Алиса Прим - Некуда бежать Страница 4

Двадцать четыре ноль-ноль. Я снова за рулем. Машина летит по свободному шоссе, упиваясь ночной свежестью и урча, как настоящий советский «Запорожец». Уже третий день с ней что-то не так. Под капотом что-то шумит и хрипит, время от времени переходя в затяжное надрывистое клокотание. Уже третий день я стараюсь передвигаться медленно, благо вездесущие пробки позволяют не разгоняться, но сейчас дорога «шепчет»: «Дави на газ… Все будет джаз…» Или это играет радио?..

Мне хочется парить над дорогой, и в этот момент мне уже почти все равно, что произойдет…

Около дома все перегородили, вокруг горы бетона, заборы, стройматериалы и красные фонари сигнальных маячков на пути из темноты к теплому уюту почти налаженного быта.

Я сбрасываю скорость, и через несколько секунд скорость сбрасывает меня – хлопок – и машина останавливается как вкопанная. Спустя мгновение – начинает плавно скатываться под уклон… Резко дергаю ручник. На улице холодно и безлюдно.

Перепрыгивая через бетонные балки, присыпанные хрустящим снегом, последний километр до дома преодолеваю пешком. Оглядываюсь: одиноко и сиротливо грязно-красная машина прижимается к обочине, тщетно пытаясь согреться. Сердце сжимается. Все кончено. Летом умерла моя старая собака – ей было четырнадцать. Я не поехала попрощаться с ним – вечные дела. Только потом – увы, слишком поздно! – я поняла, что потеряла своего самого преданного и верного друга.

Сегодня не стало моей машины. Ей десять, из них, пять – неразлучных – в моих руках. И я отчетливо сознаю, что это конец.

Сколько ни барахтайся, всему отпущен свой срок. А я все плыву против течения, надеясь не быть выброшенной на обочину, хотя весь вопрос в том, многое ли от меня зависит?

Если бы Тот, кто правит балом, хлопнул в ладоши чуть раньше, когда я мчалась по скользкой дороге, купаясь в собственных мечтах и не обращая внимание на предсмертные хрипы АКПП, вернулась бы я домой?

Вхожу в квартиру.

– «Альмера» сломалась.

– Что, совсем?

– Она встала и не едет. Я оставила ее на дороге.

– Нужно вызвать на завтра эвакуатор и – в сервис.

– Может, не стоит уже ее чинить? Это встанет очень дорого.

– А что делать-то с ней? Починим, хоть за какие-то деньги продадим. Шестьдесят тысяч тоже на дороге не валяются.

– И то правда. Мне за них работать месяца четыре, при хорошем раскладе.

– И зачем тебе вообще работать? Занялась бы ребенком, а то все носишься днем и ночью со своими бумажками… Ни на нас с Миленой, ни на себя времени не хватает. Посмотри, на кого ты похожа…

Женя подвел меня к зеркалу. Правда оказалась ужасной: крашеные сосульки волос, распластавшиеся вдоль лица в беспокойном хаосе, черные круги под глазами, раскосые волоски бровей, практически встретившие друг друга на переносице. Плюс ко всему накопленная бессонными ночами усталость покрасневших глаз, и опущенные от бессилия руки.

– Тебе ведь всего двадцать семь. Подумай, может стоит уйти с работы… Я уже забыл, как ты улыбаешься…

На следующий день я написала заявление. Я рыдала, подписывая его у курирующего зама. Рыдала от бессилия, от невозможности что-либо изменить… От того, что подвожу черту под этой частью жизни, кусочек которой я навсегда оставила в этих картонных, сухих стенах.

– Алиса, останься. Я знаю, ты устала. Я и сама много раз хотела уволиться, но оставалась. Ты нужна здесь. Ты знаешь, что и как нужно делать. Давай, будем это делать!

– Нет, я уже не могу остаться. Мы с мужем так решили, – мямлю я сквозь слезы.

«Кровью, как в Метрополитене, – выхода нет!»…

Бессонница, словно пытка, истощает силы, изматывает душу и выхолаживает разум. Я пытаюсь отречься от окружающего, представить себя в храме перед иконой. Окунаю взгляд в пламя свечи, и слезы медленно катятся по щекам. Моя душа закостенела, покрылась слоем грязи, золы и пепла. Она погребена под порывами страстей и невыносимыми, невыполнимыми желаниями. Она погрязла в ненависти, отчаянье, апатии и тоске.

Я не могу уснуть! И хотя бы одна достойная мысль промелькнула в голове! Нет… Только обида, жгучая обида на всех и вся!

Но стоит усилием воли попытаться усмирить разыгравшуюся бурю отчаянья и безразличия, как взгляду открывается истина – мне есть, что терять!

Рядом любимый муж, дочка сопит, уткнувшись носиком в подушку. Есть бумага и ручка – мои лучшие друзья…

Мне все еще есть, что терять, но я с упрямым безумством сокрушаюсь о том, что уже потеряно.

Я ушла с работы, уволилась из Инспекции сразу же после своего дня рождения, не дождавшись пару недель до Нового года и упустив грандиозный Новогодний подарок, приготовленный государством!

Тамошним пройдохам выдают не меньше, чем по полмиллиона рублей. Всем подряд. Закрадываются смутные сомнения, что больше получили как раз те, кто меньше всего этого заслуживал.

Получили не за то, что сделали что-то лучше, а лишь за то, что приходили на работу, курили у входа и разносили сплетни по коридорам. Те, кто уже отчаялся что-либо сделать ушли, и ничего не получили, хотя результаты года добыты их бессонными ночами и днями без отдыха.

Я могла бы получить гораздо больше, чем полмиллиона, – ведь была замом! Но я их не получила. Отработала восемь лет и ушла, не дождавшись две недели. В этом противоречии вся моя жизнь – отдавая слишком много сил, сдаваться, когда уже близка оплата. Вместо нее – расплата…

Ночь. Бессонница… балконная дверь нараспашку. Звезды светят в не зашторенное окно, светят, но не греют… Отчаянное желание понять, как же стоит все-таки жить? Понимание приходит. Оно идеально. Только я реальна. Опутана пороком, словно паутиной. И нет сил больше бороться, – хочется все больше и больше укутываться в темное покрывало, скрывая взгляд от ярких солнечных лучей, не в силах оторвать невидящих глаз от пламени свечи…

Я уже не молю Бога о прощении, потому что сама не в силах себя простить, мне осталось только пасть на колени и рыдать. Навзрыд, взахлеб… Надрываясь, утопая в слезах. Только слез нет. Уже нет даже слез.

Секс. Острое желание сменяет тупая боль. Вспышка света и снова темнота. Растворяясь в нем я снова и снова теряю себя. Меня уже почти нет. Сгусток эмоций, противоречивых амбиций, нереализованных возможностей и растраченной любви.

Дочь доверчиво прижимается к моему плечу. Что-то похожее на нежность, подбирается к сердцу. Но и это его уже не спасает. Оно – лед.

Лед под колесами. На деревьях. В душе. На дворе Рождество. Праздник. Слышно, как ангелы поют на небе. В воздухе витают отголоски небесных песнопений, эхо радостных возгласов, счастливых улыбок.

Холодная, как лед, машина. Руки примерзли к рулю. Одометр показывает три шестерки.

Я лечу по льду. Вспоминаю про права. Роюсь в сумке – и тут дикий холод пробегает по всему телу. Их нет! Роюсь в памяти – нашла. Они дома. Это немного успокаивает, но при виде гаишников бросает в дрожь. Деньги – в карманах брюк. На мне – джинсы. Без денег и документов скольжу по накатанному полотну… Слава Богу – километраж изменился – 667. Уже спокойнее. Включаю музыку погромче и качусь. В пропасть.

Зажигаю свет. Просто бессонница. Просто был тяжелый день. Просто нужно встать на колени и прочитать молитву. Хотя бы одну. Но это не так просто!

Я выговорилась. Отдала все мысли ветру. И теперь моя душа, словно пустой котелок из-под прокисшей похлебки, история болезни с вырванными под корень и разорванными в клочья листами. Ничего. Абсолютный вакуум внутри. И теперь снова нужно ждать, пока он наполнится слезами и желчью, надеждами и страстями. И ЛЮБОВЬЮ, которая – я верю – спасет меня! Должна спасти. Нас всех.

Господи! Ну почему же я такая несуразная, почему???

Я еду в фитнес. Лето у меня не в подарок. Впрочем, как и зима, и весна и осень. За все уплачено по полной. VIP-карточка в кармане. На новой машине. На мне норковая шуба. Волосы, точно как у Ксении Собчак. Ноги обуты в дизайнерские сапоги. Отчего же так тошно на душе?

Пытаюсь припарковаться, с трудом пробираясь сквозь навороченные «Порши», стильные «Ягуары» и стальные «Хаммеры» и сбрасывая при этом больше калорий, чем за всю предстоящую полуторачасовую тренировку… В связи с чем, на тренировку я решаю не идти…

Вместо тела, предпринимаю отчаянную попытку заняться душой – и еду в церковь, но там я тоже чужая. Мои грехи делают меня чужой. Мои страсти не сгорают даже в пламени свечи.

У входа в храм женщина с детьми просит подвезти их до метро.

– Я только свечку поставлю… Я быстро.

Я иду в церковь, ставлю свечи у иконы Божьей Матери. Выхожу – их нет. В этот самый момент понимаю, что у меня «кризисные» дни и в церковь было нельзя…

Господи, но почему я перестала тебя слышать??? Я уже никого не слышу. Даже себя.

Сижу в машине и бесцельно смотрю вдаль. Сквозь пелену доносится гудок. И еще. Это сигналит водитель припаркованной рядом машины.