Валентина Ильянкова - Праздничный коридор. Книга 1 Страница 4

– Нет, пусть врачи придумают.

– А зачем врачам заморачиваться с чужим ребенком? Скажи им спасибо, что тебе жизнь спасли. Ходят слухи, что тебя в больницу чуть живую привезли. Вот выходили, да еще и с ребенком нянчатся, пеленают, кормят, медсестры по детскому отделению на руках носят. Ты ведь грудью дочку не кормила?

– А лучше бы я умерла. И девчонку пусть не кормят, мне ее забирать некуда. Мать домой с ребенком не пустит и деревенские засмеют, скажут, байстрючку принесла.

– Ты, Анюта, не торопись от дочки отрекаться. Жизнь у тебя только начинается, детей больше не будет, а эта подрастет, ты и не заметишь, потом подругами будете. И мама твоя еще, может, передумает, и любить внученьку будет.

– Мамка не передумает. Партийная она, и боится, что из-за меня, ее из партии исключат. А мне никакие дети не нужны, да и жизнь мне тоже не нужна.

После таких аргументов обитательницы палаты затихли, а потом и вовсе боялись с Анютой говорить, мало ли, что придет девочке в голову – покончит жизнь самоубийством, а они будут виноваты. Нет, пусть лучше с ней врачи беседуют.

Анюта хотела домой. Не к мамке, а просто вернуться в свою деревню, на огороде посмотреть какие огурцы выросли, корову свою потрогать, из цветов в поле венок сплести. И обязательно в лагерь сходить. При мыслях о лагере перед Анютой сразу всплывало мужское небритое лицо с хмурыми карими глазами и жесткими черными волосами. Лицо, вроде, как и красивое, но неприятно-пугающее из-за постоянного угрюмого выражения, но… Анюта запомнила, тонкие желтые очки и такого, же цвета блестящий зуб во рту. Она была просто поражена: как же это красиво – желтый зуб во рту. Золотого зуба в деревне ни у кого не было. Такое лицо можно запомнить и полюбить только за очки и диковинный зуб! А мамка – ей она припомнит, что вожжами ее хлестала, ругала и пилила, хотела узнать ее, Анютину, тайну. Вот и в больницу ни разу не приехала. К соседкам по палате каждый день кто-нибудь приходит и гостинцы приносят. Особенно стараются мужья и матери. Ну, хорошо, у Анюты нет мужа, но мамка могла и должна была приехать. Не приехала, все ругается, что Анюта ее опозорила. Что ж, и Анюта с ней так же поступит – тот человек из лагеря купит ей машину красную и дом в городе. Колька об этих подарках ей все уши прожужжал, значит, так оно и будет. Вот она одна и уедет в город, а мамке там не место.

«А может мне лучше совсем мамку добить, – думала Анюта, – не буду ждать машину и дом. Приеду домой, обойду все места любимые, а потом выпью уксус, что на припечке стоит. Мамка говорила, что это очень крепкий уксус, им можно обжечься и умереть. Вот и хорошо, выпью и сожгу себе все нутро. Тогда врачи уж точно не спасут. Пусть мамка плачет на моей могиле. Наверное, похоронит меня рядом с отцом, и будет выть над двумя могилами».

А как же маленькая, рожденная девочка? Это было что-то лишнее, ненужное, выросшее в ее животе и мешавшее ей жить. Она не хотела ребенка, не была готова к такому раннему материнству. Сейчас у Анюты снова плоский живот и никто там не шевелится. Ну и, слава Богу, поскорее уехать домой и все забыть. А уж дома она разберется, как ей дальше жить. Девочку она решила оставить здесь.

Анюта верила, что девочке здесь будет лучше, чем в деревне – кругом чисто, и харчи бесплатные. А дома жизни не будет от насмешек односельчан и презрения родной матери.

Но была еще одна проблема, мучившая Анюту и днем и ночью. Ей скоро можно будет возвратиться домой, но как она туда доберется? До родной Чертовщины нужно ехать автобусом сначала в райцентр, а там пересесть на другой автобус. Денег на билет у Анюты не было! Она бы пошла пешком по шоссе, ночи сейчас теплые, можно и под кустом в траве отдохнуть. Но вот беда – в больницу везла ее мать зимой, в зимних ботинках и тулупчике. А сейчас ей одеть совсем нечего. Мучилась неизвестностью Анюта, потихоньку плакала в подушку, а соседки по палате думали, что переживает девочка, жалко ей своего ребеночка оставлять в больнице, значит, не совсем еще совесть потеряла. Может, одумается и заберет ребенка из больницы. Поэтому с разговорами не навязывались, у каждой своих забот хватало.

Однажды Анюта увидела во сне, как она идет пешком в зимних ботинках ночью по шоссе, и до Чертовщины осталось идти всего ничего, деревня где-то рядом.

Анюта проснулась и потихоньку рассмеялась.

– Ты чего среди ночи смеешься? – спросила женщина с соседней койки – может тебе нехорошо и нужно врача позвать?

Койки в палате стояли парами. Соседкой по койке у Анюты была кругленькая, общительная Тамара, которая тоже родила девочку.

Тамара, взрослый, состоявшийся человек, по-матерински жалела забытую родственниками Анюту и каждый день подкармливала ее, то конфеткой, то печенюшкой или вареньицем. Анюта привязалась к Тамаре и иногда вздыхала: «Мне бы такую мамку»

– Нет, врача не нужно. Смеюсь я над собой. Столько думала, как мне в свою деревню добраться и ничего не придумала. А вот во сне приснилось, что идти-то нужно ночью, а днем отдыхать, чтобы перед людьми не было стыдно.

– Подожди, ты что, же в деревню собралась пешком отправиться?

– Ну да. Денег у меня на автобусный билет нет, и на ноги есть только зимние ботинки. А сейчас лето. Что люди обо мне подумают, когда увидят такое огородное пугало в летний день. Еще и в милицию могут сдать.

– А сколько километров от Горевска до твоей деревни?

– Я точно не знаю, но до райцентра километров сорок, а там до Чертовщины еще километров двадцать будет. Но я быстро дойду, ноги у меня крепкие.

– Подожди, девочка, это абсурд какой-то. Пешком шестьдесят километров, летом, в зимних ботинках! Ох, горе ты мое! Это уже проблема и она требует решения. Ладно, ты спи, мы что-нибудь придумаем.

Анютка, убаюканная ласковым голосом, вскоре снова заснула, а во сне видела васильки на ржаном поле, по которому она шла, взявшись за руки со своей мамкой. И мамка не ругалась, а гладила рукой Анюткины волосы и что-то тихонечко ей шептала.

На следующий день наведать Тамару пришла дочь-школьница. Тамара увидела девочку и засияла глазами:

– Доча, ты прямо из школы и ко мне? А когда уроки будешь делать, домой-то, когда доберешься?

– Не волнуйся, мамочка, я часть заданий на завтра уже в школе подготовила. По тебе соскучилась и может, ты мне сестренку покажешь? Все в школе спрашивают, какая у меня сестричка, а я ее еще не видела.

– Пока смотреть на нее нельзя, она совсем маленькая, а сейчас тем более спит. Вот приедем мы с ней домой, тогда и наглядишься. А у меня к тебе дело есть, давай выйдем в фойе, посекретничаем. Тамара обняла дочь за плечи и увела из палаты.

Через три дня в послеродовую палату, где лежала Анюта, зашла медсестра и сказала:

– Ромашова, тебя главврач больницы вызывает. Его кабинет в другом корпусе. Дорогу сама найдешь или тебя проводить?

– А ты не знаешь, зачем я ему понадобилась?

– Наверное, выписывать будут. Да ты не бойся, он у нас добрый человек и тебя не обидит. Так тебе дорогу показать?

– Лучше показать, в ваших коридорах можно заблудиться.

Медсестра довела Анюту до кабинета главврача, тихонько постучала в дверь и пропустила Анютку в тесный кабинетик.

Главврач был не один.

– Ну, здравствуйте, Анна Семеновна, – сказал он, – вот врачи говорят, что Вы совершенно здоровы, и мы можем выписать Вас из больницы домой. Ваш ребенок тоже здоров и готов к выписке. Я правильно говорю, Зоя Николаевна? – Обратился он к миловидной женщине в белоснежном халате.

– Да, Егор Анатольевич, Вы совершенно правы. Девочка Ромашова прекрасно набирает вес, никаких противопоказаний к выписке нет. Анна Семеновна, Вы забираете ребенка домой? Мы сообщим в райздравотдел, что ребенок выписан по месту жительства несовершеннолетней мамы и попросим закрепить за вами врача и медсестру из района.

– Нет, – прошептала Анюта, – я уже говорила, что не могу ребенка забрать. Меня даже одну мамка может домой не пустить. А еще и ребенок, он же не может жить на сеновале? – Привела веский довод Анюта.

– Ну, что ж, мы это предвидели, – сказал главврач, – и пока выпишем Вас, Ромашова, без ребенка. Вы поедете домой, поговорите со своей мамой и возвращайтесь за ребенком. Но учтите, мы долго в больнице ребенка держать не сможем. В течение двух лет Вы, Анна Семеновна, должны забрать ребенка, иначе ребенок будет передан в детский дом. Отказную от ребенка, мы требовать пока не будем. Взрослейте, Ромашова, и приезжайте за дочкой.

– Ромашова, – в разговор вмешалась Зоя Николаевна, – Вы не дали имя ребенку. В отделении девочку называют Зосей, У вас есть другое имя или Вы согласны с этим?

– Зося? Я не знаю такого имени, но мне оно нравится.

– Зося – это Зоя. Если Вы согласны, то мы и в дальнейшем будем называть девочку Зосей, только Вы потом не передумайте.