Андрей Олех - Улица Свободы Страница 4

– Сколько, бля, килограмм? – вырвалось у Игоря.

– Что, меньше? – глядя в глаза, спросил мент.

– Какой платины? Я платину в жизни не видел. У меня зарплата семьдесят рублей, гражданин начальник, вы че-то обознались. Мне на столько платины за всю жизнь не заработать.

– Не заработать, – согласился майор. – А с завода вынести смог.

– Я на фрезе работаю, гражданин начальник, я могу только стальную стружку в штанах с работы вынести. Какая платина?

– Ту, что на лопасти напыляют, – с улыбкой ответил майор. – Я сам на заводе работал, знаю, как такие дела делаются.

– Раз знаете, то спросите про это в другом цеху. Лопасти мне по разряду вытачивать не положено, – издевательски искренне начал Игорь. – Еще авиационная лопасть – такая штука, гражданин начальник, что ее в карман не положишь. Чем там ее в других цехах напыляют, я не знаю.

– Допрос окончен, – отрезал майор.

Будто услышав эту фразу, из-за двери появился лейтенант и, заведя Игорю руки за спиной, защелкнул наручники.

– Зря вы так, гражданин начальник, я, когда комсюку зубы выбил, не отпирался, как есть сказал, а теперь че-то… – не успел договорить Цыганков, и его вывели.

Леха стоял перед дверью в допросную, пытаясь услышать хотя бы гул голосов, но оттуда не долетало ни звука. Он закрыл глаза, и разноцветные пятна продолжили плясать перед глазами.

– Что ж ты нахуевертел, дружок? – почти ласково спросил сопровождавший пожилой милиционер и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Майор всех подряд не допрашивает, а ты, прости, конечно, на говно больше похож. Наш начальник серьезный мужик, он маньяка пять лет назад изловил, из кого хочешь душу вытрясет.

Леха попытался припомнить подробности поимки убийцы Серебрякова, вырезавшего по ночам семьи, но находил только смутный страх. По коридору быстро прошагал молодой лейтенант и исчез за дверью допросной. Через минуту он вывел оттуда Игоря в наручниках. Кривая ухмылка Цыганкова говорила громче слов: он обломил мента и беспокоиться не надо. Леха облегченно выдохнул и зашел в полутемную комнату.

– Говорить будешь?! – гаркнул майор на не успевшего дойти до стула Леху. – Где был в ночь с 28 на 29 марта?

– Спал дома.

– Кто может подтвердить?

– Сестра, наверное, она тоже спала.

– Куда дел платину?

– Кого?

– Тебя расстреляют за это, щенок! Это не шутки, шестнадцать килограммов драгоценностей украсть.

Леха стоял перед столом. Хотя он не ждал такого напора, привык, когда люди кричат. На него орала мать, классная руководительница, участковый, Альбертыч, а теперь еще этот незнакомый мент. Это было привычно и совсем не страшно.

– Там, на месте преступления, – твои отпечатки.

– Где?

– На заводе.

– Я работаю на заводе, у станка не в перчатках стоят.

– Умный сильно?! Посиди в камере, подумай. Как вспомнишь про платину, зови. Только быстро, а то скоро у тебя в доме обыск закончат, тогда я тебя позову, а потом тебя к стенке позовут.

– Не знаю, о чем вы говорите, – спокойно ответил Леха, когда дежурный застегивал у него за спиной наручники.

И по хищной улыбке майора понял, что зря это сказал. Для невиновного – слишком хладнокровно.

В прохладной камере было тихо. Слева, глядя в высокое зарешеченное окно, задумчиво сидел Игорь, у другой стенки, накрывшись с головой синим пиджаком, спал какой-то мужик, источая тонкий запах перегара, вплетавшийся в запах хлорки. Цыганков кивнул в его сторону и одними губами беззвучно сказал: «Закрой рот».

А вслух добавил:

– Папиросы есть?

– Не, обшмонали меня, ключи, папиросы, все у них.

– Покурите, пацаны, – протянул пачку «Примы» мужик, не вставая с лежанки. – На пятнадцать суток посадили, покрыл хуями мента на улице, – рассмеялся он, но Леха с Игорем его не поддержали.

– Спасибо, – отозвался Королев, а Цыганков молча вытянул сигарету. Мужик покопался в скомканном синем пиджаке и протянул спички.

– А вас за что?

– Сами не знаем, – буркнул Игорь, сплевывая махорку, приставшую к губе.

– Вас с конвоем привел. На допросе, что ли, были?

– Ага, майор допрашивал, – вырвалось у Лехи, и его внутренний Игорь в голове отчетливо проговорил: «Закрой рот».

Молчание висело тяжелым табачным дымом, не хотевшим лететь ни к окну, ни к вентиляции.

– Че-то серьезное вы наделали, пацаны. Грохнули кого-то? Майор просто так допрашивать не будет. – Не услышав ответа, мужик затянулся и начал: – Про майора говорят, будто он Серебрякова голыми руками поймал. Пять лет назад, вот так же весной, маньяк влезал через окна в дома, убивал людей, насиловал женщин. Мертвых уже. Помните о таком? Вам по сколько лет было? По пятнадцать. Значит, помните, у меня жена до сих пор по ночам просыпается проверить замок на двери. Борис Серебряков этого урода звали. Девять трупов за собой оставил. От милиции, от дружинников уходил. Прислали генерала МВД из Москвы. Нашли на месте преступления ключ велосипедный, всем дали ориентировку на велосипедистов. Вот, значит, ранним утром 8 июня дружинники увидели: крутит педали один такой – и засвистели ему. Дело было в Зубчаниновке, где трупов больше всего. Эта тварь бросила велосипед, пошла огородами и спряталась в деревянном сортире. Дружинники след потеряли, но кто-то из местных полез в туалет, и Серебряков – на! Проломил ему голову кирпичом. К путям побежал, запрыгнул на проходивший мимо поезд, а с поезда на забор, с забора на территорию 18-го завода, а там его наш старший лейтенант поймал, он там дежурил. За это его через два звания до майора повысили.

– Видел я вашего майора, – оскалился Цыганков. – Че-то не выглядит он счастливым.

– При чем здесь счастье? Такое дело сделать…

– Че такого?! Ему ж повезло! Он не искал, тот сам к нему полез. Мог он поймать, а могли дружинники, а могли вообще не поймать. И хер ли? Серебряков год от ментов бегал, а тут не фортануло, – разошелся Игорь, и Леха не понимал, почему тот так злится. Подсаженный мужик тоже не ждал такой реакции. – Ну я бы поймал, че, меня с первого разряда до третьего бы повысили? Да хер там! У вас… – Он запнулся, не зная, чем продолжить.

Замок камеры щелкнул, дверь открылась.

– Цыганков, Королев, на выход.

Когда они отошли от здания милиции, от синего неба уже шел вечерний холод, а шумные лужи застыли, чтобы через несколько часов стать льдом.

– Че нас выпустили? – спросил уставший Леха.

– Платину не нашли, – сплюнул Игорь. – Мент сказал, что обыск у меня, что найдут и расстреляют.

– А ты где спрятал?

– Не знаешь – не расскажешь, – ответил Цыганков.

– Тебя тоже про шестнадцать килограммов спрашивали? Там же от силы по пятьсот граммов в каждом, итого три. Откуда шестнадцать?

– Не знаю. Пойдем лучше накатим, Лех.

– Не, Игорь, я домой. Мать злая будет после обыска, голову мне свернет, если еще пьяный приду.

– Так свернет и так. Как знаешь. Есть пятак взаймы?

Леха пошарил в кармане и дал синюю бумажку. Силуэт Игоря стал темнее, но не растворился во тьме. Сквозь прутья решетки сквера Калинина было видно, как Игорь подходит к компании, пившей на лавке. Малолетки фураги, для них Цыганков – авторитет, будут перед ним заискивать, показывать дурную удаль, угощать папиросами, поить. На хрена он пятак занял?

Королев двинулся в сторону дома, поежился от холода, и, наверное, от свежего воздуха уставшая голова прояснилась. Мать точно будет ждать его, как он сказал. До этого момента он просто хотел избавиться от Цыганкова и надеялся, что у нее дежурство. Нет, она ждет и будет орать на него и допытывать. От этого идти домой совсем расхотелось. С другой стороны, он устал, а если окажется в тишине, начнет думать о допросе – и станет еще хуже. Он не заметил, как свернул со Свободы, подошел к телефону-автомату и, с трудом попадая в диск, набрал окостеневшим пальцем номер.

– Алло, алло, алло! – сквозь хруст доносился далекий голос Иры из холодной трубки. – Заходи. Захвати вино, у меня гости.

Леха вбежал в гастроном на Победе, успев перед самым закрытием, не глядя на знакомые витрины, бросился к кассе, выложил деньги и понял, что на вино без пятака не хватает.

– Тебе чего? – без вызова спросила вымотанная кассирша с выцветшей хной.

– Портвейн, – вглядываясь в кучу мелочи на тарелочке, обреченно ответил Леха.

– Два тридцать, – автоматом отозвалась баба, оставив пятнадцать копеек сдачи, звякнула кассой и выдала Лехе чек.

Еще более унылая продавщица за прилавком без слов выдала бутылку, не отрывая взгляда от уборщицы, размазывавшей ветхой тряпкой грязь по каменному полу.

Бутылка тянула карман пальто. Лед начинал схватываться, и шагать приходилось внимательно и аккуратно, чтобы не поскользнуться или не провалиться в лужу. Обрывки тяжелых мыслей все еще крутились в голове, но Леха примерял их к неровным шагам: мать, шмон, мент и – прыжок – платина.