Владимир Земша - На переломе эпох. Том 2 Страница 4

***

…Прицелом ненависть вперёд взирала,Зарядом гнев по стали саданул,И газами на миг глаза застлало.Язык огня под башней полыхнул…Разрывы бронебойных свирепели.Пять танков чёрной кровью изошли.А мы ещё не понесли потери.Враги не одолели. Отошли.Но не ушли. Как чёрный символ страхаСтелился плотно дым по бороздам.Высотку окружили и с размахаПолукольцом ударили по нам.Вновь землю гусеницы разрывая,ползли. Но пусть страшат других.Броня фашистов толстая, большаяНа нас ползла не менее больших!На нас, чей дух не покоряли.Социализм нам Душу закалил.Идеи Ленина наш Разум воспитали,А Сталин нас Бронёю наделил…И в немца страх смертельный наливался:15 танков плавилось в огне.И натиск страшной стали надорвался.Он проиграл в неправильной войне.Смолкал в ушах проклятый рокот стали.И гнев, и радость сединой слились.И точки танков с виду исчезали.А здесь, недогоревшие, рвались.Залито поле чёрной жаркой краской.Пылает вновь кровавая заря.Солдат Советских с материнской ласкойОберегает Русская Земля!

В следующую секунду, едва рассеялся дым, раздался мощный взрыв. Видимо, сдетонировали боеприпасы, которыми был упакован танк. Башню отнесло в сторону.

Груда искорёженного танкового железа горела на перекрестке. Хобот танкового ствола уткнулся в асфальт рядом с автобусом.

– Так ему! Как хорошо попали, товарищ лейтенант! – заорал Бедив, высунувшись из-за бетонных обломков. И упал замертво почти одновременно с сухим щелчком. Во лбу его было словно просверлено кровавое отверстие. Глаза по-прежнему выражали радость и немного недоумение.

– Бедиев! – вырвалось отчаянно у Тимофеева. Но он удержался, чтобы не кинуться, помня, чему его учили педагоги. Ведь снайперы только того и ждут! – Чёрт! Что я Майеру теперь скажу. Не уберёг его бойца! Не уберёг!..

– Загиров! Нужно вычислить, где эта гадина!

– Есть, товарищ лейтенант! – солдат сверкнул черными глазами по-звериному и ловко пополз в сторону, скрываясь за высокий тротуарный бордюр.

Гранат больше не было. Влад нащупал левой рукой чёрный корпус ПУСа8. Открыл правой рукой рукоятку затвора, повернул влево и отвёл затвор до упора. Вставил 7,62 мм трассер в патронник, дослал его затвором вперёд. Всунул это устройство9 в гранатомёт.

Что ж. Проверим, что будет сейчас! Загиров изменил своим движением угол наблюдения снайпера, явно его заинтересовав. Ошибки быть не должно. Снайпер – не лох. Поняв подвох, он не попадёт в расставленные сети. Но план сработал. Снайпер стал менять позицию. Увидев шевеление в одном из окон на верхних этажах, Влад приложился к прицелу. Ветер дул всё так же слева.

«Ветер пулю так относит, как от прицела два отбросить», – крутанулась ему заезженная училищная присказка. Отведя прицел на две фигуры левее, лейтенант затаил дыхание. Он стал одним целым со своим гранатомётом. Плавно нажал на спуск…

Трассер прошил пространство. Тело рухнуло вмиг.

«Кажись, попал! – подумал Тимофеев. – Что ж, неплохо ПУС приведён к бою!»10

Появился Загиров. На его лице почему-то была добрых размеров борода.

«Когда это он успел отрастить? – подумал лейтенант. – Неужели пока полз! Бред полный!»

– Что это, Загиров? – Тимофеев сузил глаза. – Сбрить немедленно! Ты же советский солдат, а не душман! Чтоб к вечерней проверке этого не было! – словно забыв про войну, педантично произнёс Тимофеев.

Загиров лишь ухмыльнулся.

– Э-э-э-э, таварыш лэтена-ант!..

В следующую минуту горячая волна взрыва накрыла их обоих. Острая боль во всём теле. Удушье. В глазах потемнело. Словно звёздная метель закружилась вокруг. Он больше не чувствовал своего тела. Не чувствовал боли. Ничего. Словно куда-то провалился.

Кружащие потоки светящихся точек, подобно снежинкам, стали выстраиваться в причудливые фигуры, приобретая всё более и более чёткие очертания. И вскоре всё вокруг стало видно вполне отчётливо. Он увидел себя, лежащего в обнимку с гранатомётом.

(Хорошая училищная школа! Ведь их приучали никогда не расставаться с оружием. Даже на «толчке». Так он с оружием и лежал…)

Странное ощущение это – видеть себя сверху!

«Я что, погиб? – задавал себе вопрос лейтенант. – Но почему я всё вижу?»

Он видел и Загирова, чья борода, припорошенная пылью, торчала гордо на окаменевшем от смерти лице…

Недалеко лежала убитая девушка, чьё голубое платье окрасилось в кровавый цвет. Тимофеев приблизился, наклонился. Как она похожа на Здену… Совсем юная. Её темно-каштановые волосы были засыпаны пеплом.

«А может, это Здена и есть?» – мелькнуло в его голове такая дикая мысль, но он её прогнал прочь…

Тимофееву казалось, что его «крыша съезжала» всё дальше и дальше…

Чуть поодаль лежали убитые грузины. Из люка танка висел обгоревший до неузнаваемости труп. Страшное зрелище! Кисти рук свисали плетьми вниз. Они обгорели меньше. Из кисти вывалился чудом уцелевший оберег из кусочков сшитой кожи. Такой точно братья дарили Мамуке!

– Мамука?! – воскликнул Влад. – Н-ет! Может, просто такой же амулет? Кто теперь узнает?!

В стороне лежал другой солдат противника. Руки были разбросаны в стороны. На его чёрном лице неожиданно выделялся широко посаженный негритянский нос…

«Откуда здесь негры?» – удивился Тимофеев.

Далее он взлетел выше и приблизился к снайперу. К огромному изумлению, это была довольно милая девушка европейской внешности.

Её собранные золотистые волосы были испачканы кровью. По-кошачьи расставленные глаза были широко открыты и смотрели стеклянным взглядом в никуда. Голова была откинута в сторону и на белой шее Влад увидел маленькую родинку…

«Где-то я её уже видел раньше. Или просто похожа.., – подумал Тимофеев. – Но что она забыла здесь? Почему? А ведь могла жить, любить, родить ребёнка…»

Он задумался, ненависть к хладнокровной убийце и торжество победы сменились на милость и глубокое, до боли, сожаление: «Что побудило эту девочку прийти сюда? По своей ли трезвой воле или управляемая одурманенным разумом либо алчностью?»

Тимофеев, переполненный каким-то отуплённым равнодушием, взирал на всё сверху.

Чувствуя себя в бестелесной оболочке, он поднимался всё выше и выше. Констатируя печальные апокалипсические факты. Всё внизу превратилось в калейдоскоп кошмаров, закружилось, словно подхваченное дикой метелью из тусклых огоньков…

***

– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! – кто-то стал его осторожно теребить за рукав. – Через пять минут подъём! – Сквозь пелену проступало, приобретая очертания всё чётче и чётче, лицо Бедиева, – лейтенант Майер уже ушёл подымать роту, просил и вас разбудить! И вот – вы забыли ваш конспект к политзанятию у меня на тумбочке этой ночью, – Бедиев протянул ему смятую подмокшую тетрадь

– Мы где? —Тимофеев подскочил, ткнул бойца пальцем. – Живой?! Япона мать! – почувствовав под пальцем телесную оболочку, он кинулся к солдату и обнял его.

– Вы чё? – Бедиев отпрянул. Лейтенант, не обращая внимания на изумление солдата, посмотрел на свои руки, повертел ими перед собой, хлопнул себя по лицу.

– И я тоже! – он как-то торжествующе, безумно и радостно взглянул на ничего не понимающего бойца. – И я,.. я живой!? – утвердительно, но с полувопросом воскликнул Тимофеев.

«Да! Дожили-ся! – подумал Бедиев. – Вот это уже точно диагноз! Вот уж кто бы спрашивал… Сразу видно, как их вчерашний вечерок прошёл!.. Живой!.. Как же! Тут, отстояв ночь „на тумбочке“ уже сам перестаёшь понимать, живой ты ещё или уже мёртвый. Дневальный это самый настоящий „живой труп“!..»

«Подмокло политзанятьице-то»! – Тимофеев крутил в руках свой заляпанный конспект…

– Товарищ лейтенант, тут, говорят, в полк приехал поэт какой-то из Башкирии. Айдар Халим, вроде зовут. Не слышали?

– Не слышал. И что?

– Да так, в клубе, вроде будут собирать сегодня. Все башкиры наши тащатся сейчас. Он, вроде, земляков своих собирает, фотографироваться будут. А вы идёте?

– А я что, на башкира похож, а? – Тимофеев нащупал зеркало, посмотрел на свою опухшую физиономию…

«Да-а-а, Бедиев, возможно, ты и прав.., – подумал он. – Мне стоит присоединиться к этой группе из солнечной Башкирии. Башка-а-а моя трещит ужасно!»