Александр Войлошников - Сборник. Книга 1. Роман «Седой» и другие избранные произведения Страница 4

– Обнаковенно… – хрипит потихоньку Тарас, – зараз хлиб растёт не хрестьянский, а колгоспный, а хрестьянин тильке працуеть… А ране, до коллективизацьи, понаедуть у станицу продармейцы чекисты и пока одни на вулице у пулемётов дежурять, шоб со дворов нихто не выглядал, друхие во дворах хлиб згребают… А во дворах воны шо хотять, то и роблят. У сосида мово дитят було невэлика купка – шестеро… ось вин рады них заховав хлебушок. Так воны… хай их, нечисть ту – чекистов, – воны дитэй звязанных у яму поскидалы… та на глазах у батька закапувают их… а ще и пригутаривають: ты, кулак, семена хлиба закопав от рабочего классу, а мы твоё семя кулацкое тэж в землю закопам. Колы сей же час хлиб нэ витдаш – на поминках дитячьих жрать его будэшь! Ось колы детишки, у под земли шевелясь, задыхаться стали – батька показав, дэ хлиб заховав… ось це уся любов хрестьянска за радянску власть… А по весны усе одно: вмерли и сосид, и диты ёго. Усе зъилы: и упряжь, шо от коней ще осталась, и кору… тильке дитэй нэ илы. Нэ уси на людоедство способны. А щас, писля коллективизации, и по дворам хлиба немае – вись хлиб на элеваторе. Шоб зараз же – рабочему классу…

– Ты думаешь, Тарас, это рабочие крестьянским хлебом обжираются? Хрен такой вот… рабочему классу от вашего хлеба! В те годы дети рабочих тоже с голоду пухли. А тот хлеб коммунисты за валюту спустили в другие страны, чтобы там компартии организовывать для политических переворотов. Да и других нахлебников на ту валюту было достаточно. Есть такие писатели, которые профессионально занимаются «партийным искусством» и советскую власть восхваляют: Эренбург, Маяковский, Катаев, Петров и Ильф… много их, пидоров продажных… от Москвы до Питера раком не переставить! И каждая такая проститутка дешевая за границу за валюту ездит, чтобы там советскую власть расхваливать… когда в России миллионы крестьян от голода пухнут! Помню я, что французские газеты про русских писателей печатали. А им – что… как с гуся вода! Врали, безо всякого стыда! И на русскую эмиграцию, лживые пасквили сочиняли в подлую коммунистическую газетёнку «Юманите», которая, как шлюха, живёт на содержании Москвы и за это в любую позу встать перед ней радёшенька! Во Франции эту грязную газетёнку называют «Помойка». Хорошо, что пасквили этих писак, выродков из СССР, были, хотя и злы, но настолько глупы, что никто им не верил. Я не говорю о закабанелых коммунистических начальниках, тратящих валюту на поездки за границу для покупок дорогого шмотья! На то они и владыки порабощённой России! Но писатели… – и Седой возмущенно покрутил головой, – Ведь писатели и поэты всегда были совестью России! А если посчитать: сколько детей не умерли бы от голода, если бы только один… один мерзавец Горький! – не содержался бы в роскошной трёхэтажной вилле на острове Капри на деньги советского народа! Вот и получается, что советские «инженеры человеческих душ» – самые лютые людоеды: сколько десятков крестьянских детей каждый из них схарчил!? А как величаво презирал русское крестьянство в голодные годы Горький, живя на Капри и запивая устрицы дорогим вином, которое ему приносили на виллу из ресторана! Как же этот подлец и спец по шедеврам умственной глупости, презирал «сытое мурло капитализма» за то, что оно – сытое!! А расскажи-ка Тарас про ту мать и её детей… ну, ты на зоне мне рассказывал… Пусть молодёжь послушает!

– Яку маты? Яка дитэй ила по одному? И других дитэй ими кормила?…

– Да не-ет! Про ту, которая детям чугунок завещала!

– А-а… тэж Катерина… сусидка… сэбе голодом заморыла, усэ, шо було, дитям отдавала. Чухун у ей був велыкий… тилько шо у хате и осталось писля коллективизацьи. Вмыраючы, вона дитэй об одном просыла, шоб варылы воны её мослы в циим чухуне… або осталысь от ей тильке кости…

– А эта тварь – Горький, – укорял капитализм «за сытое мурло», а за голод советскую власть не осудил! – перебивает Седой. – А сколько честных людей погибло от его подлого призыва, сочиненного по заказу ГПУ для чекистского «правосудия»: «Если враг не сдаётся – его уничтожают!»? Вдохновлённые этой людоедской фразочкой, в СССР отменили даже видимость судов и ввели «особое совещание» для уничтожения людей по спискам, чохом приговаривая к расстрелу сотни тысяч, а то и миллионы людей! Заочно, ни о чём не спрашивая! Ведь врага не судят… Вот, поистине, людоедская рационализация правосудия с подачи и одобрения «Великого Пролетарского…»… не хочу называть его писателем… эту мразь позорно и человеком назвать! Что человеческого в этом маразматике?? Да за один пламенный призыв Горького «Пусть сильнее грянет буря!» был он проклят навечно всеми теми, кто горел в России в огне гражданской войны, пока «глупый пингвин робко прятал тело жирное в утёсах» на острове Капри! А чего стоят слова Горького: «В России народу, как песка – не вычерпать!» Так что, если Горькому шашлыки из крестьянских детей не подавали, то уж немало посодействовал он, именно, – он! – людоедству в России… Не могу я забыть один из его гнусных рассказиков, где со смаком описывается, как мать втыкает нож в сердце доверчиво уснувшего сына во имя верности своим политическим идеалам. Не помню уж, да и вспоминать противно, как называется та гнусь мокрушная, написанная по заказу ГПУ. Ни один самый озверелый мокрушник не придумал бы такую пакость про мать! А творчество этого мерзавца и ублюдка изучают дети во российской школе!! И на фоне похабели, которое называется «партийное искусство», очень гуманно и пристойно брать в побег «барашка». Ведь, в России человек дешевле бездомной кошки!

Помолчали, каждый о своём. И вдруг Седой спрашивает:

– Тарас! У тебя по пятьдесят восьмой два расстрельных пункта, а тебя ни разу не шлёпнули! Забывают, или – как?…

– Зараз и шлёпнули бы… – соглашается Тарас, та ще ж у тридцать третьем роци було… закон другий. Тодди ще одын голод був. Урожай був добрый, да хлиб весь повывезли. А на станции хлиб сгуртовалы у кучи, прямо у грязь пид дождём… но народу не давалы. На кажней купи – чекист з винтом. Колы яка одуревша с голоду жинка лизла до хлиба – стреляли тую жинку без попередження. Ось, у кажной купи хлиба лежалы мертвяки. Кого – голод успокоив, кохо пуля ухомонила. Тодди мы, козаки, в яких силушка ще була, домовылысь, шоб отбить зерно у чекистов та нагодувать жинок з детьми. Ну… пужнули мы тех нелюдей, шо на хлибе сыдели – те тикать вдарылись, ось побачили, шо не с бабами, а з казаками дило мають. Та зачалы мы хлиб раздавать. По справедливости. А народу туточки понаби-игло… Да-а…

Спокойно лицо Тараса, но огромные ладони сжимаются в страшные кулаки…

– Зараз, чекисты сгуртовалысь. Подъихалы на тачанке з пулемётом, та зачалы штриляты по казакам та по жинкам. Тих, яких с зерном прихватили у станицы, тэж в расход пускалы. А туточки начальство областное прикатило в антонобиле, та шумыть на чекистов: «Вам шо – ще трупов мало?? Труполюбы, мать вашу!! Щас вже не громадяньска война, щоб усих крестьян подряд враспыл пускать, як вражески класс! Щас иншее времячко и державна власть усе права маеть на чоловичий матерьял! Крестьяне – тэж державное завоевание пролетариата! Трэба берехти крестьянина та пользоваты его з корыстью для рабочехо класса! Ции казакы, вражий класс, усю жизню працевать должны в лагерях на потрэбу рабочего класса!!..» Ось туточки и суд советский: як начальство мовыт, так судья судит. Усим присудили працуваты на ридну радянску власть пожизненно, щоб ции крестьяне сами бы дохли для корысти пролетариату. Ось и уся хуманность… – усмехается Тарас.

– Ишь, какую роскошь допускала советская власть в тридцать третьем – суд! Хотя судили и по указанию партийного начальства, а, всё-таки, – судили!! А вот, нас, простачков офицеров, прикупившихся на лажовую амнистию в тридцать шестом, судили по присказке: «На нет и суда нет, а есть особое совещание!» Вот это «Особое совещание», которое никто из нас в глаза не видел, поделило нас по своим таинственным соображениям, скорее всего – по алфавиту, – на три списка. По первому списку – пожизненно, по второму – четвертак, что того не мохначе, а по третьему – расстрел… А тебя, Тарас, судом судили и раз ты «могутний» – приговорили к пожизненному. Чтобы работал, как раб. А хиляка шлёпнули бы, чтобы не кормить. Разумно? От то и есть советское правосудие! Необузданно дикий террор рабовладельцев, поработивших русский народ и уничтожающий крестьянство! Но если на Гаити раб денег стоил, а потому берегли его, то в России рабы коммунистам достались бесплатно и их, после того, как ограбили до последнего зёрнышка, теперь уничтожют, чтобы не кормить. Мало того, каждый может, как угодно, шельмовать российское крестьянство, как это делал подонок Горький в своих шизофренически статьях, направленных против крестьян. А можно откровенно насмехаться над крестьянами, презрительно называя их «колхозники», как это делают горожане, – сами же вчерашние крестьяне! А можно безнаказанно уничтожать крестьян пулей, и голодом, как это делает НКВД!! Ведь в 33-м, 34-м годах крестьян уничтожали, как класс. За побег из села – расстрел на месте! Или Колыма, где смерть, но постепенно.