Наталья Костина - Oн и Она. Истории любви (сборник) Страница 4

Ты обернулся и увидел, как твоя жена (бывшая! бывшая жена!) выхватывает зеленую чашку из рук своего «парня».

– Да какая разница, Каролиночка, какая разница? – рассмеялся тот и взял белую чашку.

– Это Линина, – качаешь головой ты.

– Линина? – Коренастый парень рассмеялся еще громче.

– Просто отдай, – прошипела Лина.

– Что за детский сад, Каролиночка! Вы бы еще ели каждый из своей тарелки! – никак не мог угомониться мужчина.

– Мы и едим, – в твоем голосе появились угрожающие нотки.

Не хватало еще, чтобы этот самодовольный примат (ты силился вспомнить, как звали «плохого парня» из «Планеты обезьян») обижал женщину, с которой ты прожил восемь лет!

– Ты – из зеленой, а она – из белой?

– Наоборот, – поморщилась Лина.

Ей этот разговор категорически не нравился.

Если она и представляла ваше знакомство с этим ее… парнем, то наверняка не так.

– А мне кажется, это очень мило, – пропищала Иванна Юрьевна, которая все это время молча наблюдала за происходящим и едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, – шутки коренастого и сама ситуация казались ей довольно забавными. – Это так… мило!

– Мило – в ваннай! – с деланным кавказским акцентом пробасил коренастый, и оба гостя залились смехом.

«Коба!» – вдруг осенило тебя.

Кофе был готов.

– Ну, не обижайся, Каролиночка! – приятельски толкнул Лину в бок Коба.

– Я не обижаюсь. – Улыбка № 3.

– А вы не будете пить? – спросила Иванна Юрьевна.

– Я молока не купил. Чаю?

Лина кивнула.

– Ты же не любишь чай! – поморщился ее великовозрастный парень с планеты обезьян.

– И не пью кофе без молока.

– Ну разочек-то можно! – махнул рукой Коба.

– Я же сказала: не люблю! – набросилась на него противница черного кофе.

– Лина, можно тебя на минутку? – попросил ты.

Она нервничает. Нервничает? Это очевидно. Возможно, из-за тебя? В твоем присутствии? Или из-за Иванны Юрьевны?

– Она грызет ногти, – прошептала тебе на ухо жена (бывшая! бывшая жена!). – Она грызет ногти, и у нее противный голос.

– Да, голос писклявый.

Она грызет ногти? Ну и что?

– Тогда какого черта? – тихо спросила Лина.

– Это я какого черта? А сама какого черта? – прошипел ты.

– Ты первый начал!

– Ничего я не начинал! – сказал ты достаточно громко, чтобы гости могли вас слышать.

– Обойдусь без чая. – Лина озарила тебя улыбкой, номер которой ты не смог определить, и села за стол. – Давайте есть…

Вы не покупали посуду на случай прихода гостей. Решили, что гости сами рано или поздно подарят все необходимое.

Как показал опыт супружеской жизни, решение ничего не покупать специально для гостей было рациональным и продуманным. Сами все подарили!

На свадьбу – сервизы на дюжину персон, и кофейный, и чайный, и столовый… И полотенца на десять лет вперед, и постельное белье, и три скатерти. Вам оставалось только время от времени доставать их из шкафа на балконе перед приходом «дорогих гостей», которые столько всего надарили.

Вот и на этот раз Лина по привычке накрыла стол на двоих, а для гостей поставила желтые чашки и тарелки. Ты спрашивал себя, сможете ли вы когда-нибудь снова жить так, как до свадьбы? Не бросаться на людей из-за того, что они взяли не ту чашку или тарелку? В конце концов, Коба прав: это всего лишь посуда. Перестанете ли называть друг друга Каем и Линой? Станет ли она когда-нибудь Каролиночкой, а ты – Костиком? И если да, то когда?

– Каролиночка, все очень вкусно! – причмокивая, сказал Коба. – Будешь готовить мне это каждый день! Я, знаешь ли, страх как покушать люблю.

– О, уверяю вас, Лина будет готовить! – горячо заверил ты и мысленно произнес: «Это Лина-то будет готовить?! Ха-ха!»

Коба понял это по-своему:

– Если бы мне кто-нибудь такое готовил, я бы никогда с ним не развелся!

– Кстати, а почему вы развелись? – поинтересовалась Иванна Юрьевна.

Вопрос прозвучал совсем некстати. Просто по выражению ее лица было ясно, что мать Кая описала ей бывшую невестку не иначе как «криворукую, которая даже омлет не в состоянии приготовить».

– Потому что я неважно готовлю, – огрызнулась Лина.

– А серьезно? – проявил настойчивость Коба.

– Мы просто поняли, что не любим друг друга, – пожал плечами ты.

Не так: это она поняла, что не любит тебя, а ты предложил развестись. Наверное, твоя теща (бывшая! бывшая теща!) все же была права, называя тебя бесхарактерным.

– И это никак не связано с бесплодием Каролины? – спросила Иванна Юрьевна, словно говорила о будничных вещах.

– Что?! – в один голос воскликнули ты и твоя жена (бывшая! да запомни наконец, уже бывшая!)

– Она не бесплодна! – нахмурил брови ты.

– Но в таком случае почему у вас нет детей? – поставила вопрос ребром женщина с омерзительно писклявым голосом.

– Он не хотел детей.

– Она не хотела детей.

Вы выпалили это одновременно.

На этом вечер закончился. Точнее, на этом закончилось терпение гостей. Если ваши ссоры или ваши разговоры они воспринимали более или менее спокойно, то вашего слишком затянувшегося молчания и пренебрежительных взглядов не выдержал даже парень с планеты обезьян. Он сразу встал из-за стола, сказал: «Нет, это невыносимо!», но уходить не спешил, топтался на пороге, очевидно ожидая, что Лина его остановит. Хозяйка же дожидалась, чтобы дверь за гостем захлопнулась. Иванна Юрьевна, женщина терпеливая и настойчивая, допила кофе и доела все, что было на тарелке. Потом тщетно пыталась завязать разговор – на ее реплики вы отвечали наугад, а иногда лишь небрежно кивали.

– Вы так вкусно готовите… Дадите рецепт?

– Номер в записной книжке на «Р» – «Ресторан», – Лина.

Ты кивнул.

– У вас на полках много сувениров. Вы много путешествовали?

– Каждый год, – Лина.

– Я летал с ней в командировку на Неделю моды, – Кай.

– А я с ним лазила в горы.

– Надо говорить «ходила», – поправила Лину Иванна Юрьевна.

– Ходила.

– Я, наверное, пойду… Конечно, я бы с удовольствием осталась…

– Идите! – Лина и Кай хором.

Когда за блондинкой с пронзительным голосом наконец закрылась дверь, было только полседьмого.

Скоротали вечер.

Первой встала Лина и начала убирать со стола.

– Мне она не нравится, – произнес ты, просто чтобы хоть что-то наконец сказать.

– Мне – он…

Вы молча мыли посуду. Молча вытирали тарелки. Молча складывали их и относили в шкаф на балконе. В кухне традиционно осталась только зелено-белая посуда на две персоны.

Восемь вечера.

Вы включили телевизор, чтобы не сидеть в тишине.

Вы говорили без слов. Так умеют общаться только люди, которые очень давно живут вместе.

Пожить для себя? Да, ты хотел пожить для себя. Год, может, два.

А потом пожить для себя захотела она.

Потому что он сказал, что, возможно, они не готовы.

А «не готовы» может означать только одно: он не хочет.

Неправда. Просто он думал: Лина скажет, когда будет готова. Думал! Думал! А она думала: Кай скажет, что уже пора.

И так из года в год.

А как же твоя фигура?

Да ничего: потом на диету сяду! Мне не привыкать худеть!

Ты гладил ее волосы, а она лежала, зажмурившись от удовольствия, и думала.

Что-то падало. Что-то огромное и величественное рушилось.

В конце концов все стены когда-нибудь разрушаются.

Берлинская стена… давным-давно…

…и Великая Китайская когда-нибудь, хотя это вряд ли…

…и какая-то – прямо сейчас.

– Кстати, что мы со стеной будем делать? – нарушила молчание Лина.

Ты ничего не ответил.

Ты думал.

– Все-таки хорошо, что мы ее оставили, – прошептала Лина.

Мужчина кивнул и произнес:

– Еще бы дверь установить.

– Я что-нибудь придумаю, – сказала женщина.

– Только не в этом году, – улыбнулся Кай.

– И даже не в следующем… – протянула Лина и прильнула к его груди.

На часах только без четверти девять, а Машенька уже спит, обнимая большого игрушечного мишку. За стеной ее родители лежа смотрят телевизор.

Валентина Серая

Лиловые канарейки на шарфиках ветра

Молодая женщина устала после очередного скандала. Ее крайне утомило «показательное выступление» собственного благоверного – с упреками, угрозами, обидами… И он от всего этого устал: лежит на диване, отвернувшись к стене, и спит. Ей бы тоже лечь в постель и заснуть, уткнувшись заплаканным лицом в подушку. Но… как уснуть, если сердце разбито? Она кладет руки на подоконник, решив немного подремать прямо тут, возле окна. Ее лоб касается холодного стекла, она закрывает глаза. У нее действительно не осталось никаких сил после этой ссоры…

Но внезапно она слышит, как кто-то тихо напевает: «Ой, чье ж это жито, чьи там покосы? И чья ж это девушка расплетает косы? Косы распустила, ни с кем не ходила, молодого парубка сама полюбила…» Она слышит песню сквозь навалившуюся усталость, сквозь болезненную дремоту. Есть в этой песне что-то такое, от чего ее губы начинают нервно подергиваться, а по щекам текут слезы. Она смахивает их, трет лоб, чтобы как-то успокоиться и хоть немного забыть обиду. В конце концов, она ведь не маленькая девочка, и пора, давно пора уже ей привыкнуть к будням семейной жизни.