Елена Арсеньева - Мужчина в пробирке Страница 4

– Хитрецы-мудрецы! – хмыкнул Володька, дергая молнию. – Да ведь это любой может набрать три нуля и запросто…

Он открыл чемодан и удивленно уставился на пачку одесских газет, лежащих сверху.

– Когда это я покупал газеты? – пробормотал Володька, поднимая их и зачем-то начиная рассматривать по очереди: «Одесский вестник», «Одесская жизнь», «Вечерняя Одесса», «Деловая Одесса», «Порто-франко»…

– Но это же не мои газеты… – растерянно сказал он сам себе, оглядывая прикрытые бумажными листами вещи. – И вещи…

Тут у Володьки перехватило горло, и он еле смог прошептать:

– И вещи тоже не мои…

У него уже не хватило сил договорить: «И чемодан – не мой!»

Оказалось, что другую бригаду медиков на Оранжерейную улицу позавчера никто не вызывал. Артем и у диспетчера Наташи спросил, и потом, украдкой, чтобы ее не обидеть, в журнале посмотрел – не вызывали. Зачем же врачи приезжали к человеку, который вчера выбросился из окна? И почему он их выгнал со скандалом?

Ответ мог быть только один: перепутали адрес, помешали ему в чем-то, он разозлился…

Интересно: соседи сказали полиции, что у самоубийцы были врачи? Если да, кто-то из районного отделения должен появиться на подстанции. А как же иначе? Появятся и найдут, кто у бедняги был, факт!

Дежурство закончилось, Артем собирался домой.

– Доктор Васильев, ты что время тянешь, как будто не хочешь бросить кости на ограду? – спросил Иван Иваныч, сидевший на топчане в общем коридоре и пытавшийся приладить оторвавшуюся липучку – застежку ботинка. По имени-отчеству он называл врачей только на вызовах, все остальное время – по фамилии. – Время чего тянешь, говорю? Случилось что-то? С красотулей своей не поладил?

– С чего вы взяли, Иван Иваныч? – высокомерно спросил Артем.

– Да со всего, – пожал плечами старый фельдшер. – Раньше ты чуть что – за мобильник хватался и мур-мур-мур по полчаса, а с дежурства летел как ошпаренный… известное дело, утренний «стояк» отдачи требовал! А сейчас не звонишь никуда – уже которое дежурство, с работы не торопишься… Сразу видно – неладные дела!

– У вас какие-то шаблонные представления о том, какие дела ладные, – буркнул Артем. – Просто я… просто она… Просто она работает в учреждении, где личные разговоры в рабочее время не поощряются, понятно?

– Понятно, чего же не понять? – покладисто кивнул Иван Иваныч и осторожно пошевелил ногой в ботинке: удержится ли липучка? Она удержалась, Иван Иваныч встал, шагнул – и тут липучка возьми и отлепись!

– Вот пакость! – сказал фельдшер, снова уселся и снял башмак. – Значит, говоришь, разговоры в рабочее время не поощряются? Так ведь ты ей и в нерабочее время не звонишь, вот штука какая… а сейчас почему домой не мчишься? «Стояк» не стоит?

– Какое вам дело? – рявкнул Артем. – Ну вот какое?!

Загорелось лицо. Отвернулся, схватил сумку, выскочил за дверь…

И замер в маленьком холодном тамбуре, угрюмо привалившись к стенке.

На улице на кого-то зычно лаял Пират. Главный страж ворот!

Охранники на подстанции были – как на подбор, во всех смыслах, толстые и сонные. Даже фамилии у них были похожи, будто придуманные нарочно: Попков и Бобков. Говорили, их избаловал Пират. Откуда он взялся, никто не знал, просто пришел – и остался, и уже три года жил на подстанции, охраняя ее, как свою собственность. Никто не мог пройти мимо Пирата, ни днем, ни ночью, ни один чужой человек, будь он даже четырежды начальник. Истошным лаем пес предупреждал о появлении постороннего, и тогда все, кто на подстанции был свободен, прилипали к окнам, чтобы посмотреть, как Пират проявляет бдительность. Иногда очень злились диспетчеры: окно «аквариума» выходило во двор, и им приходилось докрикиваться до дремлющего охранника, чтобы тот утихомирил Пирата. Пес не ведал ни сна ни отдыха, службу нес не за страх, а за совесть, и фельдшер Иван Иванович часто говорил, что в прошлой жизни он явно был охранником какой-нибудь высокой персоны, может быть, даже самого товарища Сталина. Или «великого кормчего» Мао Цзэдуна. Так шутил Иван Иваныч.

Чертов Иван Иваныч с его шутками, зло подумал Артем, был кошмарно прав! «Бросить кости на ограду», что на сленге работников «Скорой» означает отдохнуть после вызова, страшно хотелось, слов нет, но… не хотелось идти домой. У них с Викой так и не наладились отношения. Уже дней десять прошло, а они все не помирились. Почти не разговаривали, цепляясь – каждый – за свою гордость и обиду. После той скандальной разборки на кухне Артем там и спал – на раскладушке. Один раз не выдержал ночью – тот самый «стояк», о котором говорил Иван Иваныч, сделался просто нестерпимым, – но Вика так на него зашипела, начала так биться и толкаться, что он свалился с дивана и поплелся к себе в кухню, натурально как побитый пес. Побитый и шелудивый.

Таких Пират гонял почем зря.

Главное, Артем никак не мог понять: чего Вика хочет? Ну неужели в самом деле она может так долго испытывать приступ совершенно надуманной ревности? Это и злило его, и пугало. Каждый раз, уходя на дежурство, он боялся, что вернется – а Вики нет… Но она не уходила, встречала его скудным завтраком (возвращался-то он утром) и шла на работу. Она нашла какую-то должность в статистическом управлении, Артем толком не знал, как это называется, но Вике нравилась эта работа: приходилось много ходить, общаться с разными людьми, опросы проводить, иногда какие-то глянцевые проспекты раздавать… Вика уходила, Артем спал по полдня, а потом по полночи ворочался на раскладушке, не в силах заснуть от того, что он, издеваясь над самим собой, называл «статическим электричеством»… Чушь какая-то происходила, полная чушь! И сейчас он вдруг подумал, что лучше бы все это хоть как-то разрешилось. Ну, ушла бы от него Вика – и ушла: определенность, пусть даже и самая горькая, лучше этого подвешенного состояния, в котором они оба находились.

Он, может быть, и сделал бы шаг к примирению… то есть он его уже сделал, за что и был сброшен с дивана. Теперь, вообще-то, настала очередь Вики делать этот шаг, но она была все такой же ожесточенной, как в тот день, когда они вернулись из шляпного магазина. Какая муха ее в том магазине укусила? Да разве может быть, чтобы человек за какой-то миг так изменился, превратившись в полную свою противоположность?!

– А может, она хочет, чтобы именно я ушел? – пробормотал Артем себе под нос. – Сама первый шаг сделать не решается, вот и мучает меня. И сама мучается.

Вообще-то, в этом что-то было… А если ему и в самом деле свалить? Но вот вопрос – куда? К маме, что ли? Глупости. Она не в восторге от Вики, но все равно огорчится. Уж так она радовалась, что ее хладнокровный, насмешливый сын наконец-то влюбился, нашел девушку… Артем ни слова не говорил ей про их разлад. А Вика своим родителям говорила? Им Артем не нравился… Наверное, они были бы рады, если бы он ушел.

Нет, а почему он должен уходить-то?! Это он нашел квартиру, он ее оплачивает, он внес деньги вперед за три месяца… До чего же будет глупо, если он опять будет ютиться в их с мамой двушке-хрущевке на Ковалихе, а Вика на три месяца останется в этой просторной однокомнатной квартире новой планировки на Ижорской и углу Республиканской!

И кого-нибудь туда приведет… А может быть, и приводит уже, пока Артем на дежурстве? Может быть, она просто хочет его выжить? Нашла другого мужчину, а эту идиотскую сцену разыграла нарочно, чтобы Артем разозлился и ушел, оставив ей квартиру?

Нет, нельзя так по́шло думать о Вике… но что делать, если думается, хоть ты тресни?! И вот именно что по́шло, потому что сцена, которую она устроила, была непроходимо пошлой!

– Елки-палки, но ведь даже если мы теперь помиримся, я все равно не забуду, как все это было ужасно – эти ссоры… я их буду страшно бояться, я буду подвоха от нее все время ожидать! – шепнул самому себе Артем, чувствуя, как тоска берет его за горло. Они еще не женаты, они и знакомы-то всего ничего, а ему уже до смерти неохота возвращаться домой, где его ждет Вика!

Дверь распахнулась, и Артем ринулся было прочь из тамбура, потому что на пороге оказался человек, которого он меньше всего хотел сейчас увидеть.

Иван Иваныч! Сейчас как ляпнет что-нибудь эдакое, циничное…

– Доктор Васильев, я так и знал, что ты еще тут, – сказал Иван Иваныч. – Мимо окна не проходил – значит, в тамбуре топчешься. Давай возвращайся, Петька Симонов шел на работу, упал, очнулся – гипс… то есть гипса еще нет, он потащился в травмпункт; но факт тот, что в пятой бригаде терапевта теперь нету, так что придется, сам понимаешь… – Он развел руками и вдруг захохотал.

Артем знал – почему. Наверное, и в самом деле смешно видеть, как на его физиономии – физиономии человека, которому после суточного дежурства придется не домой возвращаться, а на вторые сутки заступать, – расплывается радостная и даже, можно сказать, счастливая улыбка.