Валерий Рыжков - Ремейк (сборник) Страница 4

– За мужчиной должна ухаживать женщина.

– А что ты делаешь сама по отношению к мужу.

– Я другое дело. Но за тобой должен уход.

И стали эти мои слова молитвой вечерней. «Милая, нежная», и это мной больше не будет сказано.

Все вычеркнуто. Безвозвратно. Смятение переполняет меня, смешивая страсть и волнения. Душа в смятении. Угар любви. Той последней, как вздох перед погружением в воду. Не хватает воздуха. Тебя выталкивает наверх. И снова глоток воздуха. И все мало и мало. Силы иссякли от ощущения потери любимой женщины.

Все пришло некстати. И горькая цена за утраченную молодость.

Что теперь – стариковское брюзжание. Путь к греху. Потеря любви заменяется чревоугодием и блудом. Отведи от всех грехов. До гордыни не доходит, так как уже раздавлен. Самый большой грех это гордыня, но оно скорее возникает в богатстве, силе и здоровье. Но каждый должен помнить, да притом в день успеха, что и падение может быть болезненным и непоправимым.

Все вытравлено в пепле любви.

Поставлена точка. Можно обмануться, но от себя не уйдешь. Легкость измены, это больше чем глупость.

Если измена по любви, значит, это подлость для того человека, против которого направлено это оружие мести.

И каменный гость с места сходит от боли распутства Дон-Жуана.

Эту горечь потери не преодолеть сознанием, тут или перегораешь до пепла, или побеждают здоровые чувства. «Аминь».

– Прочитала «Бовари». Жаль ее, бедняжку, как ее обманули.

– Сейчас бы сказали – кинули.

– Мне муж сказал, что я – дрянь, а я ему ответила, что ни о чем не жалею. Я тебе нужна капельку? Не той каплей, что переполняет чашу терпения, а чашу любви.

Потом…

– Ты издеваешься надо мной. Почему ты молчишь? Я хочу тебя увидеть. Я тебе еще нужна. Или у тебя есть другая женщина. Скажи. Я звонить больше не буду. Нет. Все равно позвоню.

Продолжение следует…

– За это платят, – цинично произнесла она, вставая с постели.

– За секс в постели?

– Тебе нужны экстремальные ситуации… Чтобы пахло каштанами.

Пауза…

– Я думал, что нас связывает любовь.

– Любовь?! Она давно умерла.

– Давай тогда не будем встречаться.

– Я так не хочу. Ты мне нравишься.

– Придется поступиться со своими желаниями, зачем терять время на встречи. Проще пойти в стриптиз-бар.

Рассказ продолжается… Я ее потчевал сельдью в красном вине. Она меня щепоткой солью, лимоном и коньяком. Это генеральская закуска.

В конце концов, соль, лимон и стопка коньяка. Пошло-поехало. Сюжет начала рассказа «Не первая любовь». Восторг. Обожание. Потом проходит много лет. И что помнится?

Были ее признания в любви. Я их воспринимал с восторгом не первой любви. Что-то неловкое было в наших отношениях. Однажды она призналась, что наши отношения сложились после того, как ее обидел муж.

– И что? – спросил. – Если…

– Если он так бы не поступил, то я не пришла к тебе.

«Вот, штучка», женщина посередине по Арцыбашеву. Ее чувства стали сплошной спесью, замешанные на одиночестве и разочарования. Я-то как обманулся. Поверил. Использован и забыт. Не первая любовь…

Почему иногда ненавидят любовь как нежность, как страсть, как и страдание, может быть, потому что в любви нет любви, а есть фантазия.

Проходит время, и неслучайно уготована встреча с моим прошлым десять лет спустя.

Она поменяла имидж. Теперь у нее ларечный бизнес, и она приподняла свою планку учительницы. Кто откажется посмотреть, как живут по-новому. В ее лице так и остались черты детской обиженности на все и на всех.

Она падает на диван от усталости. Это у нее все болит. Позвоночник в хрящах. Немеют руки и ноги. Я поглаживаю её спину. Ей больно, она морщится даже от легкого прикосновения.

– Это возрастное, – замечаю ей.

– Спасибо, что напомнил, а то я забыла, – в тон иронично произносит она.

– У мужчин тоже бывает такое.

– И чем это проявляется?

– Обострением сексуальной активности.

– Кобелизм! Мне это понятно.

– Так это и есть мужской климакс.

– Почему у женщин, черт побери, все по-другому проявляется.

По радиоволне заиграла новая мелодия. Она вскакивает и делает звук громче и пританцовывает.

– Ты помнишь, когда я приехала из Швеции, то привезла кассету этой поп-группы. Я тебе подарила даже кассету.

– Не помню.

– Как жаль… – она замолкла, погрузившись в далекое воспоминание.

– Может, не мне?

– Что ты говоришь. Я ведь в тебя тогда была влюблена по уши.

– Я удивлен.

– Дурачок! Я ходила и подглядывала за тобой, когда ты возвращался с работы. Ты так нехотя возвращался домой. И не приходил ко мне.

– Наверно, так и было. Тогда меня ни на что не хватало.

Этот разговор был когда-то и где-то в баре.

– Скажи мне, что я красива.

Мне не хотелось ей это говорить, тем более о том, что она просила.

– Ну скажи?

– Ты красива, – наконец я сдаюсь перед ее настойчивостью и капризом, – но это твой недостаток.

– Почему?

– Во-первых, это не стандартно, где твои девяносто на шестьдесят на девяносто, что определило твою исключительность. И вообще, кто говорит, что ты красива?

– Мама.

– Для чего она тебе это твердит, только для того, чтобы завысить твою планку притязаний в этой жизни и ко мне…

– Ну и что, а мое тело красиво.

– Мы что, на уроке анатомии? И что делать с твоим телом?

– Обладать…

– А именно: трогать, осязать, переворачивать как детскую куклу. И это, конечно, будет для меня дорого стоить.

– Для тебя исключение.

– Но я люблю сначала похитить душу. Ценность твоя в твоей душе. Телесная красота творение недолговечное и довольно скоропортящееся. Меня охватывают порочные чувства как неконтролируемые фантазии. Я также боюсь, что этот вулкан вырвется черной лавой порока.

– Ты должен подумать и обо мне, что это может случится и со мной и я могу быть с другим и в другом месте.

– Тогда ты разрушишь наши отношения. Предупреди, чтобы я не ревновал.

– Что если об этом я скажу, у тебя не будет ревности?

– К чему ревновать, если все станет очевидным. Это твоя тяга к развлечениям, удовольствиям и праздности. И я считаю, что это я могу пока тебе дать, и думаю, что дальше фантазий дело не пойдет.

Весь разговор напоминает грозу перед дождем. Я старше ее и опытнее. И понимаю, что пора остановиться, потому что мой скептицизм сейчас просто неуместен, и обнимаю и целую ее.

Двое в бистро.

– Они похожи на пельмени.

– Хинкали.

– Да, я знаю.

Его пальцы дрожали. Он вцепился за два стакана. В левой руке было полстакана воды, в правой руке сто граммов водки. По дрожи в правой руке можно было понять, что там водка. Он держал стаканы перед собой, они плясали как мотыльки перед лампой, наконец, он залпом выпил водки и запил одним глотком воды. Глаза его потеплели.

– Я хочу с кем-нибудь поговорить, – тихо произнес он.

Я почувствовал к нему не отвращение, а досаду. Я хотел сказать: парень ты опустился, ты выглядишь неряшливо, в чем дело. Он будто услышал мой вопрос.

– Я по образованию учитель, платили мало. Ушел в бизнес. Кооператив открыли, потом погорели.

Он выпил глоток воды. Я подумал, что он сейчас попросит в долг водки, но он молчал. Потом тихо сказал.

– Я хочу поговорить о пустяках. О своей жизни, о себе, но никто не хочет меня слушать.

Я подумал, что сейчас точно попросит в долг. Или я должен ему составить компанию.

В долг он не попросил. Я доел порцию хинкали. Он посмотрел на меня. Я показал ему жестом, что я желаю ему всего хорошего в этой жизни. Встал и пошел к выходу. Барменша проводила меня взглядом до выхода.

Я взошел на мост, перед мной было здание цирка, там, за ним, общипанный весенним ветром Летний сад. Тот бродяга шел следом за мной.

Я дождался его. Он подошел ко мне.

– Вы извините меня, что я со своими проблемами подсел к вам, как говорится, я появился не в том месте и не в то время. Простите меня. Мне уже легче. Я пойду домой, меня ждут жена, дочка. Прощайте.

Он пошел обратно в сторону кафе.

Будто так заведено, что наша жизнь проходит от встречи к встрече. Она когда-то была влюблена в меня. Но как только оказывался рядом ее бывший знакомый, художник, она вся менялась и делалась чужой. Художник рисовал нимфоманок, и они у него здорово получались, особенно в стиле ню. После этого я хотел научиться стоять на голове, потому что мой брат стоит на голове, и я ему в этом тоже завидую.

Она у меня в гостях. Что-то пытается вспомнить, потом говорит.

– У тебя перестановка в комнате.

– Я не люблю обсуждать эту тему, это все равно как женщине говорить, почему она сделала новую прическу. Все ясно, что кто-то просто меняет стиль жизни. И вопрос один – принимается это или нет.

– Скажи что-нибудь хорошее.

Я в паузе. В голове только одна мысль, но говорю нечто обратное.

– Давай почтим этот вопрос минутой молчания.