Татьяна Веденская - Обыкновенный волшебник Страница 4

– Мы переезжаем, – уныло ответила я, все еще ощущая себя в самой гуще этой черной, похожей на деготь полосы.

– Куда? В преисподнюю? С таким лицом можно переезжать только туда, – усмехнулась тетка, впуская меня внутрь, в свои чертоги. Квартира требовала ремонта, еще когда был жив свекор, а теперь она буквально умоляла об этом, валяясь у тетки в ногах. Но та оставалась непреклонна: чиниться – так только за государственный счет. Не положено – значит, будем жить в том, что есть. А есть – море шкафов допотопного производства, обшарпанных от неимоверной старости – еще бабушкой/дедушкой купленных. Имелись половички и коврики в невероятном количестве, чтобы прикрывать истертый паркет. Была старая одежда – пальто, куртки, дубленки, – развешанные горами на желтых позолоченных вешалках. И было старинное зеркало в тяжелой раме, сквозь туманную дымку которого на меня смотрела крошечная лохматая брюнетка с яркими голубыми глазами и неправильными чертами лица, незнакомка из параллельного мира, странно похожая на меня.

– С таким выражением переезжают в коммуналку те, кому отказали в работе, выгоняют из общаги, и вообще все плохо! – высказалась я, насупленная и нахохлившаяся сверх меры.

– К нам в гости бука приехала, – радостно хлопнула в ладоши Любаша. На восторженные крики из гостиной высунулся Юра, теткин муж. Высокий и, как и Любаша, толстый – он улыбнулся мне и кивнул.

– Привет студентам! – отсалютовал он. – Обмывать диплом будем?

– Тебе все бы обмывать, – тут же завелась тетка, грозясь на мужа кухонным полотенцем. Все это – и крики, и улыбки, и запах жареных котлет – было таким невыносимо домашним, уютным и нормальным, что только добавило пару лишних ведер в мою и без того глубокую пучину депрессии. Конечно, мы стали обмывать диплом. И нашелся недоеденный яблочный пирог, который тетка печет как заведенная круглый год, словно на Белорусской есть тайный канал неограниченного доступа к зеленым и кислым яблокам.

– Значит, закончила? – спросил дядя, крякнув после того, как заглотнул стопку, над которой я мучилась уже минут двадцать. – Совсем большая. И какова! Еще смеет быть недовольной! Все у тебя будет хорошо, ты молода, хороша, замуж выйдешь – и все, – утешал меня он.

– Да куда ей замуж, чего в нем, в замуже-то хорошего? – вступилась за меня Любаша, подкладывая пирога. Учитывая тот факт, что фигурой я пошла в маму, пирогов я не боялась. Тетка часто рассказывала, что все детство и особенно в юности люто завидовала двум вещам: маминым фигуре и глазам – еще бы, красота какая. Когда я родилась, Любаша обрадовалась – такие глаза просто обязаны передаваться по наследству. Как раритет, как бабушкино колье – от дочери к дочери. Почему у самой тетки детей не было, неизвестно. То ли у нее, то ли у Юры что-то не сложилось, я не знаю. Никогда не спрашивала, неудобно было. Догадывалась, что тетка переживала жутко. Хотя бы даже по тому количеству платьишек и кукол, которые она, не переставая, слала нам с мамой изо всех точек необъятной нашей родины. Зато у них с Юрой был кот Гарри, названный так в честь Поттера, конечно. Потому что волшебный – они любили его с неистовой силой. Толстый, как хозяева, и пушистый, теплый, точно грелка, Гарри лежал на моих коленях и урчал.

– Я замуж пока не хочу! – пробурчала я, вгрызаясь в пирог.

– Это еще почему? – возмутился Юра. – Что за девки нынче пошли, не хотят замуж. А чего ты хочешь? Этим быть… метросексуалом? Чего хорошего-то? Нужна семья, нужны дети. Все нужно. У тебя ж и парень вроде есть. Или он тебя не зовет замуж? Хочешь, я с ним поговорю?

Я тут же замотала головой, испуганная перспективой того, как мой дядька примется уговаривать Пашку на мне жениться.

– Да возьмет, никуда не денется. Наша Васюта – золото, а не человечек! – тут же вступилась за меня тетка. – И вообще, куда ей сейчас, какая семья? Пусть поживет для себя. Успеет еще чужие носки постирать.

– А ты что, со мной не счастлива? Разве я не мужчина твоей мечты? – искренне удивился Юра, подливая Любаше водочки. Судя по улыбке, раскрасившей румяное теткино лицо, она была счастлива. Я напряженно разглядывала их, пытаясь вычислить, что такого есть между ними, невидимое и необъяснимое, толкающее их в объятия друг друга после стольких лет, проведенных в одной кровати, на одной кухне, в одних и тех же поездах. Я попыталась представить себя с Пашкой сидящих вот так же после тридцати лет, прожитых вместе в разных коммунальных квартирах. Нас с Пашкой и с котом.

Или с двумя детьми – сыном и дочкой. В халатах и с друзьями, приезжающими в гости по выходным. От картины веяло теплом и солнцем альпийских лугов. Я бы хотела этого в будущем, наверное. Чтобы все было размеренно, без особых сюрпризов. Пашка – небольшой мастер на сюрпризы. Да мне и не нужно цветов и колец, главное, чтобы надежный человек был рядом. Кто вообще сказал, что сюрпризы нужны для счастливой жизни. Последний сюрприз, который дядя Юра преподнес моей тетке, – это новость о язве, которую они до сих пор дружно лечат.

– Отстань ты от меня, алкоголик. Мужчина моей мечты, – усмехнулась тетка, собирая со стола тарелки. Алкоголиком Юра вовсе не был, просто тетка придиралась к нему, как это вообще было принято в их поколении. Какое-то странное покровительственное и немного высокомерное отношение к мужчинам как к существам, за которыми надо обязательно присматривать. Без заботы о которых они пропадут совсем. Юра выпивал по праздникам или когда кто-то приходил в гости, но я никогда не видела его в том свинском состоянии, когда засыпаешь на полу в коридоре, утратив полнейшее представление о своем местоположении в пространстве и времени. В общежитии я такое видела.

– А ты знаешь, Васька, что твоя тетка заделалась верующей? – хмыкнул Юра. – Подалась в секту.

– Что? – вытаращилась я, совершенно неготовая к такому повороту событий.

– Какая, к черту, секта?! Это у вас в гараже секта, – тут же завелась Любаша. – Что бы еще понимал. Иди уже!

– На картах гадала, – прибавил Юра, ухмыляясь. – А давеча со свечами по дому бегала, корма́ чистила. Да. Любаш? Корма-то что – чистая теперь?

– Не корма́, а ка́рма! – фыркнула Любаша. – Ну и дурень.

– Нет никакой такой кармы, – фыркнул Юра, допивая остаток водки. Он предложил было его мне, но я так интенсивно замотала головой, что он допил все с чистой совестью. – Ладно, девочки, вы тут развлекайтесь дальше, а я спать пойду. Завтра работать.

– Спокойной ночи, – кивнула я, украдкой покосившись на часы. Половина одиннадцатого, ничего себе. Пашка, наверное, уже звереет от того, что я сбежала и где-то пропадаю. Ну и пусть звереет. Простит, никуда не денется. Это ему за комнату в коммуналке. А, впрочем, при том положении вещей, что существует, комната даже лучше. Денег меньше «съест», а денег у меня как раз очень мало. Мы с Пашкой все оплачиваем пополам, и мне предстоит еще понять, как и откуда брать свою половину.

– Ну что, рассказывай! – потребовала Любаша, проследив за тем, как грузная фигура мужчины ее мечты исчезает в коридоре за дверным проемом. – Что с тобой происходит?

– Не везет мне, вот что происходит. Черная полоса, – вздохнула я. – Наверное, тоже надо карму почистить.

– Ты не шути с этим, – предупредила тетка. – Юрка просто материалист, так уж его воспитывали в этой его армии. А я вот верю.

– Да я тоже верю, теть Люб, – призналась я. – А как не верить. Меня как сглазили. Ничего не выходит, и никуда не берут. А на диплом они плевали. Кризис, им нужно, чтобы я на них бесплатно работала. А я не могу, мы с Пашкой переезжаем.

– А как у вас с ним вообще дела? – пристально исследует меня Любаша. Я отворачиваюсь, не зная, что сказать.

– Пашка – он рассудительный, надежный. И про коммуналку-то ведь он прав – нет у нас денег на квартиру. А жить где-то на окраинах мы не можем, у нас беготни слишком много.

– А ты его любишь? – спросила вдруг тетка. Я вытаращилась на нее в удивлении. А что я, интересно, с ним делаю, если я его не люблю? А почему мы фактически живем вместе весь последний год?

– Ну да, конечно. У меня же нет никого ближе, – ответила я осторожно.

– Вот именно. Но это же не одно и то же. Ты подумай, что ты чувствуешь? Вот скажи, Пашка – твоя судьба? Ведь у всех есть судьба, понимаешь? – выступила вдруг Любаша, доставая из холодильника картонку с красным вином, ту, к которой снизу приделывают пластмассовый краник. – Будешь?

– Нет, я уже больше не могу пить. Но ты себе налей, теть Люб.

– Ты какая-то усталая. Тебе надо заняться собой, – вздохнула тетка. – Может, тебе прическу сделать другую? – Я знаю, к чему она ведет. Мои вихры с трудом можно назвать прической, и она давно уже борется за то, чтобы я сделала хоть какую-то, но дело в том, что меня все устраивает. Какую бы я ни сделала прическу, это мне не поможет стать более привлекательной. А в стоге сена на голове есть свои преимущества – я могу спрятаться и почти не высовываться из него. Потом, длинные спутанные волосы – это очень по-творчески.