материнства Николь и Хадижи. С ними ей было приятнее всего. Они не лезли к ней в душу, понимали ее в главном, как самих себя, бодрились изо всех сил и не раз отодвигали Марию от приступов глухого отчаяния, как от края бездны.

С раннего утра с удовольствием Акакия Акакиевича из гоголевской «Шинели» Мария копалась в бумажках. Цифры всегда завораживали и даже словно пленяли ее, каждую она ощущала как живую. Были среди них любимчики: 9, 1, 7, 3… Были и такие, к которым душа ее относилась довольно холодно: 6, 8, 5, а были и средненькие, не плохие и не хорошие, но вполне терпимые: 2, 4. Она думала заниматься до глубокого вечера.

В четыре часа дня Мария сладко потянулась и решила сделать перерыв, сварить кофе, но едва она поднялась из-за стола, как в грудь вдруг толкнулся знакомый холодок – холодок, всегда сопутствовавший в ее жизни нечаемой опасности. Инстинктивно она даже протянула руку к приоткрытой дверце сейфа за револьвером… напрягла слух, затаила дыхание – нет, во всем доме стояла полная тишина… а в груди толкнуло еще раз… Сомнений не оставалось: надо бросать все и немедленно ехать на фирму. Ехать сию минуту, потому что счет пошел именно на минуты, иначе ей не успеть… Куда? Зачем? Кто его знает, но медлить нельзя. Быстренько покидала в сейф бумажки и, прежде чем закрыть его, поколебавшись секунду, все-таки вынула револьвер и бросила в свою дамскую сумочку, отчего та сразу стала тяжеловатой. Наряжаться было некогда, и Мария вышла из дома в том же холстинковом платье и тех же удобных берберских сандалиях на толстой подошве и с закрытой пяткой, в которых работала за столом. Щенок Фунтик хватал ее за подол платья, пытаясь не выпустить из дома. Мария погладила пса, потрепала его мордочку с отвислыми темно-коричневыми ушами, потом подняла указательный палец, что означало непреклонность ее решения: «Жди, Фунтик, жди». Обиженный, щенок забился под лестницу.

Солнце пекло по-настоящему и, хотя сместилось на запад, было еще почти такое же белое, маленькое, убийственное для всего живого, как в полдень. Да все живое и попряталось с утра по норам и расщелинам, и ни одна мошка не высовывалась, а волнистый воздух дрожал над землей, как над раскаленной печкой. Чтобы не возвращаться в дом самой (пути не будет), Мария попросила служанку сходить за широкополой Улиной шляпой и холщовой сумкой да заодно бросить туда немножко лимонов и апельсинов – по такой жаре не помешает освежиться в дороге.

Купленный в Марселе белый кабриолет доставлял ей истинное наслаждение. Насколько хватало глаз, белая известковая дорога была пустынна, и Мария с удовольствием прибавила газу. Мощный поток встречного воздуха сбивал зной, и ехать было вполне комфортно, тем более в шляпе с широкими полями, предусмотрительно завязанной тесемками под подбородком.

В сердце опять толкнуло знакомым холодком. Вскоре показались вдали те самые серые осыпи, у которых стреляли в нее туареги. Еще раз толкнуло в груди, и в ту же секунду плотная тень накрыла машину и над головой Марии что-то взревело, залязгало, загрохотало!.. Мария чуть не выпустила руль и автоматически сбросила скорость. Прямо перед ней на дорогу садился аэроплан. Когда она подъехала к нему, открылся прозрачный фонарь кабины, и пилот, сорвав с головы шлем, громко крикнул:

– Я приветствую вас, мадемуазель!

– Надо говорить: «Я приветствую вас, мадемуазель Мари», – в наступившей тишине заглохших двигателей холодно поправила его она.

Ловко спрыгнув на землю, летчик направился к авто.

– Я приветствую вас, Антуан!

– О, вы помните мое имя?! – В карих глазах пилота вспыхнула лучистая улыбка и так осветила его угрюмое большелобое лицо, что перед Марией вдруг предстал совершенно другой, необыкновенно обаятельный человек.

– Какая вы хорошенькая! – просто и доверительно проговорил Антуан, и в его светоносных глазах блеснули кураж и удаль.

Мария даже замешкалась с ответом.

– Какой вы нахал! – наконец улыбнулась она. – Редкий нахал! – И засмеялась серебристо и призывно.

– Нахальство – это у меня родовое, – как бы сожалея, подтвердил он, вплотную подходя к сидящей в авто Марии. – Я случайно бросил на землю взгляд, увидел, как вы скучно тащитесь, и решил вас развеселить: тихо спланировал, а потом дал форсаж… Вам понравилось?

– Еще бы! Кому не понравится, если вдруг над его головой ударят в медные тазы тысячи чертей!

– Я рад, что доставил вам удовольствие. А не хотите ли прокатиться на моем Россинанте?

– Какая же Дульсинея откажется! – неожиданно для себя согласилась Мария.

– Тогда вперед! – И он любезно приоткрыл дверку авто, но не как лакей, а как равный равному. – А-а, вон, я вижу, у вас плед на заднем сиденье, возьмите его с собой.

– Зачем?

– Вверху холодно. Я в летной куртке и в комбинезоне, а вы закутаетесь в плед. Мой старикашка, конечно, дышит на ладан, но тысяч на шесть мы еще сможем вскарабкаться. Это «Потез»[39] – он предназначен для аэрофотосъемок, но на моем оборудование давно демонтировано.

Мария поставила машину на обочину. Хотела прихватить с собой еще и холщовую сумку с лимонами и апельсинами, но не дотянулась до нее со своей левой стороны, а обходить машину поленилась: «Пусть полежит полчасика…»

Антуан помог пассажирке сесть на дальнее сиденье за креслом пилота, а потом сел сам. И хотя его спина в вытертой кожаной куртке заслонила обзор, Мария поймала себя на мысли, что она впервые в жизни так надежно, так уверенно чувствует себя за спиной мужчины.

– А нам хватит разбега? – спросила она, имея в виду осыпи, до которых было метров триста.

– Посмотрим, – бесцветным голосом отвечал Антуан, заводя двигатель.

Самолет затрясся на месте, большой деревянный пропеллер стремительно набирал обороты. Марии показалось, что прошла целая вечность. Наконец тронулись, и все быстрей, быстрей, все ближе к серым осыпям, вырастающим на глазах прямо-таки до гигантских размеров. Казалось, всё… Но самолет оторвался от земли и взмыл так близко от подножия осыпи, что Мария увидела пыль, поднявшуюся над остроугольной вершиной.

Первые четверть часа самолет круто полз вверх, и скоро в кабине стало холодно. Мария запахнулась концами пледа, подстеленного на сиденье кресла. Из-за гула мотора говорить было бессмысленно. Причудливо разграфленная земля внизу уходила все дальше, а в кабине становилось все холодней. Мария почувствовала освежающую, пьянящую разреженность поднебесья. Она не видела облачка, что летело прямо по курсу самолета, и, когда они вдруг очутились в его серой мгле, стало страшновато. Благо, это длилось не дольше двух минут – и снова ударил свет. Только крупные капли воды на стеклах фонаря еще несколько секунд свидетельствовали о том, что они побывали в облаке, но вскоре капли исчезли, оставив после себя только легкие кружочки пятен.

Наконец Антуан выключил мотор, и самолет словно повис в воздушном потоке, медленно спускаясь по нему, как по отлогому склону.

– Замерзли?

– Почти.

– Возьмите наушники внутренней связи, чтобы вы могли командовать мной в полете. – Антуан протянул через плечо круглые мягкие наушники и точно такие же надел на себя.

– Как меня слышите?

– Не кричите.

– Ясно. А теперь повелевайте, куда мы двинем.

– В Сахару! – не задумываясь, выпалила Мария.

– Она большая.

– Я в курсе.

– А вы бывали в Сахаре?

– Да.

– Тогда нам нужно хотя бы перелететь горы Берегового Атласа. – Он включил двигатель и, медленно разворачиваясь по большой дуге, стал наращивать скорость. Теперь солнце осталось справа и не мешало обозревать землю под крылом. Они летели не выше пятисот метров, и это было прекрасно – вся земля как на ладони. У северных отрогов серо-желтых выжженных гор Антуан заметно поднял самолет, но, едва они перелетели высшую точку, заскользил по южным склонам все ниже и ниже. Скоро Мария поняла, что он гонится за стадом газелей, то ловко накрывая их тенью от самолета, то будто отпуская на волю.

– Эй! – Мария постучала кулачком по затянутой в кожу спине пилота. – Прекратите!

– Я просто хотел, чтобы вы рассмотрели их поближе.

– Я рассмотрела, – с открытой враждебностью в голосе сказала Мария. – Вам нравится преследовать беззащитных?!

– Не очень.

– Слава богу! А то я решила, что вы не только нахал, но еще и садист!

– О, мадемуазель Мари, я иногда бываю редкой сволочью, но чаще всего не от жестокосердия, а по глупости.