Ольга Романова - Бутырка. Тюремная тетрадь Страница 4

«Позвольте, – говорю я, – но Ваша сделка нечестная, даже если Вы найдете в моих словах состав преступления, он, М., обладает иммунитетом и по любому сюда не заедет». Опер смотрит в свои бумажки, удивляется, но встреча опять заканчивается.

Очередная встреча начинается с нового предложения – я просто пишу, а меня просто выпускают под подписку о невыезде. Дальше, говорит опер, суд решит.

Хорошо, – говорю, – начну рассказ с того, что известно мне из прессы – в середине 90-х годов у М. работал некто Френкель, обвиняемый в организации убийства Андрея Козлова. Но М. его уволил, так как Френкель баловался обналичкой.

Тут опер переходит на другую тему – знаю ли я, сколько стоит обналичка сейчас. Я подробно рассказываю ему, что дешевле и проще платить 13 % подоходного налога и получать доход официально. И так далее. За обсуждением разных вариантов налоговых оптимизаций проходит еще час, наше время истекло. Встреча снова закончилась.

На сегодняшней встрече мне выдали официальный бланк чистосердечного признания. «Ну, – говорят, – пиши». «Постойте-ка, – говорю, – мы же говорили не о чистосердечном признании, а о некой интересующей Вас информации». «Да, – отвечает опер, – но других бланков у нас нет. Давайте, пишите здесь». «Нет, – говорю, мы так не договаривались». «Тогда пиши на чистых листах бумаги». Я предлагаю написать краткий перечень интернет-сайтов, где можно почитать об этом человеке в десятки раз больше, чем может быть известно мне. Опер понимает, что наш разговор возвращается к началу, злится, но время вышло. Меня пора вести в камеру.

Вечером из нашей камеры переводят последнего подследственного, сидящего по экономической статье. Вместе с ним уезжают холодильник и TV. Вместо него забрасывают 24-летнего паренька из Рязани, по статье 105 (убийство). Нас четыре человека. Три убийцы и я.

За 85 000 руб. оперчасть забыла обо мне навсегда

18.09.08.

Сегодня меня повезли в суд на продление меры пресечения. В отличие от первого суда, куда меня возил тюремный спецназ, сейчас заказчик сэкономил, и меня повезли на обычном автозаке вместе со всеми «судовыми». Это была ошибка заказчика, так как я смог по дороге познакомиться с давно сидящим по экономической статье бывшим сотрудником администрации президента. Этот, более опытный и старший человек (48 лет), был рад встретить нормального собеседника (равно как и я). У нас было много времени, чтобы поговорить. Дело в том, что всех «судовых» выводят из камер в 7–7.30 утра и закрывают на общую сборку. Часов в 10–10.30 автозаки начинают развозить по судам. В судах попадаешь опять на сборку, далее, по приезду в тюрьму (часам к 7–8 вечера), опять попадаешь на сборку часов до 23–24. Все это время мы общались. Алексей, так зовут моего нового знакомого, рассказал, как можно обустроить быт в тюрьме, и взялся мне помочь в этом. Естественно, не бесплатно. За те же деньги он решит и ряд своих проблем.

19.09.08

Сегодня меня перевели в камеру Алексея! Нас в камере 3 человека (камера 4-местная). Расположена она в самом современном корпусе Бутырки – «Большой Спец». В камере есть стекла (даже двойные рамы), горячая вода, душ, мобильный телефон. Я подробно рассказал Алексею о своих проблемах с оперчастью. Он взялся решить этот вопрос, сделав ряд телефонных звонков.

Цена вопроса оказалась более чем скромная – порядка 85 000 рублей, из них 30 000 наличными. Ноутбук, обогреватели масляные (несколько штук) и канцтовары для оперчасти. После этого обо мне оперчасть забыла навсегда.

Списки прихожан утверждает лично начальник тюрьмы

27.09.08

Сегодня я впервые попал в Бутырскую церковь. Архитектором храма являлся Михаил Казаков, однако от его архитектуры мало что осталось. В советское время церковь была перестроена под дополнительные камеры и больничку (которая функционирует до настоящего времени). Лишь в 1990-х годах началось ее восстановление.

Впервые в жизни я исповедался и причастился. Из 2100 заключенных, содержащихся в Бутырке, в храм выводят не более 25–30 человек. Нет возможности выводить больше народу, списки подписывает лично начальник тюрьмы.

Меня включили в список на постоянной основе. Службы будут проходить 2 раза в неделю по понедельникам и пятницам. Посещение храма, беседа со священником (не исповедь, а разговор по душам) очень ценны здесь.

Конвой исполняет ресторанный заказ, добавляя комиссию

15.10.08

У моего сокамерника Алексея подходит к концу суд. Он содержится под стражей больше двух лет. В камере есть практически все, что нужно для нормальной жизни. Очень важны щипчики для подстригания ногтей. До этого мне ногти приходилось обрезать лезвием от бритвы, что само по себе не очень удобно. Есть в камере аппарат для измерения глюкозы (глюкометр), якобы необходимый по решению врача. Но этот аппарат используется исключительно как часы, которые в нем тоже есть.

У Алексея есть справки о плохом самочувствии – поэтому нам приносят спецдиету – творог и вареные яйца. Из бутылок из-под воды, заполненных солью, Алексей сделал гантели, связав несколько таких бутылок между собой.

Я впервые нашел сокамерника, с которым могу играть в шахматы. Я играю с нашим третьим сокамерником, Александром. Он бывший сотрудник Альфа-банка, программист. Придумал, как снимать деньги с чужих кредитных карточек. Играем с ним по 2–3 партии в день.

Главное – есть, с кем общаться.

Алексей, собираясь в суд, не берет с собой продукты. Это показалось мне странным, ведь в суде предстоит провести минимум 6, а то и 8 часов, из которых само заседание длится не более полутора-двух часов. Он объясняет мне, что давно договорился о нормальных условиях содержания на судебной «сборке» (т. е. камере, где подследственный проводит время в ожидании суда и после суда в ожидании автозака). Вокруг Тверского суда много разных ресторанов и кафе. Он заранее заказывает сотрудникам милиции, осуществляющим его конвой внутри суда, из какого кафе или ресторана он хотел бы пообедать и чем. Они исполняют заказ, добавляя свою комиссию.

Внутри тюрьмы также удалось наладить поставку «вольных» продуктов, которые не принимаются через официальную передачу: морепродукты, рыба, макароны, супы в пакетиках.

За 1000 руб. тюремный врач примет в любое удобное для вас время

28.10.08

За полтора месяца, что я нахожусь в нормальной камере, мною сделаны наблюдения о работе ряда сотрудников СИЗО, которые могут быть интересны с точки зрения понимания местной специфики и дальнейших событий.

Медицина здесь очень своеобразная. В принципе, каждую неделю приходит доктор и интересуется самочувствием. Это самое большее, на что может рассчитывать обычный арестант. Сокамерник как-то попросил таблетки от температуры – выдали анальгин, при этом аргумент, что больше ничего нет – неубиваем. Я попросил у доктора ваты, доктор теперь старается обходить меня стороной.

Интересно происходит запись на прием к стоматологу. Арестант пишет заявление на прием к врачу и передает его старшому. Старшой опускает заявление в специальный ящик стоматолога. Врач периодически просматривает заявления (раз в неделю) и сам решает, в какой очередности вызывать пациентов и вызывать ли вообще. Не существует какой-либо системы контроля. От врача можно услышать – «Этот уже два месяца записывается, достал», или «Приятное имя – надо вызвать». Исключение составляют случаи, когда есть деньги (в тюрьме официально запрещено иметь наличные). За 1000 рублей врач примет вас в любое удобное для вас время.

То же касается и так называемых диет. Как я уже писал, это дополнительный набор бесплатных продуктов, которые можно получать вдобавок к баланде и запрещенных к официальным передачам: как правило, это творог и вареные яйца. Можно предоставить кучу справок, что у Вас гастрит или СПИД, но чтобы гарантировано получать диету, надо платить 500 руб. в месяц в качестве абонентской платы за здоровье. При этом условии необходимость в справках отпадает сама собой.

Вообще, наличие коррупции в тюрьме – это единственный способ выжить и сохранить здоровье, так как в массе своей всем на тебя плевать.

Воспитатели – сотрудники тюрьмы, которые должны помогать арестантам обустроить быт: получать газеты, передавать TV, помогать оформлять доверенности, записывать желающих помолиться в храм. На практике им бессмысленно предлагать деньги, чтобы они ускорялись, так как это все равно не поможет.

Подписку приносят обычно сразу недели за три (чтобы не ходить часто). Очень удобно читать: получается сокращенный вариант «Войны и мира». Если не напоминать про наличие у вас на складе TV каждый день, то он может дойти до камеры недели через две-три.

Доверенность: если она нужна срочно – забудьте. Месяц-полтора – самый быстрый срок.

В храм некоторые арестанты попадают после записи в течение 6 месяцев. Единственный человек и аргумент, который придает ускорения воспитателям – прямое указание начальника тюрьмы.