Мариам Петросян - Дом, в котором… Том 3. Пустые гнезда Страница 37

–  Что за автобус такой?  – спрашиваю я Лэри после завтрака.  – Про который все кругом говорят.

Он зевает, как крокодил, и уныло таращится.

–  Автобус? Да нет никакого автобуса, ты чего? Откуда бы он взялся? Просто болтают люди. Кто-то пошутил, а остальные подхватили.

–  И ты подхватил? Ты тоже все время о нем болтаешь.

–  Я?  – он почему-то обижается.  – Ничего я не подхватывал. Зачем мне это? У меня своих проблем хватает.

–  То есть тебе это ни к чему. Тебе и так хорошо.

Лэри совсем мрачнеет.

–  Конечно, мне хорошо. Я – что? Мне скажут – автобус, я и сяду в него.

–  Сядешь в придуманный автобус?  – не веря своим ушам, уточняю я.

–  Надо будет сесть – сяду,  – Лэри нервно оглядывается и нагибается ко мне. Левый глаз его жутко косит.

Прочел на стене: «Непрестанно размышляя, открыл Закон Непротивления. За справками обращаться в шестую с 3.00 до 3.05». Большой Брат.

Ко мне подходит Крысенок Белобрюх и, стесняясь, просит написать о нем в «той своей тетрадке».

–  Зачем?  – удивляюсь я.

–  Чтоб я там тоже был.

Смотрит умоляюще, щеки вымазаны шоколадом, сам как будто лет на пять младше, чем все здешние.

–  Слушай, а вообще-то сколько тебе лет?  – спрашиваю я его.

–  Шестнадцать,  – говорит Белобрюх, сразу мрачнея.  – Ну и что?

–  Зачем тебе нужно быть в моем дневнике? Только честно.

–  Это мой первый круг,  – признается он убитым тоном.  – Я должен фиксироваться, где только смогу, а не то вылечу.

–  Куда? – я уже почти завываю. – Куда ты вылетишь?!

Сфинкс говорит, что если я буду пугать малолеток, он надает мне по шее. «Это он меня напугал, а не я его».

Утром просыпаюсь от какой-то возни у окна. Открываю глаза и вижу, что все сгрудились у подоконника. Что-то обсуждают, спорят и кричат.

–  Говорю вам, это Соломон и Дон вернулись!  – орет Шакал.  – С отрядом мстителей-единомышленников! Вот увидите, я угадал!

–  А я вот считаю, что это люди из соседних домов,  – высказывает предположение Лэри.  – Явились требовать, чтобы Дом поскорее сносили. Устали уже ждать.

–  Да нет же, это точно чьи-то родители!  – волнуется Рыжая.  – Только родители способны на такое.

–  Ты думаешь, там могут быть наши бабушки?  – с ужасом спрашивает Слепой. Он тоже торчит у подоконника, но наружу, конечно, не высовывается.

–  Почему именно бабушки?  – удивляется Рыжая.

–  Что там такое?  – кричу я.  – Что случилось?

Ко мне оборачивается только Сфинкс.

–  Там палатки. Возле самого Дома,  – объясняет он.  – Четыре штуки.

–  Кемпинг!  – орет Табаки, повисший на оконной решетке.  – Целый кемпинг мстителей!

Я начинаю одеваться. Почему-то в страшной спешке. На подоконник мне не взобраться, даже если с него все слезут, но я все равно веду себя так, как будто сейчас встану, растолкаю всех и тоже посмотрю.

Единственный, кто остался на кровати, кроме меня,  – Лорд. Курит и делает вид, что ему на все наплевать.

–  Бабушки как раз вряд ли поселились бы в палатках,  – говорит Рыжая.  – Мне так кажется…

Рыжая стоит на подоконнике в полный рост, в куцей маечке на бретельках и в трусах. Майка не дотягивает до пупка, а трусики у нее ярко-красные, под цвет волос. Под мышкой зажат пыльный мишка. Я соображаю, что Лорду это вовсе не нравится. Что он потому сидит такой мрачный, что Рыжая торчит в окне полуголая, хотя ему бы лучше порадоваться, что не совсем голышом. Она и без майки бы там запросто встала, уж я-то знаю.

–  У Слепого паранойя,  – хихикает Табаки.  – В последнее время ему везде мерещатся чьи-нибудь бабушки. Он просто потерял из-за них покой.

–  А почему не дедушки?  – спрашивает Русалка.

–  Интересно, когда они вылезут наружу?  – говорит Лэри.

Я уже одет и подползаю к краю кровати, поближе к ним. Не посмотреть, так послушать. Македонский, заметив мой интерес, подходит к кровати.

–  Хочешь поглядеть? Ползи к окну, я тебя подсажу.

–  Не надо,  – говорю я.

Пока я ползу к окну, Русалка с него слезает. Она в мужской пижаме, которая велика ей размера на три. Рукава она подвернула, но штанины болтаются, как у клоуна. Рыжая, держась за решетку, протягивает мне руку и втаскивает наверх, почти без помощи подталкивающего снизу Македонского.

И вот я наконец их вижу. Четыре палатки. Две защитного цвета, одна оранжевая и одна тускло-синяя. Стоят они действительно вплотную к сетке, как будто Дом вырастил их на себе за ночь, как грибы.

–  Мне кажется, это экстремалы из шестой,  – задумчиво говорит Сфинкс.  – Может, Черный решил начать приучать их к Наружности. Поэтапно.

–  Пойдем во двор?  – кричит Рыжая.  – Поглядим на них вблизи?

–  А завтрак?  – возмущается Шакал.  – Вы все совсем уже перестали завтракать. Мне одному в столовой скучно!

Я смотрю на палатки дольше всех, потому что последним их увидел и потому что не могу слезть. Всем уже надоело обсуждать это явление, и через некоторое время я остаюсь на подоконнике один. Македонский, снимая меня, старательно отворачивается от окна.

–  Ты чего?  – спрашиваю я его.

Он пожимает плечами.

–  Так. Неинтересно.

Почему-то я ему не верю.

В коридоре все дружно мрачнеют и надевают темные очки. Стены уже не страшные. Они теперь светло-кремовые, ровные и чистенькие. Вот только ужасно воняет краской.

–  Мы теперь как продолжение Могильника,  – сокрушается Лэри.  – Как жить?

Во дворе собралось уже пол-Дома. Многие в пижамах. Становится ясно, что Сфинкс, во всяком случае, ошибся. Псы шестой здесь не при чем. Им так же не терпится выяснить, кто прячется в палатках, как всем остальным. Даже Братья Поросята здесь, сидят рядком, сдвинув коляски, и глазеют, с одинаково приоткрытыми ртами. К сетке, правда, никто не рискует приблизиться.

Наконец, полог одной из палаток откидывается, выпуская троих. В мешковатых комбинезонах защитного цвета. Бритых наголо. С пустыми глазами, один в один, как у медведя Рыжей. Желания познакомиться с ними ни у кого не возникает. Наоборот, все, кто стоял ближе к сетке, отходят от нее подальше. Когда через пару минут я оглядываюсь, мне кажется, что во дворе нас стало намного меньше.

Один из палаточников прижимается к сетке, изобразив на лице улыбку. Я на предельной скорости откатываюсь к крыльцу и, только уперевшись колесами в лестницу, понимаю, что еще никогда в жизни еще не ездил задом наперед так быстро. Лэри обгоняет меня и взлетает вверх по ступенькам.

–  Пустая шкура!  – бормочет он на бегу.  – Пустая шкура!

Логи один за другим скрываются в дверях.

Палаточник просовывает сквозь ячейки сетки пальцы и что-то говорит. Продолжая улыбаться. Лучше бы он этого не делал. Легче было бы смотреть, как это делает медведь Рыжей. Двор стремительно пустеет.

Мимо меня проезжают Братья Поросята, и каждый задевает мою коляску, потому что я торчу под самой лестницей. Потом пробегают Зебра и Мертвец, толкая перед собой зареванного Слона, и чуть не переворачивают. Одним из последних беглецов оказывается Шакал.

–  Чего они хотят?  – спрашиваю я его.  – Кто они такие?

–  Пустые шкуры,  – отвечает он деловито, разматывая веревку с абордажным крюком.  – Ищут того, кто, как им кажется, их заполнит.