Анатолий Зарецкий - Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу Страница 4

Было обидно, что без меня решили мою судьбу. Мой аргумент, что вместо трех лет теперь придется служить целых двадцать пять, не воспринимался. Мне же ставили в вину, что я потерял два года и могу потерять еще три в армии. А к тому времени, когда снова смогу учиться, мои друзья уже получат высшее образование.

Я доказывал, что образование – не самоцель. Важнее найти свое место в жизни. Но это никого не убеждало. Я был первым среди всех наших родственников, кто получил шанс окончить высшее учебное заведение. За мной потянулись двоюродные сестра и брат, а потом и младший брат, но тогда действительно был первым.

И, конечно же, понимал, что родителям тяжело поднимать меня и младших братьев, в особенности после того, как не стало моих заводских заработков».

«Привет!

Словом, угроза срочной службы в армии и обида на родителей вытолкнули меня из дома.

Но была и другая причина, которая косвенно повлияла на мое согласие с их заведомо неверным решением. И эта причина – несчастная любовь.

Эту девочку я знал с детства. Хоть и редко, но Людочка участвовала в играх, которые устраивали ребята нашего двора. А потом случилось так, что мы с ней стали няньками и выпали из общих игр. И пока мой братик, и ее сестричка копались в песочнице, мы разговаривали обо всем на свете. Постепенно наша взаимная симпатия переросла в настоящую дружбу. Но наши детки подросли и стали самостоятельными.

Мы подолгу не виделись, хотя и жили по соседству, а ее подъезд был виден из нашего окна.

Однажды, теплым весенним вечером увидел идущую навстречу, простенько одетую, но необыкновенно красивую девушку. Вдруг она улыбнулась и еще издали поприветствовала меня нашим особым традиционным жестом – это была Людочка.

В тот вечер мы долго не могли расстаться, обсуждая все, что нас интересовало тогда, в наши юные годы. В тот вечер, неожиданно для себя, но очень отчетливо осознал, что эта девушка – моя судьба…

Так пришла моя первая любовь – весна моей жизни. И эта любовь стала самым большим счастьем. Мы встречались с Людочкой каждый вечер и бродили, взявшись за руки, по улицам, паркам и скверам, и так же, как когда-то у песочницы, говорили, говорили, говорили…

И нам так хорошо было вместе, а впереди представлялось только светлое будущее.

Это была наша с ней юность – тот самый яркий кусочек жизни, который каждый из нас прожил рядом со своей мечтой».

«Привет!

Но были экзамены, а потом трехмесячный лагерь планеристов в Крыму. С Людочкой мы встретились только осенью. Она куда-то спешила, мы так и не договорились о встрече, и сердцем вдруг почувствовал, что наша весна больше не повторится.

А потом была медкомиссия, и все беды разом обрушились на меня.

Я не стал ничего выяснять. Я замкнулся в себе, переживая неудачи. И лишь через несколько лет узнал, что причиной нашей с Людочкой беды была ее подруга. Она жила в нашем дворе и часто общалась с моей мамой и братьями, вскользь узнавая текущие новости обо мне. Что и в каком виде она преподносила Людочке, можно только догадываться. Подруга любимой – это страшная сила. Тем более, если это не твой союзник.

Я окончил школу и первый курс института, прежде чем снова встретил любимую. Все это время думал только о ней, вспоминал нашу весну и мечтал о встрече. И вот мы встретились. Мне так хотелось поделиться с ней планами, рассказать о моей жизни и чувствах к ней. Но и в тот раз она торопилась, и мы снова так и не смогли объясниться.

А потом она стала избегать меня и, как показалось, чего-то опасалась. И вот однажды я увидел из своего окна, как кто-то проводил ее до подъезда, и как она попрощалась с ним нашим жестом!»

«Привет!

От ее подруги узнал, что это был их одноклассник, и они просто дружат. Но я сам видел ее улыбку и такой знакомый приветственный жест, адресованный, увы, не мне.

Это было невыносимо. И хотя мы никогда не объяснялись в своих чувствах, тогда я расценил увиденное, как предательство. Юность категорична в оценках.

Но я очень любил, и потому не желал быть препятствием на ее пути к счастью, даже если она представляла это счастье без меня. Я не стал ее преследовать, и так никогда и не встретил на узкой тропинке ее друга – потому что, мне казалось, она его любила.

Отныне я разговаривал с ней только в моих стихах.

Недолго весна моя длилась,И вот уже осень пришла.Зачем же так рано любил я,За что ты любила меня?

Любила ли? Кто тебя знает,Ведь ты совсем юной была.Быть может, и нет – не узнаешь,Но пламя во мне ты зажгла…

С тех пор уж прошло много лет,И счастье ушло тебе вслед —Далекое милое прошлое,Куда мне возврата нет».

«И вот теперь, когда решалась моя судьба, я случайно увидел ее довольно близко. Она была так молода и так прекрасна… Я не решился подойти к ней. Зачем? Узнать, что спешит?

Я мысленно попрощался с ней. Как оказалось, на долгих два года.

Я плыву по теченью судьбыНеизвестно, куда и зачем.Только серый туман впереди —Вольной мысли сознательный плен.

Что б могла эта мысль сотворить,Если дать ей широкий простор?Но любимая, можно ль забытьРоковой для меня приговор?

Я страдаю, а годы летят,Чередой уходя в пустоту.А душа, как осенний сад,Растерявший свою листву».

Отправив еще пять посланий, отметил, что ситуация повторяется: никаких комментариев друга так и не получил. Но уже не мог остановиться, вспоминая те далекие, такие дорогие события моей жизни… Вспоминал ощущения тех дней, вспоминал свои стихи (ведь все тетради с моими произведениями, к сожалению, не сохранились), переносил все это в компьютер и отправлял, отправлял, отправлял…

«Дорогой Юра!

Похоже, я утомил тебя своими проблемами. Просто мне некому было все это рассказать. Я и сам не ожидал, что простой рассказ о своей жизни вдруг вызовет столько воспоминаний, что уже трудно ограничиться примитивным описанием цепи событий.

Потерпи немного. Обнимаю, Толик».

«Привет!

Итак, решение принято, и я на три года помещен в казарму. А это – особый мир, понятный только людям, отслужившим срочную в армии, или отсидевшим срок в тюрьме. Ощущения, в принципе, те же – постоянный надзор, от которого некуда деться, жесткий распорядок и система дрессуры, основанная на приказах, наказаниях и поощрениях.

К этому добавляются особые отношения между рядовым и сержантским составом, а также между слушателями, отслужившими срочную службу – «стариками», и слушателями, поступившими сразу после школы – «салагами».

У меня, к счастью, было некоторое преимущество, отделившее меня от самого низкого уровня – ведь я уже поработал на заводе и почти два курса проучился в институте. Последнее обстоятельство привлекло к моей персоне и старослужащих, поскольку они были хуже подготовлены к учебе и нуждались в постоянных консультациях. Я их ровесник, и им проще обращаться за помощью ко мне, чем к школьной молодежи.

В общеобразовательной учебной программе училища не отметил особых отличий от известной мне институтской программы. Те же предметы, тот же объем часов.

Существенные отличия в другом – это наличие дополнительных предметов военной подготовки, а также система самоподготовки. Первое не дает уснуть при обилии нудных лекций, второе – расслабиться в период между сессиями.

Понравилось, что мы часто посещали так называемые режимные объекты: воинские части боевой готовности, конструкторские бюро, испытательные стенды, серийные заводы. При этом ездили и летали по всей стране небольшими группами, а потом делились впечатлениями».

«Привет!

Мы месяцами жили в костромских лесах, или среди сопок Красноярского края, изучая боевую технику в реальных условиях. Бывали на заводах, которые выпускали боевые и космические ракеты, где видели новейшие объекты, которые будут запущены в космос лишь через несколько лет.

Понравилась техническая база училища. На младших курсах мы работали с техникой под командованием офицеров-старшекурсников. На старших курсах сами командовали расчетами слушателей младших курсов.

Понравилось, что уже с первого курса нас приглашали работать в лабораториях профильных кафедр. Около года я плотно занимался электроракетными двигателями. Мы изучали физику плазмы, разрабатывали и испытывали методы ее удержания. Много времени уделялось теоретическим вопросам. Всего для нескольких аспирантов и слушателей читали лекции приглашенные специалисты, а когда возникла необходимость, около года посещал лекции по математике в университете. Если бы нас так же загрузили в авиационном институте, думаю, не ушел бы со второго курса».

«Привет!

А когда нам начали читать курс аэродинамики, я полностью переключился на этот предмет, который считал одним из главных в проектировании авиационной техники. Особенно нравились работы, связанные с испытаниями в аэродинамической трубе. Правда, испытываемые нами модели – конусы, цилиндры и тому подобные простые объекты, формирующие изделия ракетной техники, навевали тоску, как я в шутку заявил руководителю кафедры.