Народное творчество (Фольклор) - Легенды Крыма Страница 4

И не знал хаджи, какие еще новые слова благодарности принести Пророку за день весны на склоне лет.

И летело время, свивая вчера и сегодня в единое, прекрасное…

Только раз, вернувшись из сада, где он трудился, не узнал старик прежней Раймэ. Такие глубокие следы страданий отпечатались на ее прекрасном лице; такое безысходное горе читалось в ее взоре. И в первые не нашлось слов утешения у Курд-Тапе. И впервые кусок хлеба не полез в горло его…

И впервые ночь была холодной для души старика, и сон его был некрепок. Донес ветер, дующий с гор слова безумия и отчаяния:

– Милый, желанный, свет души моей, вернись! Забудь ту, которая околдовала тебя, злую, коварную. Вернись к своей любимой, как ты меня прежде называл. Вернись навсегда. Скоро старый закроет очи, и я буду твоей, твоей женой, твоей маленькой, лучистой Раймэ.

Протянул руку хаджи и не нашла рука рядом лежащего юного тела. Глянул хаджи, и увидел:

На пороге сеней в безысходной тоске рыдала, сжимая колени, молодая женщина.

Скоро муэдзин пропоет с минарета третью ночную молитву. Хаджи, не торопясь, оделся, вышел из усадьбы и, никем не замеченный, пошел к Папас-тепэ.

На середине горы, куда направлялся Курд-Таде, прежде находился греческий храм, и от развалин храма вилась по скале на самый верх узкая тропинка. Поднимался по ней старый Курд-Тадэ, часто останавливаясь и задыхаясь, то ли от усталости, то ли от избытка тягостных чувств, переполнявших его душу. Вот и вершина горы. Припал он к земле на вершине горы, и крупные слезы покатились из глаз святого.

Не знала душа хаджи лжи. А теперь, чувствовал он, ложь рядом стояла, обвивая душу, как густой туман окутывал тело его, спускаясь к вершине горы, к которой он припал.

И услышал он голос Духа. И ответил хаджи на этот голос голосом своей прежней совести:

– Пусть молодое вернется к молодому, и пусть у молодости будет то, что она боится потерять. Если угодна была моя жизнь Аллаху, пусть Великий благословит мое моление.

И в молении, не знающем себя, душа святого стала медленно отделяться от земли и уноситься вдаль, в небесную высь.

Легендой к следующим поколениям пришла правда о святом. И ходят на гору к могиле святого отузские женщины и девушки, когда хотят вернуть прежнюю любовь.

Осадный колодец

Нет в мире крепости такой,Чтоб не взяла измена —За злато ли, иль за покой…Найдется непременноТот, у кого душа слаба,В ней трещины и щели,Пусть в роли жалкого раба…Спастись, иной нет цели.

Расчеты не действуют, когда в дело вмешивается провидение, руки опускаются от бессилия, а это уже прямой путь к поражению

Недалеко от села Залесного, на плато Столовой горы, вытянутой с севера на юг и ограждённой обрывистыми скалами, находятся руины раннесредневекового города Эски-Кермен (Старая крепость), основанного в начале VI веке. Первоклассная для своего времени крепость могла противостоять любому противнику. Отвесные скалы практически неприступны, а там, где в скалах есть расщелины, возвышались боевые стены с башнями. В систему обороны входили хорошо защищённые ворота и вылазные калитки, а также пещерные казематы – вырубленные в скалах помещения с бойницами и амбразурами. За стенами могли укрыться несколько тысяч жителей окрестных деревень со скотом и личным имуществом В мирное время вода поступала в город-крепость по керамическим трубам. На случай осады был сооружен осадный колодец, Уникальное сооружение: шесть маршей лестницы в подземелье, с лестничными площадками, чтобы могли разминуться водоносы и при входе помещения для охраны, все искусственного происхождения, вырублено в скале. И, несмотря на это, неприступная крепость во время восстания жителей была взята хазарами. Причем в осадном колодце был произведен пролом. Создается впечатление, что кто- то, находящийся в крепости, помогал хазарам.

А что он заслужил за свою помощь, о том говорит легенда:

787 год Старая Крепость готовилась к осаде. Подходы к крепости заняли военные отряды хазар. С поручением от главы Готской епархии, вдохновляющего своими призывами восставших, направлялся верный ученик епископа Иоанна – Кирилл.

Стояла прохладная, безветренная погода. Корабль, на котором плыл посланец, мужчина высокого роста, крепкого сложения, с потемневшим лицом от длительного пребывания на солнце, попал в полосу безветрия и долго болтался в море с повисшими парусами.

Положение походило на то положение, в какое Кирилл попал, возвращаясь из Константинополя, куда он плавал, опять же, по поручению Иоанна. Тогда на пути к Бараньему Лбу, на котором стоял храм Апостолов – резиденция епископа Иоанна, тоже пришлось несколько дней томиться от бездействия, Разница состояла в том, что теперь в крепости его возвращения ждала любимая женщина по имени София. В подарок он вез ей гранатовое ожерелье. Но вот подул попутный ветерок, ожидание кончилось. Он высадился на берег и знакомыми ему тайными тропами, минуя заслоны хазар, расположившиеся в садах и виноградниках, подошел к воротам крепости. Его легко впустили, зная, кому Кирилл служит. Стражникам хорошо был знаком его голубой шерстяной плащ, застегивающийся на плече бронзовой фибулой. На поясе сверкала пряжка с извивающейся серебряной змеей, оберегавшей от нечистой силы.

София ждала его в небольшой каморке неподалеку от большой базилики, где она служила у настоятеля. Здесь он провел с ней немало дней год назад, когда познакомился, сопровождая Иоанна во время его визита в крепость.

– Почему тебя так долго не было? – спросила София, обнимая и целуя любимого.

– Я находился в Константинополе.

Она не спрашивала, что он делал там: женщина не должна знать, какими делами занимается мужчина.

– Я принес тебе оттуда подарок, сказал Кирилл, доставая из сумы, подвешенной к поясу ожерелье из крупных гранатов, и надевая его ей на шею.

Глаза женщины заблестели счастьем: «Значит, он думал о ней»…

– Я часто думал о тебе, сказал Кирилл, целуя женщину в шею

Долго находиться с Софией Кирилл не мог. Время было слишком тревожное. Кроме того предстояло встретиться с руководителями обороны города и передать им послание епископа Иоанна Готского.

Находиться в осажденной крепости, сложа руки, было невозможно. Скоро Кирилл стал своим среди воинов одного из Пещерных казематов, защищавших наружные подступы к Осадному колодцу. Он помогал носить каменные ядра для баллист, готовил еду, стоял в ночных караулах

С Софией он тайно встречался каждый день. Ей было хорошо с ним, она горячо любила этого загадочного мужчину, соратника Великого Иоанна. И он находил в девушке свое успокоение. Они не могли обвенчаться: сейчас это было не к месту. Но София оказалась для Кирилла единственной, страстно любимой женщиной. Почему-то он сравнивал их любовь со светильником, горящим в ее уютной каморке. Его золотой огонек то вспыхивал, то сникал, то вновь оживлялся.

– Если светильник угаснет, я погибну! – как-то промолвил он. Она не ответила, но стала тщательно следить за лампадой, все время подливая в нее масло.

Иногда ночью, урвав от обязанностей мгновения, они сидели у стен базилики и смотрели в горы, в сторону Дороса, где располагалась резиденция Иоанна Готского. Уже подкрадывалась, клубясь белыми холодными туманами, осень. Ночи становились холодными. Он гладил ее волосы. Укрывал стынущие плечи своим плащом. Целовал. Однажды в полночь Кирилл увидел условный знак, который подавал ему Иоанн, – в горах три пылающих костра: два рядом, а третий, словно вытекающая горящая капля смолы, – под ними. Кирилл крепко сжал серебряную змею на пряжке, и острое жало впилось в ладонь. «Что произошло?» – Хотелось крикнуть ему. Но он сдержался, рядом с ним была София. Что будет с нею?» Не мог он сказать Софии о том, что знак с кострами приказывал ему сдать крепость хазарам! Он понимал, что защитники крепости не согласятся с требованием епископа. Ведь все пока шло так успешно, Готия почти очистилась от хазар? И вдруг этот зловещий знак с кострами, приказывающий ему сдаваться врагу. Нужно действовать тайно. Он распрощался с Софией и ушел, чтобы приступить к исполнению присланного приказа. За себя Кирилл не волновался, его оберегал сердоликовый камень, выданный Иоанном. Он служил пропуском по всей Готии, и должен спасти от ненавистных хазар. На отвесную стену, где рядом, в толще скал, был прорублен колодец, он тайно от всех вылил амфору красной краски, взятой у мастеров кожевников. Красный подтек, как кровавый след, прочертил отвесную скалу. А днем осажденные, неожиданно для хазар, да и Кирилла тоже внезапно предприняли вылазку. Такая дерзость, выполненная решительно и быстро, имела успех: хазарские повозки с вяленым мясом и хлебом были разграблены, участвующие в вылазке, отбиваясь от преследователей, поспешили к отворенным воротам крепости. Ворота захлопнулись перед самым носом хазар. Обозленные хазары решили тут же начать штурм крепости. Появились штурмовые лестницы, полетели на стены железные крючья, привязанные к канатам. Со стен и башен крепости на штурмующих посыпались град каменных ядер и туча стрел. Полилась кипящая смола. Обожженные смолой и кипятком, окровавленные и ожесточенные, хазары упорно лезли по стенам крепости. Осажденные рубили канаты с крючками, сталкивали осадные лестницы, сбрасывали бревна, сметавшие целые ряды противника. Под стенами бушевал кровавый ад. Свистели камни и стрелы, падали тела, стонали раненые, горели снопы соломы и хвороста. И хазары отступили, поняв, что каменный город неприступен, а восставшие живыми не сдадутся.