Ирина Лобусова - Глаз зеленого дракона (сборник) Страница 4

Парализованный ужасом Стержень упал на пол, зацепившись за какую-то табуретку. Услышав шум, змея остановилась и напряженно замерла. Затем рывком бросилась вперед — и заглотала Стержня. Его искаженное диким ужасом, окровавленное лицо исчезло в змеиной пасти, и было слышно, как ломаются его кости в животе у змеи. Оборванный вопль умирающего чудовищной смертью человека затих, а змея принялась переваривать свою добычу, методично раскачивая из стороны в сторону свою уродливую плоскую голову.

За одну секунду волосы на голове Пилота стали белыми. Парализованный ужасом, все еще не веря в ужасную смерть друга (рассудок отказывался воспринимать его смерть), Пилот вдавливался в стенку, словно пытаясь найти в ней спасение. Все его мышцы свело судорогой. Но зеленый свет, заливший комнату, обнажал абсолютно все. От него некуда было спрятаться. Зеленый свет пульсировал на ставшей белее мела коже Пилота.

Повернув голову, змея направилась к нему. Змея ползла медленно. Поравнявшись с Пилотом, находящимся в состоянии полусмерти, она высоко подняла голову — так, что ее горящие изумруды-глаза стали вровень с глазами Пилота. Не отрываясь, сохраняя полную неподвижность, не делая попытки напасть, змея смотрела в глаза Пилота…. Потом раздался голос — голос, заполнивший всю комнату, звучащий для Пилота, как все трубы страшного суда.

— Это зеленый дракон, — произнес голос старика Вана, — я обещал, что однажды ты его увидишь.

Пилот раскрыл глаза. Он хотел потерять сознание — но не мог. Какая-то сила цепко держала его на поверхности сознания.

— Ты умер, — сказал Пилот, — я в твоем доме потому, что ты умер.

Раздался смех, и на глазах Пилота лицо змеи стало человеческим — это было лицо старика Вана. Это был старик Ван, ставший огромной змеей.

— Я не могу умереть. Я зеленый дракон.

— Нет. Нет…. Нет… — Пилот задыхался — но сознание не уходило, напротив, становилось все более четким.

— Я зеленый дракон, — произнес Ван, — и я ищу нового стража.

— Что это значит?

— Я могу существовать только тогда, когда у меня есть страж. Я ищу нового стража каждые десять лет.

— А что становится с предыдущим?

— Он исчезает. Это договор.

— Договор с кем?

— Ты не поймешь.

— Значит, ты не человек?

— Нет.

— А глаз? Что же означает глаз зеленого дракона?

— Глаз — всего лишь приманка, которой я заманиваю людей так, как заманил тебя.

— Почему ты убил Стержня?

— Он никому не нужен. Его душа была пуста, и у него не было цели. Его душа мне не нужна.

— Почему ты не убил меня?

— Ты станешь моим стражем.

— А если я откажусь?

— Тогда ты последуешь за своим приятелем. У тебя есть выбор: либо ты становишься моим стражем, либо ты исчезнешь, уйдешь навсегда….

Человеческое лицо исчезло. Змея, не отрываясь, пристально смотрела в его лицо.

— Я не хочу! — крик вырвался из него помимо его воли, — я не хочу, не хочу, не хочу!…

Внезапно он понял, заглянув в пугающую изумрудную бездну.

— Ты — змей познания. Змей из ада… Посланец дьявола, который может существовать только тогда, когда существует его страж… Змей-искуситель… Ты ждешь, чтобы я отказался… Ты хочешь, чтобы я отказался стать твоим стражем… Тогда ты будешь свободен и покинешь ад. На самом деле у меня нет никакого выбора… Если я стану стражем, значит, меня направляет не ад….

— Отказывайся! — громовой голос заполнил всю комнату — и весь его мозг, — отказывайся! Смерть лучше! У тебя есть выбор!

— Нет. Я всегда хотел стать воином света. Выбора у меня нет.

Извиваясь, змея поднялась к потолку, грозно шипя и собираясь напасть… Распрямившись, он принял боевую стойку — так, как когда-то на ринге, и, принимая вызов судьбы, бросил с горькой неизбежностью, как человек, принявший окончательное решение:

— Я новый страж! Я — твой страж!

Земля разверзлась, и змея, извиваясь, исчезла в пылающих недрах. Растворяясь в пространстве, выиграв свою последнюю битву, краем ускользающего сознания он увидел белое облако — это уходила ввысь, к свободе, душа предыдущего стража. Белый цвет обозначал душу, ставшую ангелом.

Антикварная лавка находилась в самом центре туристических маршрутов старого города. В ней всегда было многолюдно — людей привлекало обилие китайских безделушек и редкостей, выставленное в немного тесном зале. В лавке всегда торговал ее хозяин — старик-китаец с круглым лицом, похожим на полную луну или масляный блин. Его звали старик Ван.

Двое мужчин (в одном из них можно было узнать известного боксера, выступающего в среднем весе, второй был его менеджером, и, по совместительству, близким другом, с которым боксер был не разлей вода) задержались перед входом в лавчонку. Они рассматривали фигуру Будды из зеленого камня, стоящую в нише возле входа.

— Забавная статуэтка…. У него такое серьезное лицо! — сказал боксер, — готов поспорить на что угодно, что в своей прошлой жизни он был воином, этот святой! Или кто там он у них…

— Зеленый, как из болота, — проворчал менеджер, всегда настроенный скептично, — для камня очень странный цвет.

— Но все-таки какое мужественное лицо… — задумчиво покачал головой боксер.

— Я называю его Пилотом, — сказал старик-китаец, возникая в дверях, — так его зовут… Вернее, звали когда-то. Он страж. Не хотите ли войти?

Оба вошли за китайцем в лавчонку, в которой в тот день вообще никого не было.

— Страж? — переспросил боксер.

— Страж зеленого дракона, — и, поймав взгляд менеджера, брошенный на старинный резной буфет в глубине, улыбнулся, — вы смотрите на мой буфет? Спорю на что угодно, вы бы изумились, узнав, какие вещи хранятся в нем! Например, ключи от старых отцовских жигулей…. — старик аж сиял, потирая руки от какого-то странного удовольствия, — в нем сокровища, настоящие сокровища!

— Заговаривается старичок! — шепнул менеджер, но боксер его не услышал.

— Страж зеленого дракона? Вы о чем?

— Я расскажу эту легенду с удовольствием! А вы слышали когда-нибудь про глаз зеленого дракона? — спросил старик.

Два меча

Старик закрыл дверь и, вздохнув, вернулся на свое место. С трудом сел, расправив шафрановые складки одеяния буддийского монаха. Горькие воспоминания прорвались новым вздохом, оставив складки на лбу… Годы не те… ноги слушаются с трудом, и рука все тяжелей выводит иероглифы на пергаменте — с каждым днем… и лини похожи на закорючки, на холмистые долины или дно высохшего ручья — совсем не так было раньше, не так….

Обмакнув перо в чернильницу, старик вернулся к своему пергаменту: «как птицы, парили в небесах легенды о Великом Храме Поднебесной… о воинах, пришедших с неба, чья поступь была как сталь, а сталь их мечей — как горный хрусталь искрящейся чистоты, переливалась отражением волшебного света…». Пергамент мирно поскрипывал под рукой старика. Чернила капали на пол. Старику так много нужно было рассказать, так много… А времени оставалось так мало! Успеть! Лишь бы успеть, пока не пробьет час! Все внутри сдавило горькое (горькое, как складка на лбу) чувство тревоги. В последнее время тревога становилась все отчетливей, все сильней. Увеличивалась, росла с каждым днем. И нужно было успеть. Успеть! Скрип двери заставил старика поднять голову, и, похолодев, молча смотреть, как на пороге вырастает длинная тень. Тень, приобретающая реальные очертания. Все больше и больше. Перо выпало из рук старика, оставив тоненькую чернильную черточку на протертой циновке.

Письмо, отправленное срочной почтой, главпочтамт. Пекин

«Дорогой друг, я надеюсь, что ты выполнишь мою просьбу. Я прошу не так много, не правда ли? Задержи мой отпуск на лишнюю неделю! Поверь, ничего страшного не случится. Ну придумай что-нибудь, ты такой умный! Скажи всем, к примеру, что я тяжело заболел. У тебя получится. Я знаю. Я никак не могу вернуться сейчас! Итак, дело, которое погнало меня за тысячи километров от Пекина. Ты не прочитаешь об этом в газетах, не услышишь в новостях по телевизору… но я уверен — если я настигну свою цель, если я добьюсь результата, мир вздрогнет гораздо больше, чем от любых сенсационных историй! Ты же знаешь, я умею найти приключения на свою голову! Только в этот раз все намного серьезней, чем какая-то очередная глупость. В Пекине я не задержусь. Сегодня же вечером я еду в Ханьчжун. Поверь, я действую так не из-за сумасбродства! И не только потому, что случайно оказался свидетелем убийства. А потому, что ключ к убийству старика-монаха у меня в руках. Я отправляю по электронной почте еще одно письмо. Включи свой компьютер и прочти, тебе многое станет ясно».

Письмо по электронной почте (два часа спустя)

«Итак, подробности, которые я обещал. Мой отпуск закончился совершенно неожиданным образом. В то утро я действительно отправился осматривать старинный монастырский храм — с беспечной толпой других туристов. Эти туристы затоптали весь монастырский двор (галдящее, жующее стадо двуногих!). как я оказался в том коридоре? Сам черт не разберет! Я и сам до сих пор ничего не понимаю! Просто случайно толкнул дверь в стене и оказался в темном помещении, напоминающем лабиринт, и понял почти сразу, что попал во внутренние покои монастыря (те самые покои, куда не допускаются посторонние). Эти покои полностью закрыты для туристов, и я был в них. Я шел по коридору до тех пор, пока не увидел справа полоску света. Честно тебе скажу, я немного испугался. Мало ли что рассказывают о тайный ходах древних монастырей! А вдруг я так и не найду выход? Но свет горел из-за приоткрытой двери, и я вошел туда. Я увидел старика в одежде монаха, который, скрестив ноги на полу, старательно выводил древние каллиграфические иероглифы на желтом пергаменте. Увидев меня, старик что-то забормотал на китайском, оторвал полоску от рукописи и быстро протянул мне. Его глаза смотрели на меня умоляюще и тревожно. В этот момент в помещение вошел человек в европейской одежде (гид одной из туристических группы) и, сделав мне строгий выговор на английском, вывел на монастырское подворье. Но ты ведь понимаешь, не правда ли, что я успел взять из рук старика полоску рукописи? Это был тот самый старик-монах, убийство которого вызвало столько толков… его тело нашли этой же ночью — таким образом, я видел его за несколько часов до того, как произошло убийство! В полиции об этом не знают. Местные жители называли его святым отшельником. Он никогда не выходил из своей кельи. Так получилось, что я — единственный человек, у которого есть ключ. Я перевел иероглифы, написанные на обрывке пергамента. Это название города: Ханьчжун».