О`Санчес - Пинка удаче Страница 4

– Надо же, а в народе считается, что евреи чуть ли не всем миром правят…

– Это теми считается, кто уши развесил, да кто слушает их дурацкую похвальбу о самих себе. Они даже внутри себя править толком не могут, без американских подачек, примерно как мы в девяностых. Были бы они хоть чуточку сильны – не шестерили бы перед Штатами, и у себя под носом давили бы своих палестинских оборванцев твердою рукой! Нефть бы окрестную к рукам прибрали. А то они только грозиться атомной бомбой горазды, а сами одного-единственного парня из пятилетнего плена вызволить не в состоянии оказались, воина, за которого всей страной клятву давали… Трусы, тряпки.

– Да, Вадим Тиберьевич… Вынужден признать, что некоторые ваши пассажи о странах и людях здорово напоминают речи помещика Собакевича, который, как известно со слов Гоголя, не любил отзываться об окружающих с хорошей стороны.

– Это твой сраный Гоголь не любил отзываться о людях с хорошей стороны. Ну, где ты видел такую Россию, какую он описывает? Все у него сплошь мошенники, лодыри, бездельники и дураки, без единого просвета. Кто в «Мертвых душах» описан с хорошей стороны? А в «Ревизоре»? А в «Шинели»? Вот то-то же. Терпеть не могу ни Гоголя, ни Максима Горького, этого нашего Жополиза-Буревестника. Но от Достоевского меня даже физически тошнит. Сей эпилептический эфэм-до…

– Вадим Тиберьевич, цигель-цигель ай-лю-лю, как говорится: с меня же шкуру в редакции спустят, если с опозданием на вечернюю летучку прибегу, у нас в последнее время с этим очень и очень гнойно. Кризис и посткризис – отличный повод нашему Феде-медведе закручивать гайки и увольнять с работы ни за что.

– А во сколько у вас? В шесть, в семь? Так еще куча времени, успеешь, тут же рядом.

– Конечно успею, Вадим Тиберьевич, но только если мы с вами не будем отклоняться в нашем интервью на литературные темы.

– Ну-ка, останови. Я тот день помню хорошо. Никакой летучки не было и в помине, а в редакции он так и не появился, дескать, допоздна его этот… кагебешный огарок задержал. Витя, я прав, нет?

– Да, Федор Петрович, все четко вы помните. И явился только на следующий день, причем с глубокого бодуна.

– Вот же скотина: даже в такой мелочи соврать готов.

– Так он же не думал, что мы узнаем.

– Что-что, Витя? Как ты сказал?

– Я неудачно выразился, Федор Петрович, виноват. Вообще, конечно, он глупо поступил.

– Глупо. Остался бы жив – уволил бы к хренам. Не за лень, не за пьянство – за вранье. Дальше давай.

– Так спрашивай на нужные тебе. А то я болтаю по-стариковски абы что… Спрашивай, уточняй, пока еще мне память не до конца возрастом отшибло. Думал ли я когда, что доживу… за восемьдесят перешагну… выброшенным из жизни чахлым старцем…

– Ничего себе – выброшенным, Вадим Тиберьевич! Одно из самых крутых изданий Питера на дом приезжает, об интервью упрашивает…

– А… Это все так, суета… жизнь прошла, словно не было ее… О чем, бишь, мы?

– О товарище Черных, о черном резиденте.

– Ну… что еще тут можно… Да, черный резидент. Не сказать, чтобы совсем рядовой случай, но довольно обычный в истории разведок. Разве что прикрытие у него было очень уж… экстравагантное.

– Какое?

– Хы-хы… Наш был человек, воистину патриот, не пожалел себя для Родины. Ему когда Героя Союза давали – ни у кого из сведущих даже не скрипнуло в голове – позавидовать, там, или грязью облить, хотя бы в приватных разговорах… Все понимали: горбом заработал, тяжким трудом заслужил! Внешность у него оказалась располагающая к некоторым авантюрным соблазнам со стороны нашего оперативного центра… Москвич, ростом невысок, полноват, плечики покатые, руки-ноги коротковаты, глазки круглые, нижняя губа припухлая и слегка отвисшая, брови серпиками, волосы ежиком, даже эпикантус присутствовал… Короче говоря, наши хирурги великолепно и легко замаскировали имеющуюся внешность под синдром дауна, в то время как мы подменили его самого на местного дауна, весьма удачно подменили, бескровно, осуществили переезд из Сиракуз в Палермо… – и стал Черных работать. Никто его не трогал и не потрошил, ни контрразведка, ни мафия, для всех он был вроде мебели, никто при нем не таился… А это, дорогой Антон, ценнее золота и живой воды, ибо он – видит людей вокруг, видит такими, как они есть, а они его – нет! Время от времени нам приходилось менять его окружение: сиделки, родственники опеки, святые отцы… Денег для него Москва не пожалела, организовала типа огромного наследства от кого-то там, которыми он сам пользоваться не мог, в силу якобы недееспособности, как и всякий даун, однако, формально – владел. По легенде – очень любил петь Интернационал и всюду в доме развешивать алые флаги с советской символикой. Отсюда и удобства для нас: ни у кого, кроме полиции, не вызывали вопросов мелькания вокруг него всяких разных личностей, всегда гораздых якшаться с красным сбродом и поживиться чужими большими плохо лежащими деньгами. Жизнь есть жизнь: бывало, что в окружении Черных полиция (или даже контрразведка, но в случайном порядке, типа, мимо пробегая) то нашего прихватит, то мафиста-афериста, но сам он всегда был вне всяческих подозрений! Никто, нигде, ни разу! Ни те, ни эти!

– Круто! Но я бы с ним не поменялся, даже за звезду Героя! Можно, я покурю?

– Нельзя.

– Я не здесь, я выйду?

– Нет. Плюс орден Ленина к звезде, плюс командировочные, наградные, выслуга «военных» лет и работа в дальнем зарубежье, это все так, но… Никто бы из нас не поменялся, дорогой Антон, а он – работал! Единственное непременное условие у него было, даже два: бабы бесперебойно и отпуск в домашних условиях. Там, на Сицилии, мы ему проституток поставляли, через наших преступных «друзей», а когда он в Союз на отдых приезжал…

– А как же, Вадим Тиберьевич? Это же след, его заподозрить могли?

– Не-ет! Вот, где, кстати сказать, образовалась элегантнейшая смычка: наш Лев Сергеевич, белый резидент Колесов, известный советский журналист, взялся осуществлять патронаж над итальянским инвалидом, По-совместительству черным резидентом Джузеппе… Черных, да, он же у нас Черных. Типа, одно из могущественнейших советских печатных изданий, в целях беззастенчивой коммунистической пропаганды, выбрало из многих случайного несчастного, обрушив на него всю мощь советской медицины и советского гуманизма! К тому времени на Западе окончательно привыкли смеяться над дуростями развитого социалистического строя, и мы этим пользовались. В Союзе нашего якобы дауна якобы ждали медицинские светила, курорты в Крыму, обследования… Вот он и ездил, с обслугой, раз в два года, развеяться среди родных берез. В Италии, видишь ли, «дамы», что вынуждены были ублажать «недоумка», свое унижение компенсировали тем, что исподтишка досаждали ему оскорблениями и прочими подлостями, а мужику-то хотелось совсем иного… Вдобавок, дома, увы, семью сохранить не удалось: развод и все дела… А в Москве ему доставал девок один из его приятелей, некий Виктор Луи, тоже якобы из внешней разведки. Вот кого мы дружно терпеть не могли, так этого Луи! Завидовали, но не любили.

– А почему, за что?

– Ну, так, на пальцах не объяснить. Он был кем-то вроде домашней болонки-разведчика: с относительно невысоким чином, но непосредственно при ЦК КПСС. Снискал покровительство и дружбу – главное дело, прочную дружбу! – в ближайших окололенькиных кругах и жил себе в свое удовольствие, как арабские шейхи живут! Якобы выполнял эксклюзивные поручения с самого верха, а на деле плейбойствовал, разъезжал по западному миру, да и всё. А у нас в стране работал по нейтрализации и дискредитации диссидентских движений: по Алилуевой, Солженицыну, Сахарову трудился. Часто успешно, иногда тонко, и всегда вхолостую, ибо заказчик был дурак. Кто, кто – система… кто еще? Но, надо отдать ему должное, коллеге Черных по-честному устраивал рай на Земле, причем ни на копейку не залезая в главковский бюджет, «на свои» угощал, от пуза: девки, баня, икра, охота… Девушки, естественно, только наши нанимались, кадровые, типа, в местную командировку, при них ему не надо было в дауна играть. Так что – доволен был, и всегда на Родину рвался…

– Гениально, Вадим Тиберьевич! И так и не разоблачили его?

– Нет.

– А где он сейчас?

– Вэтэ.

– Простите, что?

– Военная тайна. Но ты славный малый, Джим Хокинс, сметливый, ловкий, я сразу понял, что тебя не проведешь, тебе я доверяю как самому себе и отвечу правду: умер Черных.

– Хокинс – это физик? Почему Джим Хокинс?

– Так… шутка. Еще по чашечке?

– С удовольствием, чай у вас отменный.

– Хороший английский чай я впервые в сорок четвертом отведал, на Северном флоте, с тех пор пытаюсь соблюдать.

– Так вы воевали? А почему молчали?

– Ты не спрашивал.

– Хм… Я подогрею? Вадим Тиберьевич, а вы сами, своими глазами мафиозных главарей видели? А самого главного дона? И насколько они от наших братков отличаются? Дон – это ведь примерно как у нас вор в законе?