Алексей Дьяченко - Человек. Сборник рассказов-2 Страница 4

Второй, молчаливый, пошёл провожать покинутую невесту. И на беду пристали хулиганы. То ли внешность кавалера не понравилась, то ли спутница его приглянулась. В общем, прицепились, как в народе говорят. Да так, что слов не слушали, на просьбы не реагировали, угроз не боялись.

Стало ясно, без драки не обойтись. А как драться, когда трое на одного? Но, молчаливый провожатый, вдруг, так профессионально с ними разделался, что теперь уже не скоро хулиганы смогут встать с больничных коек и приставать к прохожим. Досталось им на орехи.

После драки молчаливый молодой человек словно ожил, стал рассказывать о себе. И с каждым новым словом, покинутая невеста всё сильнее понимала, что любит его так, как не любила никогда и никого. Что вся предыдущая жизнь была лишь ожиданием этой встречи.

От станции метро Октябрьская, они пешком дошли до станции метро Парк Культуры. Затем, так же незаметно, за разговорами, дошли до станции метро Спортивная. Дмитрий, так звали молчуна, жил у этой станции. Из окна кухни видна была станция метро. Обои в комнате были смешные, детские, клоуны на парашютах. Когда-то у Дмитрия была семья, теперь жил один.

Верочке, так звали покинутую невесту, всё нравилось. И Дмитрий, и его рассказы о службе, и клоуны на парашютах, и то что он был женат, и что теперь разведён, и даже необычный свисток в носике у чайника, тоже нравился.

И тут, вдруг, вспомнила, что завтра выходит замуж, что у неё свадьба. В четыре часа ночи она сняла телефонную трубку и набрала номер брата.

– Сержик, прости, что разбудила, – залепетала она, – я должна сказать тебе важную вещь. Знаю Аркадий твой лучший друг, но… Но, истина дороже. Не знаю, как это лучше выразить? Я не хочу ему говорить неправду, то есть лгать. Это будет подло с моей стороны, поэтому я решилась. Решилась, но чего мне это стоило, даже не догадываешься.

– Так ты уже говорила с ним? – Сонным голосом спросил брат.

– Ради Бога молчи и слушай, не перебивай, а то спутаюсь и ничего не смогу объяснить, а объяснить обязательно нужно. Так вот, начала я о своих чувствах.

Человеческие чувства сравнивают с природой, например, вулкан, когда только «просыпается», не опасен, но когда начинает извергать лаву, он на своём пути никого не жалеет и не щадит. Так и моё чувство, сначала просыпалось и, наконец, захватило меня всю, и бьёт ключом. Извини, что так подробно говорю. Хотела сказать, что свадьбы завтра не будет.

Я полюбила другого человека. Можешь презирать меня, обзывать грязными словами. Возможно, в твоих глазах, я такой на данный момент и выгляжу. Только прошу об одном, сейчас ничего не говори. Пойми, это просто выше моих сил. Это стихия, река, которая как щепку подхватила меня и несёт. И я очень счастлива, быть щепкой, и рада нестись по течению к неведомым берегам.

Аркашка, замечательный человек, преданный друг. Уверенна, что и мужем для какой-нибудь девушки будет превосходным. Для какой-то, но только, не для меня.

Сегодня я поняла, что совершенно его не люблю. Да, скорее всего, никогда и не любила. Суди меня, как подсказывает тебе совесть, но я не хочу губить жизнь с молода, живя с человеком к которому не испытываю тех самых чувств, без которых семья не семья, а бессрочная каторга. До свидания.

– Не вешай трубку, – взмолился брат, – я не осуждаю. Не переживай. Я, горжусь тобой. Повторяю, не переживай. Всё уладится самым наилучшим образом.

– Ты так убеждённо всё это говоришь, что мне уже и самой верится, что всё будет хорошо. Передашь? Скажешь, что свадьбы не будет?

– Нет. Сама скажи. Увидишь, он воспримет спокойно. Пойми, такие вещи нельзя передоверять кому-то, даже ближайшей родне. Успехов в настоящей любви.

На следующий день играли свадьбу. Ресторан был шикарный, большое количество гостей. Аркадий Петраков сочетался законным браком с Верочкой.

Вспоминая прошедшую ночь, в особенности драку, из которой Дмитрий вышел победителем, Верочка подумала: «А мой бы, тряпка, не защитил. Под юбку бы спрятался». Встала, подняла бокал шампанского, выше головы, и сказала:

– Я знаю Аркадия с первого класса. С того самого дня, как сели первого сентября за одну парту. Как сели рядом, так потом ни на один день и не расставались. Он носил мой портфель в школу и из школы, мальчишки одноклассники дразнили, подсмеивались, но он тогда уже был выше этого, был настоящей личностью. И сегодня мне выпала честь стать его женой. Прошу всех поднять бокалы и выпить за моего мужа. Самого, дорогого для меня человека. И, самого замечательного.

Выпивая бокал за себя замечательного, Аркадий подумал о том, насколько жена проигрывает девушке, что встретилась вчера. «Просто обезьяна какая-то».

Испугавшись этой мысли, он встал с бокалом шампанского и так же, подняв его выше головы, сказал:

– Прошу всех выпить за мою жену, самую красивую девушку на свете!

Много было тостов, гости выпивали, веселились. Лишь свидетель жениха, он же брат невесты, сидел печален и трезвёхонек. Пьяные гости стыдили его за это и понуждали сказать тост. Он всё отнекивался. А тут, вдруг, встал и сказал:

– Предлагаю выпить за Пушкина Александра Сергеевича. За его бессмертные строки: «Привычка свыше нам дана, замена счастию она».

Свидетеля толкали в спину и подсказывали:

– Скажи «горько». Какого лешего нам Пушкин твой.

– Да, да, – соглашался свидетель – Если б только знали вы, как горько мне.

Жених с невестой, вместо ожидаемого всеми поцелуя, вдруг не сговариваясь, навзрыд заплакали. Он о своей, а она о своём.

– Меньше пить нужно было, – говорили родители, – позорите перед роднёй.

Прилежный ученик

Субботним утром Арона Моисеевича разбудил стук в дверь. Стучали кулаками, да с такой силой, что было ясно, промедли он с открытием ещё несколько мгновений, и в ход пойдёт кувалда. В том, что это ломятся сотрудники милиции с внезапным обыском, сомнений быть не могло, поэтому хозяин квартиры очень удивился, увидев на пороге не бравого ОМОНовца, наряженного в сферу (специальная каска из свинца) и бронежилет, а тщедушного молодого человека с переломанным носом, одетого в костюм, выдававший глухую его провинциальность.

– Вы из прокуратуры? – Машинально спросил Арон Моисеевич и тут же поинтересовался. – Чем могу служить?

– Нет. Я не из прокуратуры. Я сынок ваш, Илюша Кагалов. – Медленно, с расстановкой, ответил нежданный гость. – Вы с моей мамой, Зинаидой Владимировной Артемьевой, вместе в Университете учились. Потом Вы нас бросили, и мы уехали в Сибирь к её родителям. А неделю назад, когда исполнилось мне тридцать, мама сказала: «Езжай в Москву, посмотри на отца. Может, нуждается в чём, помоги».

– Заходите в квартиру. – Холодно пригласил Арон Моисеевич человека отрекомендовавшегося его сыном. – Проходите на кухню.

Неловко ступая, гость прошёл на кухню. Поставил на стол сумку с банками, закатанными собственноручно, в которых было варенье и консервированные овощи.

– В следующий раз не стучите, звоните. Рядом с дверью, розовый звонок. – Не зная, о чём говорить, сказал Арон Моисеевич и, отводя глаза в сторону, спросил. – У вас паспорт есть?

– А как же. Здесь. Во внутреннем кармане.

Гость похлопал себя по груди.

– Покажите, пожалуйста.

Досадуя на недогадливость гостя, Арон Моисеевич взял в руки паспорт, машинально достал из него фотографию, чтобы она не мешала проверке личности и вдруг вскрикнул:

– Что это?

– Фотография. – Спокойно ответил гость.

– Ясно, что не утюг. На ней кто?

– Вы вместе с мамой на Ленинских горах.

Арон Моисеевич и без подсказок знал, что это он, но боялся, что всё это ему только кажется и от страха перед этой, возвращающейся к нему, давно забытой жизнью, требовал подтверждения, очевидным вещам. Попросту, поддержки.

Он поднёс фотографию близко к глазам и увидел рядом с собой, молодым, ту самую, несмышлёную девочку, которой овладел когда-то в главном здании Университета, в секторе «Г», на пятом этаже, прямо в телефонной будке.

Сразу вспомнилось всё. Словно, не тридцать лет прошло, а три дня. Вернулось то лето, Воробьёвы горы (тогда Ленинские), травянистый пляж реки Москва, купания, обжимания, сладкие поцелуи. Катание на речном трамвайчике и дырявые карманы, в которых не было ни гроша.

«Да. Время, было другое. – Думал он, разглядывая фотографию. – Ходили мы с этой наивной девочкой воровать яблоки в Университетский сад. Затем шалили. Кидались огрызками в прохожих, а сами прятались в кустарнике. Было смешно и страшно. Какое же это было блаженство. И жизнь казалась лёгкой, простой. А главное, понятной на века. А что теперь?».

Неожиданно, для себя самого, Арон Моисеевич грязно выматерил вслух действующего президента, политический курс и все те демократические перемены, которые стали возможны только при новом укладе жизни.