Артем Ляхович - Дырка. Фантасмагория Страница 4

– Постой, – мама повернулась к Алисе. – Ты что, всё-таки выложила видео в сеть?

Алиса почувствовала, что её уши сейчас зашипят – так они раскалились.

– Ну… эээ… в общем, да.

– Как же так, Алиса? О чем мы договаривались?

– Ну… ну мам! Там уже знаешь сколько просмотров? Почти миллион за неделю! Оно имеет такой успех… и я же не могу так… ну мам!

– И очень правильно, что выложила! – вмешался парень. – Страна должна знать своих героев! Такие стихи вообще должны звучать отовсюду, я считаю! Сейчас они играют огромную роль в сплочении…

– Алиса! Что ты наделала… – мамин голос вдруг зазвучал серо, будто его присыпали пылью.

И дождь тоже сразу стал серым, и уже не обжигал, а неприятно холодил уши. – Я же говорила тебе… Ну написала, ну ладно. Ну прочитаешь на утреннике…

– Утренника не будет, – сказала девушка. – То есть он будет, но без Алисы. Мы уже обо всем договорились с директором. Она прочитает свои стихи у нас, и трансляцию покажут здесь…

– Нет. – Мама села в машину. – Она не поедет.

– Маааа!.. – вырвалось из Алисы.

– Садись в машину, быстро!.. Простудиться хочешь? Извините, – сказала мама журналистам. – Я знаю, что вы не виноваты, но…

– Я с тобой не поеду! – крикнула Алиса. – Я с ними!

– Поедешь. Пока что я твоя мать, а ты несовершеннолетняя. Везде эти летучие отряды, в Ослобурге черт-те что творится…

– Ничего, мы найдем выход из этой ситуации! – сказал парень. – Не переживай, Алиса! Не прощаюсь с тобой!

– В машину! – сказала мама так, что Алисины мокрые ноги сами втащили туда хозяйку, сжатую в пристыженный ком.

Хлопнула дверца, и Алису вдавило в сиденье, будто она взлетала на орбиту.

***

Конечно, она была виновата, потому что обманывать – это не айс. Но…

За этим «но» стояло очень много всего – Алиса даже не могла разобраться, где там что. Или не хотела.

Вот чего она точно очень хотела – так это попасть на телевидение. Почему? Да нипочему! Просто хотела, и всё. Найдите такую, которая не хотела бы. Ну, кроме мамы, да. Хотя сама, небось, не отказалась бы, если б ей предложили… Просто завидует, и всё, потому что никаких стихов никогда не писала, и…

Алиса знала, что несправедлива к ней. Но и та была несправедлива к Алисе! Раз уже такой успех – смирись и съезди с ней в Ослобург! Так нет – начинает вот это вот, да ещё и на глазах у Божены и Радика. Между прочим, Алисины стихи выражают самую сущность происходящего! И ещё они исключительно важны для духовного подъема нации. Так сказал директор, и учителя тоже что-то такое говорили. Некоторые даже плакали. И чего мама боится?..

Честно говоря, Алиса совсем не была фанаткой духовного подъема нации. И сущность происходящего у неё выразилась почти случайно. До того она пописывала стишки и публиковала их в сети – в основном про любовь и про тающие искры звездной страсти. Их автор прозывался Барбариской, и эта Барбариска сдохла бы со стыда, если бы кто-то сличил её с Алисой.

Шедевр, сделавший её знаменитой, был первым Алисиным опытом в гражданской лирике. Просто тогда училка по национальной идее была в ударе и рассказала им всю правду про бобров, которую они слышали миллион раз, в каком-то новом, шокирующем ключе. Она говорила с ними, как со взрослыми, и завалила их фактами, от которых даже приколисты Бурдак и Каракис притихли, и весь класс вдруг отключился от непрерывного ржача, которым давился на уроках, и училку буравили десятки застывших, потемневших глаз, а она хлестала их словами, красная, как кровь героев…

Тогда-то и совпали сразу несколько обстоятельств:

1) Алиса вышла с урока притихшая, как и почти весь класс, и не улыбалась до самого вечера.

2) У неё было не всё в порядке по нацидее, и она попробовала реабилитироваться.

3) Училка зачитала стихотворение Льва Ослянина, написанное им в бобриных застенках, и Алиса подумала, что она может лучше. (Впрочем, эту мысль у неё вызывали почти все стихи, которые они проходили в школе.)

Так или иначе, но на следующий день она декламировала свое творение на нацидее, которая была у них ежедневно. И потом ещё раз – для училки по родслову, которую рыдающая нацидейка позвала в класс, и потом ещё – для завуча, и ещё – для директора, и потом ещё много-много раз…

Алиса предвкушала успех, но не думала, что он будет таким оглушительным. Она стала звездой на школьном небосклоне, потом на городском, потом на сетевом, – и вот уже пришла очередь и всей страны.

Единственный, кто не разделял всеобщих восторгов – её родители. Мама скривилась, когда выслушала Алисин шедевр, и указала ей на неуклюжести, о которых Алиса и сама знала, но кроме мамы их всё равно никто не замечал. После дифирамбов нацидейки мама долго и тревожно говорила с папой, и потом строго-настрого наказала Алисе не выкладывать её шедевр под настоящим именем. Алиса угукнула, но было поздно – она, пьяная всеобщим восторгом, записала его на видео, и… не пропадать же такой записи? Она для неё красилась полдня… а когда Алиса накрасится – она тянет лет на семнадцать. А то и на все двадцать.

И теперь мама сидит с ней в одной комнате и молчит. Вот-вот приедут телевизионщики – на «Родине-Плюс» решили ради такого дела сгонять к ним домой, – и Алиса, нарядная, сияющая сразу двумя красотами – живой и нарисованной – не знает, что ей думать и чувствовать.

– Мам, ну чего ты так за меня боишься, – гундосит она. – Ведь всё равно я всю правду написала…

– Почему так боюсь? Ну, например, потому, что ты теперь станешь объектом ненависти миллионов людей.

– Я?.. Ты про бобров?

– Я про людей. Остальное не имеет значения.

– Что не имеет?

Мама махнула рукой. Потом спросила:

– Ты читала комменты под видео?

– О дааа. Там такой срач развели, я просто в шоке…

– А теперь представь, что все эти тролли – не тролли, а люди. И что они встретили тебя…

Алиса хихикнула. Но вышло не айс, потому что она таки представила себе это, и у неё получилось что-то похожее на тот самый рассказ нацидейки…

Заиграла мобилка. Это были телевизионщики: они подъезжали, и Алиса в сто пятый раз кинулась к зеркалу.

Через двадцать минут она, глядя влажными глазами в камеру, декламировала:

Этот грех не омыть ни водою,Ни слезой, ни моею строкою.Этот грех можно смыть только кровью —Злой бобриной дымящейся кровью…

***

…И иссякнут кровавые реки,И луч солнца пробьется сквозь тучи,И победою славной навекиВоссияет Осландец могучий!

Ее голос звенел в ящике так, что саму Алису пробирали мурашки, хоть она хорошо помнила, что думала о своих ресницах, когда читала эту строфу, – не сыпется ли с них тушь. Интересно, от чего зависят эти мурашки в человеке, и кто их выпускает?

Вы не люди, не люди по сути,Вы рабы, а рабов не жалеют.Не вдыхали бобры ни минутыВоли дух, свое рабство лелея —

– слышалось из всех ящиков города, и страны, и – казалось Алисе – всей Вселенной. Она слышала свой голос из чужих окон, из мобилок, сверху, снизу, – отовсюду. Её стихи положили на музыку и распевали звезды шоубиза в аутентичных одеждах. В день она принимала по две сотни запросов в друзья и удаляла вдвое больше угроз. Алиса не читала их – попробовала как-то раз, и вовремя остановилась, сообразив, что теперь ей страшно выйти из квартиры.

Ей вообще было не по себе. Она продолжала ходить в школу, отвечать на уроках, и ей заискивающе улыбались и ставили пятерки – не живой Алисе Норской, а картинке из телевизора. Уже и самой Алисе казалось, что она – не она, а вот та самая картинка, которая подменила её, и теперь Алисы больше нет, а есть плоская самозванка с подведенными глазами.

Как-то раз ночью ей приснился давно забытый Пёс да Винчи. Алисе было так странно видеть его, что она чуть не проснулась, но все-таки ухватилась за сон, чтобы как следует разглядеть и вспомнить старого знакомца.

– Я соскучилась, – говорила она Псу. Тот печально молчал, и Алиса не понимала, живой он или тоже картинка, как и она. Потом вдруг увидела, что вокруг него рамка экрана, и он светится. И вокруг себя увидела такую же рамку…

«Мы просто телевизоры, стоящие друг напротив друга» – поняла она. И это почему-то было так тоскливо, что она проснулась на мокрой подушке…

– Алиса? Что случилось? – говорила мама, наклонившись над ней. – Ты уже знаешь, да? В сети висела ночью?

– Не, – врала Алиса. – Не висела. А что именно знаю?

– Про войну.

– Какую войну?

– Войну Бобра с Ослом. Утром объявили.

Алиса вскочила и кинулась к ноуту.

Все новости (она впервые в жизни влезла в них) – все новости кишмя кишели войной. В некоторых были фотки оружия и солдат – Алиса не разбиралась, где чьи, но по улыбкам и добрым глазам было видно, что наши. В некоторых цитировали – с ошибками – её стихи.