Галина Болтрамун - Храм Страница 4

Рей стремился постичь как можно больше в области геометрии, истории, географии, особенно же его интересовали военное искусство и политика. Музыка, танцы, светский этикет? Они тоже пригодятся будущему властелину ойкумены. Принцу нравились беговые лошади, бурные реки, охота, различного рода состязания. Он молился лишь богу войны и богине победы. Пусть сотня косноязычных жрецов колдует в мелком ареале Верховного Бога, на которого нельзя положиться. Ни одного трепета в груди и под черепом не посвятит он безликому кумиру. Весь жар юного поклонения он отдает богине победы. Она защитит его в будущем, ведь она покровительствует ловким, горячим и отважным.

Его родина процветает, здесь развиты науки, ремесла, искусства, армия не ведает себе равных, но на свете много политических и племенных образований, которые закоснели в варварстве. Он принесет туда цивилизацию, везде устроит гражданское общество с позиций разума и в конце концов докажет отцу, пусть и после его смерти, а самое главное, Лии, насколько он превосходит брата, этого мечтателя-неудачника. Лиино государство войдет в его империю, а Арри, начиненный нелепыми фантазиями, будет выглядеть весьма невзрачно. Рей утешал себя таким образом, но, будучи умным юношей, сознавал, что, наверно, и тогда взаимная симпатия Лии и Арри не ослабеет; он может подчинить их себе, но никого нельзя заставить полюбить. Какая общая тайна их связывает, почему они держат его на расстоянии? Чем так притягивает людей ничуть не стремящийся к этому Арри? Рей злился на брата, понимая, что не вправе этого делать, ведь тот даже не пытался с ним соревноваться, или в чем-то мешать ему, или хоть как-то его задевать. Рей догадывался, что, будь Арри старшим, он охотно отказался бы от трона, он не властолюбивый и не считает брата-престолонаследника ни врагом, ни соперником. Арри не завоевывал Лию, она фатально попала под влияние его личности, он вообще мало что замечает и ко всему равнодушен.

Временами Рей чувствовал угрызения совести от несправедливого отношения к Арри и тогда решал, что в своей будущей всемирной державе он даст великому принцу покой и полную свободу: никто не посмеет ему докучать, пусть читает свои запылившиеся трудные фолианты и трепещет от каждой метаморфозы Храма. А сам Храм как непревзойденное достижение человечества всегда будет символом величия его столицы и его королевской власти; неважно, что там царит абстрактный Верховный Бог, он не воздействует на благоразумных индивидов и ни в чем ему не помешает. Так размышлял юный наследник короны, вдохновленный грядущими битвами и победами, предвкушая лавры и беспримерное могущество. Однако тихо звенящая, безотчетная грусть вливалась порой в его безоблачные настроения, уколы неведомых стихий царапали изнанку груди, не сильно, едва ощутимо, и все же это были зародыши смуты, их должно уничтожать на корню.

…

За свадьбой Лии последовали другие увеселения, королю вдруг захотелось немного развлечь сыновей, к которым он был неизменно требователен. Гулянья удались на славу, без принужденности и натуги, музыканты не фальшивили, повара не подвели, цветы не завяли преждевременно, дамы были нарядными и довольными. Наблюдая за Реем, король гордился, что вырастил достойного преемника. Младший сын опять принес ему огорчения, он присутствовал лишь на вводных церемониях и затем сразу же уходил к себе.

– Эти празднества задуманы и ради тебя тоже, – упрекнул его государь с обидой.

– Ты полагаешь, папа, что каждому приятно лицедействовать на казенных игрищах?

Король не стал спорить, не раз он уже проигрывал неучтивому отпрыску словесные поединки. Кто внушает ему дикую, перевернутую логику?! Надо срочно поговорить с учителями. Надо проверить, что он читает, зачем он надолго уединяется с философом. Король раздражался, а спустя какое-то время получил сокрушительный удар: Арри попросил освободить его от официальных обязанностей.

– Ты в своем уме?! – закричал оскорбленный отец. – Ты принц, это твое предназначение, ты не можешь вести себя, как простой мастеровой.

Арри побледнел, глаза обездвижились и будто затянулись пленкой льда. Он молча ушел.

Врач назойливо приносил ему лекарства, но упрямый монарший сын их отвергал, спокойно повторял, что здоров и ни в чем не нуждается. В его окне, то даря галактики, то отнимая всё, шевелились контуры и бездонности Храма, и каждый жест таинственной субстанции был противовесом тому, что Арри вынужденно наблюдал вокруг себя ежедневно. Как несносны отстоявшиеся в веках традиции и условности! Как трудно сознавать, что великолепнейший дворец стал его тюрьмой. Неслаженные звуки придворной маеты сплавляются в монотонный, надоедливый гул, от которого нельзя отшатнуться, который воображает себя голосом жизни. Он не может затронуть лишь Храм, не в состоянии посягнуть на него, не имеет права… Неприкосновенная твердыня беседует с Арри, навязывая свой язык, свои приемы, обращаясь к каждому и ни к кому; ее язык не изучаемый, и тем не менее весть льется прямо в душу, захватывает всю ее, и только этот томящий плен парадоксально и невнятно сходствует с подлинной свободой…

Целебное воздействие Храма заключалось не в том, что он возвращал воспаленную психику к обычным стандартам, скорее, он отводил от них, разрывал закосневшие лимиты и очерчивал вышины, на которых нейтрализуются и болевые пороги, и спазмы блаженства. Иногда он пробивал едкими лучами сокровенные залежи человеческой сути так, что возбужденный участок глубины грозил уничтожить поверхность. Арри видел, что невозможно исследовать и выразить его взаимоотношения с Храмом, они наличествуют как непреложная данность, они просто есть, и в свете этого бытия растворяется все…

Едва почуяв прилив бодрости, своевольный принц снова подолгу бродил в окрестностях святилища, заходил, когда можно было, внутрь, с жадной внимательностью исподтишка наблюдал за служителями. Кто они? Сколько модусов у их неофициального статуса? Их положение несоизмеримо с чинами, иерархиями, рангами. Неужели сбудется предсказание Лии и он на равных войдет в уникальный орден, станет частью не вовлеченной в миропорядок системы? Как мучительно, с каким ликованием мечтается об этом! Но как это возможно? Нет никого, кто бы мог подсказать ему, что предпринять, как поступить. Отчаянье Арри достигало порой угрожающего накала, томление опасно загущалось, он не видел выхода из тупика, а совсем небольшое расстояние между дворцом и сияющей крепостью аномально равнялось бесконечности или безнадежности.

Никому вне обители не известно, что на самом деле представляет собой священное братство, чем руководствуются адепты безликого Бога при наборе пополнения. Экзаменатор из Храма объявляет претенденту лишь результат (принимают его или нет), никогда не аргументируя причину отказа. Некоторые неудачники говорили впоследствии, что с ними обращались вежливо, но по сути они ничего не поняли, ни требований, предъявляемых к испытуемым, ни своих промахов. А те редкие счастливчики, которых забирает святыня, выбывают из социальных отношений, становятся недосягаемыми и словно забывают язык сограждан.

И все же неопределенным способом из неведомых источников кое-какая информация просачивалась наружу. Практически доказанным считалось следующее: каждый вступающий в обитель отрекается от отечественных богов во имя чужого Верховного Бога, кроме того, он отрекается от семьи, родины и всех своих прежних привязанностей. Затем новичка подвергают нескольким жестоким испытаниям, от которых можно погибнуть, и наконец он дает страшную клятву и обязуется во всем беспрекословно подчиняться Уставу Храма и его предстоятелю. В большом количестве распространялись и иные сведения, не столь достоверные; говорили, например, что на территории святилища вырыто подземелье, где, возможно, приносятся человеческие жертвы, что в библиотеке хранятся рукописи великих магов и колдунов, благодаря которым служители искусно прельщают народ, что они могут не спать неделями, могут подниматься в воздух и вызывать из могил покойников.

Слухов было много. Арри обсуждал их порой с учителем философии и риторики, тот заговаривал иногда со служителями и они не отказывались побеседовать с ним. От своего старшего друга принц узнал, что все приверженцы Верховного Бога безвыездно живут за оградой обители, их численность – приблизительно сто человек, одни умирают, другие приходят на смену, больше половины – иностранцы; они книжники, знают науки и множество языков, образ жизни – скромный. У них есть слуги, которые убирают Храм, официальные и прочие помещения, готовят еду, доставляют предметы обихода и все необходимое. Эти расходы составляют лишь мизерную часть от тех доходов, что приносит в казну уникальный шедевр зодчества. Учитель мудрости поведал юному подопечному и то, что он неоднократно пытался добыть у служителей хотя бы общие заповеди религии Верховного Бога, но они неизменно повторяли, что религии в ее традиционном понимании в обители нет. Ученику и учителю оставалось лишь строить гипотезы о таинствах святилища, и заключения их подчас принимали некомфортную для интеллекта форму.