Джек Вэнс - Ванхи. Тшай. Том II Страница 4

Рейт рассмеялся: «Называй это как хочешь».

«Не скрою, я в затруднении, – продолжал Аначо. – Настоятельно рекомендовал бы тебе удовольствоваться наиболее правдоподобной гипотезой – а именно признать, что ты страдаешь амнезией и подсознательно сконструировал легенду, объясняющую твое существование. Разумеется, ты искренне веришь в достоверность легенды».

«Разумная гипотеза», – согласился Рейт.

«Несколько обстоятельств, однако, не поддаются объяснению, – размышлял вслух Аначо. – Ты пользуешься весьма примечательными устройствами – электронным телескопом, лучевым оружием, другими странными инструментами, по качеству не уступающими оборудованию дирдиров. Не могу понять, где они изготовлены. Скорее всего, на родной планете ванхов – не так ли?»

«Если я страдаю потерей памяти, откуда мне знать?»

Аначо сухо усмехнулся: «И что же, ты все-таки собираешься в Катт?»

«Конечно. А ты что будешь делать?»

Аначо пожал плечами: «Для меня одно место ничем не лучше другого. Сомневаюсь, однако… Представляешь ли ты, что тебя ожидает в Катте?»

«Говорят, это цивилизованная страна. О Катте я знаю только понаслышке».

Аначо снисходительно пожал плечами: «Там живут яо – раса, ревниво преданная ритуалам и праздничным феериям, склонная к чрезмерным проявлениям темперамента. Приезжему сложно разобраться в условностях их иерархии и этикета».

Рейт нахмурился: «Надеюсь, в этом не будет необходимости. Девушка заверила меня, что господарь будет благодарен за ее возвращение – это должно упростить ситуацию».

«Несомненно, формальная благодарность будет выражена».

«Формальная? Не фактическая?»

«То обстоятельство, что ты вступил с девушкой в эротическую связь, существенно усложняет дело».

Рейт выдавил кривую улыбку: «Наша „эротическая связь“ давно себя исчерпала». Он обернулся к рубке: «Честно говоря, я чего-то не понимаю. Возникает впечатление, что возвращение ее скорее расстраивает, нежели радует».

Аначо неподвижно смотрел в темноту: «Неужели ты настолько наивен? Вполне естественно – ее ужасает перспектива ответственности за представление троих бродяг светской элите Катта. Если ты отправишь ее одну на корабле, она будет вне себя от радости».

Рейт горько рассмеялся: «В Пере она пела другую песню, умоляла меня сопровождать ее».

«Тогда возможные затруднения казались ей далекими и зыбкими. Теперь она вынуждена иметь дело с действительностью».

«Чепуха какая-то! У всех свои трудности. Траз, например, остался самим собой. Ты не перестал быть дирдирменом – в чем тебя, конечно, трудно упрекнуть…»

«В моем случае, как и в случае кочевника, не возникает особых сложностей, – сказал дирдирмен, элегантно поигрывая пальцами. – Наше происхождение известно: следовательно, наше общественное положение может быть определено. С тобой дело обстоит по-другому. Если ты отправишь девушку домой с рыбаками, нам всем будет только легче».

Рейт стоял, глядя на спокойное море озаренных лунами древесных крон. Даже допуская, что замечания Аначо справедливы, ситуация представлялась далеко не столь однозначной и ставила его перед необходимостью выбора. Не поехать в Катт означало поступиться самой многообещающей возможностью постройки космического корабля. Единственной альтернативой была бы попытка похитить звездолет дирдиров, ванхов или, на худой конец, синих часчей – опасное предприятие, способное обернуться катастрофой. Рейт спросил: «Почему бы меня приняли в Катте хуже, чем тебя или Траза? Из-за „эротической связи“?»

«Разумеется, нет. Яо больше заботятся о классификации общественного положения, нежели о фактическом характере поступков. Меня удивляет твоя неосведомленность».

«Считай, что тому виной потеря памяти», – с иронией ответил Рейт.

Аначо пожал плечами: «Прежде всего – возможно, в связи с „потерей памяти“ – ты не можешь занимать ту или иную ступеньку общественной лестницы яо, играть осмысленную роль в каттском „раунде“. Будучи чужеземцем, родства не помнящим, ты станешь источником путаницы и смятения – как заморский ящер-зизил, ввалившийся в танцевальный зал. Во-вторых, противоречие усугубляется твоим мировоззрением, в наши дни весьма непопулярным в Катте».

«Ты имеешь в виду мою „одержимость“ возвращением на Землю?»

«К сожалению, – сказал Аначо, – в наши дни враждебность яо к таким идеям не уступает по накалу страстей их приверженности тем же идеям, отличавшей предыдущий цикл «раундов». Сто пятьдесят лет4 тому назад группу ученых-дирдирменов изгнали из академий в Элиазире и Анисимне за пропаганду небылиц. Явившись в Катт, они принесли с собой свое инакомыслие и тем способствовали возникновению тенденциозной модной организации – так называемого «Общества страждущих невозвращенцев» или, в просторечии, «культа». Символ веры приверженцев культа противоречит общеизвестным фактам. Они утверждали, что все люди – дирдирмены наравне с недолюдьми – иммигранты, прибывшие с далекой планеты в созвездии Клари, из райского мира, где сбылись надежды человечества. В Катте, наэлектризованном энтузиазмом культа, соорудили мощный радиопередатчик и стали передавать сигналы в направлении Клари. Кое-кому эта затея чрезвычайно не понравилась; кто-то запустил межконтинентальные торпеды, уничтожившие Сеттру и Бализидр. Как правило, в этом обвиняют дирдиров – полнейший абсурд! Почему бы дирдиры стали беспокоиться из-за пустяков? Уверяю тебя, они могущественны до безразличия, их не интересуют человеческие поветрия.

Так или иначе, кто-то приказал бомбардировать Катт, и дело было сделано. От Сеттры и Бализидра не осталось камня на камне, культ был дискредитирован, диссидентов-дирдирменов изгнали, возобновилось традиционное чередование «раундов». Теперь даже упоминание о культе считается непристойным – и это касается тебя самым непосредственным образом. Не подлежит сомнению, что тебя подвергли влиянию культа и заставили воспринять его догму. Это проявляется во всех твоих воззрениях, поступках и целях. Ты потерял способность отличать факты от игры воображения. Честно говоря, в этом отношении ты настолько дезориентирован, что приходится подозревать психическое расстройство».

Рейту хотелось дико расхохотаться, но он крепко сжал зубы – внезапное веселье только предоставило бы Аначо лишнее свидетельство сумасшествия. Едва удерживаясь от дюжины иронических замечаний, готовых сорваться с языка, Рейт в конце концов сказал: «Во всяком случае, благодарю за откровенность».

«Пустяки, – безмятежно отозвался дирдирмен. – Надеюсь, мне удалось разъяснить характер опасений твоей спутницы».

Часто моргая, Аначо поднял лицо к Азу, розовой луне: «Пока девушка не ощущала себя участницей „раунда“, находясь в Пере и в других диких местах, ничто не мешало ее сочувствию и привязанности. Теперь же, когда возвращение в Катт неминуемо…» Не закончив, дирдирмен вернулся в салон и улегся на диван.

Рейт подошел к пульту управления, освещенному большим носовым фонарем. Прохладный воздух обвевал его лицо, воздушный паром лениво дрейфовал у вершины дерева. Из-под деревьев донесся тихий хруст крадущихся шагов. Рейт прислушался – наступила тишина. Потом хруст возобновился, стал удаляться и затих в лесу. Рейт посмотрел на небо, где розовый Аз и голубой Браз перемещались с заметной глазу скоростью, обернулся к рубке, где спали его спутники: подросток – бывший вождь племени бандитов-кокард, человек с лицом паяца – представитель расы, выведенной по своему образу и подобию тощими длинными инопланетянами, и прекрасная девушка-яо, считавшая его безумцем. Внизу снова захрустели шаги. Может быть, он действительно спятил…

Наутро к Рейту вернулось самообладание. Теперь нелепость ситуации даже слегка забавляла его. Он не видел достаточных оснований для изменения планов. Аэропаром продолжал неуверенный, рыскающий полет на юг. Лес постепенно сменили заросли кустарника. Скоро стали попадаться отдельные плантации и выгоны, пастушеские хижины, сторожевые башни для предупреждения о приближении кочевников, редкие дороги с глубокими колеями. Воздушный паром заметно терял устойчивость, проявляя раздражающую тенденцию к движению носом вверх и кормой вниз. Ближе к полудню впереди показалась гряда низких холмов. Чтобы перевалить через нее, требовалось подняться на сто или двести метров – паром отказался себя утруждать. По счастливой случайности обнаружился узкий овраг, позволивший пересечь возвышенность всего в трех метрах от земли.

Их взорам открылись пролив Дван-Жер и на берегу – Коад: плотно застроенный город, создававший впечатление устоявшейся древности. Дома из потемневших от времени бревен увенчивались непривычно высокими остроконечными крышами с карнизами набекрень, причудливо изогнутыми коньками, бесчисленными слуховыми окнами, мансардами, длинными печными трубами. По волнам пролива к причалам спешила дюжина парусных кораблей. Вдоль набережной, напротив длинного ряда контор торговых посредников, пришвартовались больше десятка судов. Ближе к северной окраине города, рядом с большим пустырем, окруженным постоялыми дворами, тавернами и складами, находилась конечная станция караванов. Пустырь казался удачным местом для посадки – Рейт сомневался в способности парома продержаться в воздухе еще пару минут.