Владимир Янсюкевич - Шёпот стрекоз (сборник) Страница 39

– Заявился, наконец. Почему не дождалась тебя вчера, можешь не рассказывать, мне это неинтересно. У меня своих забот по горло, – при этом Эльвира Семёновна почему-то показала на грудь. – Я вам выделила комнату около туалета. Временно, разумеется, не раскатывайте губы. Она небольшая, но удобная, с видом на сквер. Всё ненужное я вынесла, чтоб не дай бог не испортили.

– Мне надо к маме съездить, – сказал Матвейка, насупившись. – Срочно. Отпустите меня.

– Какая может быть срочность? Твоя мать умерла. И послезавтра похороны. Тогда и увидишь.

Матвейка побелел, выкрикнул, задыхаясь:

– Не врите! Она в больнице! Мне баба Нюра говорила!

– Как ты со мной разговариваешь! – взбеленилась тётка. – Баба Нюра выжившая из ума старуха! Она и не такого наговорит! Лучше ступай к брату. Он доконал меня. Всю ночь терроризировал, орал, как недорезанный! И сейчас капризничает. Отказывается есть и вообще ведёт себя отвратительно. Описал покрывало, хулиган! Теперь только на выброс. А ко мне скоро должны придти. У меня важная встреча. Сидите в комнате и не высовывайтесь. Я вас позову обедать. Да, и обувь сними, пожалуйста, у меня паркет…

– Я знаю: дубовый, элитный, – закончил тёткину фразу Матвейка и нехотя стал разуваться.

– А знаешь, то и веди себя соответственно – грубить старшим нецивилизованно! – недовольно заметила тётка и затерялась в недрах огромной квартиры.

17

В выделенной Эльвирой Семёновной комнате наблюдался абсолютный голяк. Это была даже не комната, а что-то вроде большой кладовой с окном, метры два в ширину и около трёх в длину. Вдоль стены стояла кушетка, рядом с кушеткой бабы Нюрин чемодан с их вещами. И всё. Ни стула, ни стола, только кушетка. Да ещё сложенная раскладушка под окном, приставленная к отопительной батарее. И Санькина бутылка с молоком на подоконнике.

Санька лежал на кушетке, свернувшись калачиком, лицом к стене. Покрывало валялось на полу. Санька подрагивал то ли от холода, то ли от обиды. В комнате было тепло, даже душно. Матвейка приотворил окно, подошёл к Саньке, чтобы укрыть его, но Санька, не оборачиваясь, снова сбросил покрывало на пол.

– Санька, ты чего?

Санька, услышав брата, вскочил с криком «Матейка! Амам!», бросился к нему и вцепился с такой силой, что Матвейка почувствовал боль в шее.

Теперь в ход пошли и ранее отвергнутое малышом молоко, и Витькины пирожки. Насытившись, Санька тотчас уснул у Матвейки на руках. Щёки зарумянились, а губы растянулись в улыбке.

Вскоре позвонили в домофон. Тётка сказала кому-то «поднимайтесь на пятый этаж» и защёлкала запорами.

Чтобы не разбудить брата, Матвейка положил его на кушетку, укрыл, а сам подошёл к двери. Дверь их комнатки выходила в коридор и была как раз напротив входной. Матвейка приник к замочной скважине.

Через какое-то время в дверях обозначился мужчина в светлом костюме с портфелем в руках.

– Здравствуйте! Извините, лифт задержал, не мог вызвать.

Матвейка похолодел – он узнал голос тёткиного гостя. Он выпрямился, припал спиной к двери, машинально посмотрел на окно – единственный путь для отступления.

– Ничего страшного, – отвечала тётка. – Да, грузовой у нас сегодня с ума сходит. Тот ходит нормально. А этот, как вздумается. И почему-то постоянно на наш этаж. Хотя его никто не вызывает.

– Прошу прощения, Эльвира…

– Семёновна, – подсказала тётка.

– Очень приятно, – сладко ворковал гость. – Хотя повод для нашей встречи, полагаю, не из приятных.

– Жизнь вообще малоприятная штука, – изрекла тётка с усмешкой.

– Позвольте с вами не согласиться.

– У каждого свой взгляд на вещи, – вещала тётка высокомерно. – Один капризничает среди изобилия, другой довольствуется объедками.

– А вот в этом вы абсолютны правы. Простите, я не представился. Меня зовут Арнольд Альбертович. Фамилия Детков. Директор зареченского Детского дома. Педиатр по совместительству.

– Педи..? – переспросила тётка.

– Педиатр. Специалист по детским заболеваниям.

– Педиатр Детков… Кажется, где-то слышала… Не по телевизору, случайно?

– Не думаю. Моя скромная фигура мало кого может заинтересовать.

– Хорошо. Педиатр Детков. Как нельзя кстати.

– Ваши дети больны? – встревожился дачник.

– Да что вы! Абсолютно здоровы. Но в том-то и дело, это не мои дети. Поэтому я и обратилась… Это я с вами разговаривала вчера по телефону?

– Нет, вы разговаривали с моим заместителем.

– То-то мне показалось голос другой.

– Не беспокойтесь. Он меня проинформировал. Ввёл, так сказать, в курс дела. Вы не передумали?

– Разумеется, нет. Понимаете, тут такая ситуация… А чего это мы в коридоре? Прошу в гостиную. Кофе? Чай? Или рюмочку?

– Удовольствуюсь чаем, с вашего позволения.

– Анжела! – позвала тётка кого-то, наверное, домработницу. – Два чая в гостиную! И сладости!

– Поняла, Эльвира Семёновна, – прозвучал издалека молодой женский голос.

Они прошли в гостиную. И Матвейка не мог слышать их дальнейшего разговора. Он лихорадочно думал, как быть. Как попал сюда этот Арнольд-Борюсик? Неужели выследил? И тут он вспомнил разговор длинноносого с дачником на реке, когда неосмотрительно сорвавшись в мусорный овраг, стал свидетелем их тайного сговора. Выходит, это она, его тётка, звонила вчера в детдом и интересовалась, можно ли пристроить детей!.. А трубку взял длинноносый, потому что он там работает воспитателем, и он в ту минуту был у телефона… И он тогда сказал дачнику, что есть ещё детки, которых можно использовать. И предложил ему выдать себя за директора детского дома. А дачник сказал, хорошо, управимся с этими, а там посмотрим. Матвейка в бессилии опустился на пол. Но тут же поднялся. Что делать, понятно – бежать. Сначала – к бабе Нюре за великом и рюкзаком, а потом – к маме в больницу. Я ей дам живой воды, она выздоровеет и никому нас не отдаст. Да, бежать! Но как? На выходе пять замков… Матвейка подошёл к окну – высоко, пятый этаж. И каждый этаж, наверное, по три с лишним метра, потому что элитный. Матвейка подбежал к двери, прислушался. До него донеслись обрывки разговора из дальней комнаты. Но слов разобрать он не мог. Тогда Матвейка потянул на себя дверь. Разговор стал громче, но он улавливал лишь отдельные слова, которые не связывались для него в смысловую цепочку. И он рискнул выйти из комнаты, приблизился к гостиной, затаился за дверью. Теперь можно было не напрягать слух. Он даже мог наблюдать за ними через дверную щёлку. Разговор принимал конкретные формы. Они начали торговаться.

– То есть, вы хотите сказать, что сдаёте нам детей не бесплатно? Я правильно вас понял? – спросил дачник, и его лоб сдвинулся в мелкую гармошку.

– Именно так.

– Такая постановка вопроса для меня неожиданна. Я не готов…

– Значит, я ошиблась. Прошу извинить за беспокойство. Буду искать другие пути. У нас в области, кажется, не один детдом.

Тётка поднялась со стула.

– Два, – подтвердил дачник. – Ещё Белорыбинский. Где я куратором, с вашего позволения.

– Значит, обращусь в соседнюю область. У нас теперь детдомов, как грибов в урожайные годы. Не смею вас задерживать.

– Ну, зачем так недружелюбно… Я же не сказал нет.

Тётка снова заняла своё место за столом. Матвейка видел её чуть сбоку, со спины. Дачник с интересом разглядывал роспись на тёткином шёлковом халате и что-то прикидывал в уме, уж слишком блестели глаза.

– Сколь же вы хотите, уважаемая Эльвира…

– Семёновна, – тётка звякнула чайной ложкой.

– Спасибо, я помню.

Тётка оглянулась на дверь, затем взяла ручку и написала что-то, наверное сумму, и пододвинула бумажку дачнику.

Дачник посмотрел на бумажку, в некотором замешательстве поднял глаза на тётку.

– За обоих, конечно?

– За каждого.

Дачник рассмеялся.

– Ну, это несерьёзно!

– Жаль. Значит, не договорились.

Тётка опять поднялась. Дачник откинулся на спинку стула, почесал за ухом, отпил из чашки.

– Добрый у вас чай! Наваристый и запах приятный. Где вы его берёте?

– Чаем не торгую.

– Послушайте, уважаемая Эльвира Семёновна… Я тридцать лет работаю в этой сфере, а с подобным встречаюсь впервые. На нашем попечении всякие дети… Есть и отказники из роддомов. Есть дети из так называемых неблагополучных семей, родители которых неисправимые алкоголики, наркоманы или просто опустившееся отребье, лишённое родительских прав… Есть полные сироты. Я сам был таким в своё время. И мы всех принимаем. Вынуждены принимать. Не хочу быть высокопарным, но такова истина: дети – будущее страны. И каково их положение сейчас, таково и наше будущее. И ваше в том числе. Многие из тех, у кого забрали детей органы опеки, требуют их назад, клянутся, что изменят образ жизни, даже угрожают самоубийством и прочим… и каких только глупостей ни совершают, чтобы вернуть своих чад назад. И уж, поверьте, никому из них в голову не приходит требовать за них деньги. Нет, они, конечно, не откажутся от какой-либо суммы, если им вручат её вместе с отобранными детьми, якобы на их содержание. И таких иждивенцев у нас… – дачник покачал головой, всплеснул руками. – А вы предлагаете нам даже не своих, а детей вашей покойной сестры, которых вы не рожали и даже не воспитывали…