Алексей Сухих - Жизнь ни за что. Книга вторая Страница 4

– Любо, Лёня, любо, – прогудел Ширяев.

– Стар я для этой премии, Володя. Если и будет премия, то без меня.

– Авторитет заработаешь, – сказал Валентинов. – И не мешайте ему продолжать.

– Живу в чужом доме. Накопил за это время полтора десятка предложений по улучшению системы под названием социализм, но сейчас вы едва ли будете под ними подписываться. Повзрослели, остепенились, имуществом обзавелись. Но почитайте. – Сугробин вынул из портфеля отпечатанный на машинке список предложений для ЦК и положил на тумбочку рядом со столом. – А лучше давайте выпьем за здравие и успех.

– Хорошо сказал, – поднял стопку Зверев. – Я действительно не буду подписываться. А выпить могу. За то выпить, что надо работать и работать хорошо, не обращая внимания на тех, кто откровенный противник социализма и нашего государства. И чем больше мы сделаем сейчас, тем легче будет всё выправить потом. Я за это. А письмами там наверху камины растапливают, если они доходят. А то, что они не доходят, я просто уверен.

– Твой батя тебя не одобрит, – сказал Леонид.

– Он и не одобряет. Но он на пенсии и ему детей больше не воспитывать.

– Давайте выпьем, – подитожил Ширяев. – Писать нет смысла. И разговаривать, ничего не делая, тоже нет смысла.

– И это значит, что лучше пить вино, – вмешался Валентинов. – Я и предлагал всем выступить и за каждого выпить. Чем плоха жизнь! Хлеб есть, водка есть. Картошку сами вырастим.

– Не грусти, – обнял за плечи Леонида Володя Зверев, когда они курили на кухне. – Пять лет назад мы были очень молоды и не всё понимали.

– А сейчас всё понимаем?

– Намного больше, как я сам осознал, – ответил Зверев.

– Так, – сказал Сугробин. – «Так прощаемся мы с серебристой, голубой заветною мечтой. Флибустьеры и авантюристы, братья по крови горячей и густой».8 Не флибустьеры мы и не авантюристы уже. И даже «не кочегары и не плотники».

– «Пьём за яростных, за непокорных, за презревших грошевой уют… – запел Володя, не обращая внимания на сказанное Леонидом.

– Я ведь отправил эти записки сразу после возвращения из армии. Зла не хватало смотреть и ничего не делать, – остановил песню Сугробин.

– И что ответили?

– Рано ещё. Года не прошло. А впрочем, как ты сказал, камин растопили сухими бумажками.

– Это бы было самым хорошим для тебя. Помнишь, в 68-м, «вражьи» голоса передавали, как тех пятерых или шестерых, которые вышли на Красную площадь протестовать против ввода танков в Прагу, осудили и сроки дали. Мы с тобой тогда тоже за выпивкой протестовали. И ведь какой случай Брежневу предоставлялся. Мог показать империализму «человеческое» лицо социализма и снова привлечь миллиарды униженных и забитых капитализмом людей на всех континентах. И вошёл бы в историю, как могучий политический деятель. А так останется в памяти одного поколения, как «мелкий политический деятель в эпоху Аллы Пугачёвой».9 Но нам сейчас пузыри пускать бессмысленно. Все пятнадцать миллионов партийцев повторяют за вождём каждое его слово и вместе с прессой кричат, что «экономика должна быть экономной». И рвут от безхозяйственной экономики всё, что можно безнаказанно урвать. И плюнь пока на борьбу за настоящий социализм. Время не подошло. И пойдём к ребятам. Они обнялись и пошли в комнату, распевая во всё горло песню —

«Капитан, обветреный как скалы,Вышел в море не дождавшись дня.На прощанье поднимай бокалы,Золотого терпкого вина…»

– А я теперь также как и Лёнька, молодой, одинокий, – докладывал хмельной Александр Ширяев. – Только он стопроцентный жених, а я семидесяти пяти процентный. В аспирантуру не поступил, и моя жена посчитала меня не перспективным. Дала отлуп и закрыла пацана от меня.

– Ну, раз вы двое с Сугробиным разведённые, то вам скучно не будет, – хихикнул Сургутин.

– Не скучно, конечно, но семидесятипроцентному без казённого жилья туго придётся, – посочувствовал практичный Валентинов. – Ему срочно одинокую с дитём и квартирой искать надо.

– Бросьте вы меня жалеть. «Будут ещё девушки весною, будут ещё танцы карусели», – запел Ширяев Вовкину любимую. Тот уже перебирал струны гитары и включился в песню. «Это ничего, что мы с тобою, вот уже немного постарели».

– А ещё лучше поступить, как тот деловой, – не унимался Валентинов. – Он родил, развёлся и женился на даме, у которой было трое детей и все от разных. И он платит двадцать пять процентов, а его жене платят семьдесят пять.

«Люди меняются и становятся теми, кем могут стать», – сформулировал Сугробин чужую мысль, засовывая никем не прочитанные предложения обратно в портфель. Он ничего не сказал друзьям о Турчинской. Ему казалось, что любое слово может разрушить хрупкую надежду на эту нечаянную его любовь.

II

С начальником отдела схемотехников Сугробин познакомился ещё когда работал в цехе; когда участвовал в выездах на природу вместе со Зверевым и Валентиновым. И появление Сугробина в рядах конструкторов Георгий Емельянович Рустайлин встретил с удовлетворением, пожелав успеха. Они поговорили наедине за жизнь и Емельяныч (так его называли друзья и близкие сотрудники, чтобы не мучить сложное имя и отчество) также как и Василий Васильевич, пожелал, чтобы он сделал хорошую конструкцию и путь будет свободен. «Strase frei, как говорят немцы», – улыбнулся Емельяныч.

Образцы прибора были изготовлены и прошли заводские испытания. По откорректированой документации срочно изготавливались образцы для межведомственных натурных испытаний. Одновременно документацию отправили на серийный завод в Москву. Сугробина произвели в старшие инженеры.

– Это моя новая должность. Я никогда не был старшим инженером. Был замом в цехе, начальником КБ, а старшим инженером, никогда, – сказал Леонид Владиславу Андреевичу, когда тот сообщил ему о его повышении. – Но как на Руси принято, с меня причитается. Только Чирикова ты сам пригласи.

– Как видишь, – сказал Чириков, закусывая коньяк долькой лимона, – я тебе дорогу не перекрываю. Вижу, что твои друзья давали тебе рекомендации не зря. Номинальный оклад в двести рублей уже неплохо. Поедешь в Москву внедрять своё изобретение в серию. У нас это первый раз с листа и в серию. А пока Владислав даст тебе новые задания на рассмотрение. Комплекс большой. Группе Владислава на разработку будет отдан борт.10

– Тогда поднимем за знакомство, – разлил по стаканам Леонид. – Как говорится – у матросов нет вопросов, а у старшего матроса всегда два иль три вопроса.

Они сидели и обмывали повышение Сугробина на кромке высокого берега над Окой в парке под народным названием «Нижегородская Швейцария», скрытые от прогулочной дорожки густыми зарослями кустарников. За рекой до самого горизонта раскинулась заречная промышленная часть города. Корпуса автозавода были совсем рядом. Остальное перемежалось с жилыми кварталами и скрывалось в дымке до самой Стрелки, отделённой от них тремя мостами. Солнце с запада светило прямо в лицо и коньяк в стаканах переливался янтарным блеском. «За старшего матроса!» – сказал Сугробин. Зарплата старшего инженера в СКБ с премией равнялась его зарплате и тоже с премией как начальника КБ на заводе, и он был предварительно удовлетворён.

Рустайлин и Суматохин рассматривали список сотрудников на включение в состав кандидатов на звание лауреата премии имени Ленинского комсомола.

– Я написал всех, – сказал Василий Васильевич. – К сожалению, там два кандидата, которым по тридцать два. Это я и Владислав Андреевич. И тридцать будет весной Сугробину. Но если мы подадим заявку до весны, то Сугробин проходит.

– Ты тоже проходишь, как руководитель творческого коллектива. А Владислав не проходит. И от конструкторов достаточно одного человека.

– Тогда остаётся Леонид Иванович. Его можно записать замом руководителя творческого коллектива.

– Наши верхи могут не понять. Только пришёл и сразу в лауреаты.

– Но это он сделал конструкцию прибора. Макет никаких испытаний не выдержал. А образец, сделанный Сугробиным, всю механику и климатику прошёл без задоринки. Низы не поймут. Ко мне из КО начальник группы подходил и сказал, что если Владислава включат, а Сугробина нет, пойдёт в партком. Все в отделе видели, что всё сделал Сугробин. Да и мы с тобой это знаем.

– Ну, низы в нашей системе поговорят и ничего не сдвинут. Сошлёмся на критический возраст, пообещаем дать ему группу и перспективу на потом. Мужик он умный, шуметь не будет.

– Так-то так, – вздохнул Василий Васильевич, но тридцать лет ему больше не будет.

– Такова жизнь. Кисмет! – закончил беседу Емельяныч. – У каждого своя судьба. Звёзды не светят сегодня в его сторону. Перепечатай набело и убери этого молодого сексуального разбойника, – ткнул пальцем Емельяныч в фамилию Макса Воскобойникова в списке. – Жена здесь работает, так он ещё здесь же подружке её ребёнка заделал. А та сразу связь обнародовала. Может весь хороший коллектив зарубить. И список у Чирикова подпиши.