Сергей Долженко - Государственная безопасность. Роман Страница 4

«Какие тут шпионы могут быть? – вдруг подумал он. – Я понимаю, где-нибудь в Москве, Прибалтике, скажем… а здесь, у нас?»

Надо же, разговор с Наставником длился всего около часу, вопросов он родил – тысячу! Почему именно Барыкин оказался нужен, в чем будет его работа, сумеет ли он без специальных знаний, придется ли ему уходить из газеты на конспиративную работу… о! и дальше такая тьма наплывала, что три дня, которые должны были пройти до следующей встречи, казались больше чем вечностью…

2

Где-то в шесть утра Урмас не спал. Мешало солнце, даже сквозь темные занавески высвечивающее ярко всю комнату; неподалеку долго и нудно заводили трактор: сначала включали пускач, и тот бил поршнем, как кувалдой, на весь поселок, срывался, начинал опять, пока, наконец, долгожданно густо и ровно не затарахтел дизель – тут Урмас чуть не заснул, да по улице поехала первая машина, захлопали калитки, комната нагревалась, и когда Урмас ступил на пол, тот уже был горячим.

Он зашел в бело-кирпичное здание КПСС без двадцати восемь, надеясь перехватить Димана пораньше, но, как оказалось, опоздал: того вызвали к Первому.

Ждать пришлось долго, хорошо, его затащила к себе в кабинет Майрам, зав. школьным сектором, и, напоив чаем, долго и смешно уговаривала стать школьным комсоргом, хотя бы на полставки.

– Не смогу, – сокрушенно отвечал на её доводы Урмас.

– Почему? Работа интересная, все время с людьми… У нас учатся замечательные ребята. Ты не думай, два с половиной процента наших выпускников поступают в московские и ленинградские вузы, десять процентов в алма-атинские…

– Нет, для такой работы особая ответственность нужна, не только педагогическая, но и партийная, комсомольская!

– А у тебя что, такой ответственности нет? – с надеждой спрашивала она.

– Нет, – прямо и грустно отвечал Урмас. – Хуже, я ведь человек безыдейный, и, больше того, – перешел на жуткий шепот, – совсем не верю в коммунизм…

– Скажешь тоже, – удивилась Майрам. – Это ты отговорки придумываешь…

Диман появился на секунду, попросил его обязательно подождать и вновь пропал, на этот раз в своем кабинете, куда на «аппарат», так называлось совещание, потянулись все сотрудники райкома… И лишь к обеду приятель освободился. Правда, за это время он несколько раз выглядывал, шепотом просил подождать еще минуту и опять пропадал на полчаса…

В приемной непрерывно звонил телефон, изредка заходили какие-то бойкие молодые люди, всегда в галстуке и с красными делегатскими папками…

Но когда Урмас вышел по нужде на улицу, тар-таринское пространство встретило его, как и прежде, огромной сияющей пустотой – от зенита до всех горизонтов… редко кто появлялся на улицах; на самой площади стояли два запыленных уаза, и… и все! Откуда шли в райком телефонные звонки, откуда в нем появлялись прилично одетые люди?..

– Кошмар! Уборка скоро, затаскали нас всех, – замучено сообщил Диман Урмасу, когда, освободив сотрудников, заперся с ним в кабинете. Из холодильника, декорированного пленкой под полированное дерево, достал бутылку минеральной, два смерзшихся бутерброда с колбасой и двухсотграммовый пузырек медицинского спирта.

– Прямо на работе? – испугался Урмас.

– Не на твоей же… – улыбнулся Диман. – Давай, за все хорошее…

Они выпили.

– Ты можешь мне серьезно помочь, – сообщил Урмас, вытирая набегающие слезы.

– Хорошо, давай еще по маленькой, и разберемся…

Но прошла еще одна маленькая, и только когда Диман расслабленно вытянулся в своем руководящем кресле, выставив длинные ноги на середину ковровой дорожки, Урмас рассказал о своих проблемах.

– Знаю я, конечно, Аманжолова, – вздохнул Диман. – Дрянь порядочная… Но! Понимать я его понимаю – люди ему позарез нужны. У нас по району не хватает уймы специалистов.

– Дим, ты ведь член бюро райкома партии, что тебе стоит позвонить Аманжолову и намекнуть, что он не должен меня задерживать?

– Могу, – опять вздохнул Диман, – а потом он сообщит Первому, что комсомол, вместо того, чтобы поставлять кадры…

– Понятно… А ничего нельзя придумать? Послать меня, скажем, в мой Уральск по комсомольской путевке на работу?

Урмас спросил по инерции, он начал признаваться себе, что со скорым отъездом у него не получается…

Диман добросовестно ответил:

– Вышло постановление бюро ЦК ЛКСМ о том, что из нашей области, еще из пары других, никуда нельзя посылать по путевкам, даже на БАМ… Давай еще чуток, да надо отсюда сваливать потихоньку…

Они допили, прибрались и один за другим, почти воровским образом, покинули райком и пошли к Диману.

Вместе с Нинель он жил в двухэтажном доме неподалеку. В дом тот была проведена вода, отопление шло от райкомовской котельной, и жили в нем одни уважаемые люди…

– Уеду я, наверное, – тоскливо сказал Урмас.

Сидели они полуголые на кухонном полу, разливали водку, которая в изобилии водилась у Димана, зажевывали едва пожаренными кусками мяса, и тар-таринская жара теперь почти не угнетала их – неизвестно, как чувствовал себя Диман, Урмас от выпитого парил, как легкий дым…

– Как ты на работу устроишься? Ни диплома, ни трудовой…

– Придумаю… Где-нибудь грузчиком… новую трудовую выпишут.

– А с милицией разобрался?

И сразу вес Урмасовского тела увеличился настолько, что он ощутил, как отлежал себе предплечье…

– Уже знают?

– У нас в одном конце Тар-тар чихнешь, с другого…

– …здравствовать пожелают?

– Нет, на х… пошлют, – Диман засмеялся. – Здесь такие девочки есть, а на бл… мне приходится в город ездить…

– Давай выпьем, – предложил Урмас, и Диман с удовольствием открыл еще одну бутылку.

– Нам Нинель ничего не скажет?

– Скажет, – убежденно произнес Диман. – Матом обложит, что без неё квасим.

– Может, подождем?

– Она сегодня в Аркалык уехала, не знаю, когда и вернется…

Выпили. Пошло на удивление хорошо. Будто не водка, а родниковая вода лилась в обожженное горло.

– Найду я убийцу, – сказал Урмас.

– Где? – очень серьезно спросил Диман.

– Знаю… я знаю, где и кого надо искать…

– Ну, тогда флаг тебе в руки и барабан на шею… – засмеялся Диман.

Урмас не обиделся на дешевую комсомольскую присказку – тар-таринский Первый был мировой парень и единственный, с кем Савойский близко сошелся за свое недельное пребывание в этом заброшенном за край мира поселке. Диман как раз находился в райсельхозуправлении, когда Урмас объявлял голодовку. И он тогда посоветовал до вакансии пристроиться где-нибудь здесь, в райцентре. Ну, а злосчастная школа всплыла потом, без его участия.

– Ну что, поедем? – вдруг делово предложил Диман; попытался резко подняться, но с первого раза у него не получилось, только сбил табуретку.

– Поехали, – так же делово и озабоченно согласился Урмас. – И куда?

– Счас, сосредоточусь. Так… Ага. Сначала затаримся у одной, потом в город… есть там хорошие знакомые.

Они оделись, страшно суетясь и бегая по квартире, точно собирались в большой поход. Но когда спустились, придерживая друг друга на шаткой деревянной лестнице, и вышли на улицу, то обоих охватило сильнейшее изумление – там была глубокая ночь. Посмотрели на небо, но оно, блещущее звездами, точно хрустальная многосвечевая люстра, вращалось настолько быстро, что они враз опустили глаза. Да и земля вела себя неустойчиво: при каждом их неловком движении края её, то есть крыши домов, сараев с одной стороны, с другой – мрачный, словно средневековый замок, элеватор, начинали то опускаться, то подниматься…

– Да, чуток не рассчитали, – констатировал Урмас.

– Все нештяк, днем в нашем виде и близко показываться нельзя, – сказал Диман.

– Счас поедем, – он направился к гаражу, в котором стоял его «жигуль», подаренный тещей.

Пока Диман сбивал замок, ключ он забыл дома и возвращаться категорически не хотел, Урмас прислонился к теплым доскам сарая и с наслаждением вдыхал ночной, на полынном настое степной воздух…

Потом он не мог вспомнить, завели они машину или нет, ехали куда-то или пили у её колес… Нет, все-таки они, кажется, куда-то поехали, и там была полная женщина в ночнушке, и Диман целовал её при муже… Урмаса поили чаем, и он зачем-то стащил из сахарницы горстку конфет… а-а, стащил потому, что его попросил Диман, пообещав, что они сейчас немедленно выезжают в Аркалык к знакомым веселым девочкам… но вместо города они оказались на совершенно пустой степной дороге и потом безо всякого перехода попали в гости к фурмановскому парторгу, который повез их в подлинную казахскую юрту, и там они сидели, поджав ноги, пили кумыс и водку, медленно, с достоинством тянули с подноса куски мяса, посыпанные кружочками запаренного лука…

Но вот что совершенно отчетливо запомнил Урмас и мог вспомнить слово за словом, так это следующее: