Вадим Слуцкий - Записки об Израиле. Путевые заметки и статьи о евреях и Израиле Страница 4

Мы шли по прекрасной набережной. На яхтах и на земле – везде горели неяркие разноцветные огоньки. Людей было много вокруг, и все они как один довольные, улыбающиеся, расслабленные – словно в нирване. Тёплый воздух, легкий ветерок с моря, тихая музыка, качающиеся на воде яхты. «А ведь хорошо!» – сказал Александр.

Ему и в голову не приходило, что я ничего хорошего во всём этом не нахожу.

Моей родственнице Ляле Колкер – она педиатр – стукнуло 70. Такие даты в Израиле принято отмечать в ресторане. Но юбиляров много – а ресторанов не хватает. Ляля заказала ресторан, но отмечать юбилей пришлось спустя 2 месяца после её дня рожденья. Очередь – ничего не поделаешь.

Израильтяне ходят в рестораны, они кушают. Они кушают питательно и вкусно. Они в большинстве своём люди неизмождённые, в меру упитанные.

Какой, надо сказать, удивительный контраст с тем, что было ещё совсем недавно.

Я видел когда-то фото еврейского местечка, кажется, где-то на границе Украины и Польши. Начало ХХ века. Торговец селёдкой с лотком идёт по пыльной улице. Мужчины собираются возле синагоги. Сколько среди них худых, тощих, со втянутыми щеками, словно с креста снятых.

Герой моего любимого еврейского писателя Башевиса-Зингера, юноша Барух, живущий у своего тестя, богатого человека, у которого за обедом принято класть в бульон вареное яйцо – невиданная роскошь! – вспоминает, как он обедал дома. Вот как: отрезал толстый ломоть хлеба (хлеб у них пекли на две недели), натирал его чесноком и запивал водой из колодца. Вот и весь обед.

Так, как мы с Марией Яковлевной и Александром поужинали в Герцлии, 150 лет назад питались только аристократы – ну ещё магнаты какие-нибудь.

Прогресс! Явный прогресс! Учительница и инженер – я вам напомню. Прямо по Райкину: «Как простой инженер!»

Да, прогресс. Но направление этого прогресса довольно странное. Вместо того, чтобы освободить максимум времени и сил на духовное, люди тратят всё время и все силы, чтобы сладко пожрать, устроиться с максимальным комфортом.

Странный прогресс.

Если же говорить об Израиле, то в том, как едят израильтяне, есть что-то нервно-пафосное. Они словно убеждают себя: мы не напрасно сюда приехали! Это не принятие пищи – а акт самовнушения. Пусть нас со всех сторон окружают враги. Пусть большую часть года нас сжигает яростное солнце. Но – мы не напрасно сюда приехали! Мы таки теперь живём хорошо!!

Нет, я совсем не рад тому, что те евреи, жившие традиционной жизнью, часто бедствовали, жили материально трудно. Но почему такое гнетущее впечатление производит израильский праздник жизни? Почему так горько и грустно всё это видеть?

05/04/2012

«Бэсэдэр» – на иврите «всё в порядке». По-моему, это самое употребительное слово в Израиле. Говорится по всякому поводу и без всякого повода, превратилось почти в слово-паразит. Все улыбаются друг другу и говорят «беседер». У всех всё в порядке.

Чудесная страна!

Всегда и всюду меня больше всего интересовали дети, старики и животные.

Старики в Израиле ухоженные. Много очень старых людей, далеко за 80: в Стране Обетованной живут долго. Почему так, непонятно: климат ужасный. Может быть, это просто еврейское упрямство. Климат жуткий? Кругом враги? А мы будем жить долго!

Но странно. В России меня всегда тянуло к старым людям. Иногда потому, что они вызывают сочувствие: ведь им недолго уже быть здесь, с нами. Иногда они привлекают какой-то просветлённостью, удивительной душевной ясностью и чистотой, чем-то таким, что достигается лишь долгой жизнью, в самом конце земного пути. Иногда в стариках есть что-то детское.

Русские старики нередко выглядят заброшенными и несчастными. Их часто плохо лечат. Лидия Евгеньевна, наша соседка, несколько лет назад сломала ногу. Нога у неё срослась неправильно и перестала сгибаться. Ходит она с большим трудом, а ей лишь немногим больше 70-ти.

В России старики – это действительно старики. Они не скрывают своей старости. Их старость видна и понятна каждому.

В Израиле все старики, которых я видел, притворяются молодыми. Разумеется, всё равно всем ясно, что это старики. Но они бодрятся, стараются хорошо выглядеть. Я видел множество накрашенных старух, в брючках, бодро семенящих по улице. «Мы такие же, как все! Мы вовсе не старые!» – словно говорят они всем своим видом.

Но именно в Израиле я впервые в жизни не испытывал тёплого чувства, интереса к старикам. Меня не тянуло к ним так, как всю жизнь.

Дети и животные в Израиле тоже другие.

Меня всегда и дети, и животные любили. Какое-то безотчётное доверие я у них вызываю. Почему? Чем я заслужил такую популярность? Не знаю. Хотя правда, что я и сам очень люблю детей и животных.

Здесь, в Петрозаводске, мы с Гошей (это мой пёс) каждое утро гуляем по набережной. Рядом порт, где живёт стая бродячих псов. Один крупный, побольше моего Гоши, очень красивый: черный, с белой манишкой и белыми чулочками на передних лапах, шерсть у него длинная, волнистая, и хвост как султан. Этот пёс всегда подбегает ко мне и, ласкаясь, прижимается к моим ногам. Он начал так делать по собственной инициативе, после того, как я однажды погладил его.

В карельских деревнях по улицам свободно бегают здоровенные псины, иногда – с молодого волка величиной. Но любого – можно погладить.

И такие же здесь дети. Они доверчивые. Контакт устанавливается мгновенно.

В Израиле и дети, и животные страшно недоверчивые.

У Марии Яковлевны я познакомился с её внуками: девочкой и мальчиком – и смешной подстриженной маленькой собачкой. Дети не говорят по-русски, но понимают. Я чужой человек, но пришёл с их бабушкой, с ней у меня явно дружеские отношения. Но ни мальчик, ни девочка не проявили ко мне никакого интереса. Когда же я стал их фотографировать, девочка смотрела на меня недоверчиво, даже подозрительно.

Собачка не давала себя погладить, убегала и лаяла. Она меня боялась.

И эти дети, и эта собачка живут в благополучнейшей семье, в атмосфере дружбы и любви. У них-то уж точно полный «беседер»!

По улицам того района Реховота (он называется Кирьят-Моше), где живут мои родные, бегают тощие кошки, порой попадается такая же тощая, маленькая собачка. Ни к одному из этих животных невозможно подойти – не подпускают. Кошки удирают, собаки лают и тоже удирают.

Я люблю бывать у Лидии Евгеньевны. Она живёт с мужем, Василием Ивановичем, в старом деревянном доме. И дом, и подъезд, и сама квартира, и мебель – старые, обшарпанные. Но удивительно хорошо и уютно у них. По стенам – рисунки, фотографии, какие-то смешные коврики с птичками на стенах, множество милых, бесполезных безделушек. И сами Лидия Евгеньевна и Василий Иванович как-то очень органичны своей квартире, и она им органична.

Василий Иванович увлекается махолётами. Это приспособление для полета, подобного полёту птицы. Крылья, которыми можно махать. Оказывается, во многих странах строят и испытывают махолёты, порой успешно. Одна из комнат их двухкомнатной квартирки, маленькая и узкая, занята махолётом. Огромные голубые крылья. Василий Иванович часто там сидит, что-то приделывает, пришивает.

Как там интересно!

Всё, что есть у них в квартире – неслучайно и связано с их жизнью. И семенная картошка в вёдрах, стоящая на полу в комнате, не кажется случайной и не мешает. Их окружают родные и любимые вещи, старые, как они сами – но дорогие тем, что среди них прошла вся их жизнь. Эти вещи живые – потому что одухотворены привязанностью к ним людей, их хозяев. И квартира эта живая.

Конец ознакомительного фрагмента.