Александр Махнёв - Огоньки (сборник) Страница 4

Есть и в моей семье своя, так сказать, фирменная песня. Мне она очень нравится, я её часто пою в компаниях. Эту песню хорошо знают мои дети, и при встречах мы её поем семейным хором. Это песня о ямщике «Степь да степь кругом…»

Помню, как мы с сыном летом 1963 года ездили в Бердск. Мы ещё тогда в Германии жили. Рыбалка. Пока мы костёрчик с братьями налаживали, ушицу готовились сварганить, сын на лодке, это на одной из заводей на реке Бердь было, пытался щучку поймать.

Первый раз спиннинг забрасывал, ну, метров на десять, пятнадцать, навыка-то нет. И нас всё пугал:

– Поймал, поймал! Тащу!

Мы посмеивались. А когда действительно на блесну щучка килограммовая села, мы не поверили, думали, шутит опять, а он кричит во всё горло:

– Держу, поймал!

Как её в лодку затащил, неизвестно. Подплывает к берегу, ножки и ручки трясутся от напряжения, в глазах азарт, блеск: «Я ещё поплыву, может, ещё поймаю щуку».

Такие моменты не забываются.

Частенько смотрю старые фотографии. Напоминают они о многом. Июль 1977 года. Отпуск. Снова рыбалка, теперь уже на Обском море. Лена, братья Михаил с женой, Иван Алексеевич. На острове необитаемом. Вот я переодет под Робинзона. А вот и уха, настоящая сибирская уха. Запах аж сейчас чую.

Я на свадьбе у племянника Алёши. Это тоже лето 1977 года. Молодёжь вокруг. Ну, я ещё ничего. Не старый еще. Красавец.

Честно говоря, последнее приятное удовольствие остаётся – это старые фотографии посмотреть. Конечно, общение с сыном и дочерью – главная радость. Но фотоальбомы – это… ностальгия, одним словом. Это возвращение туда, где уж никогда не будешь, нет такой машины, не придумали ещё.

Редеет семья наша, уходит старое поколение.

В августе 1968 года, получив отпуск, я поехал в Бердск. Ехал в хорошем настроении. Предстояла встреча с родными, беззаботный отдых. Перед поездкой я списался с братом Сергеем, он обещал мне отдых на природе и рыбалку на разлившейся, как море, Берди.

В понедельник, одиннадцатого августа утренним поездом я приехал в Бердск. Наш дом стоял метрах в ста от вокзала. Ещё издали я увидел на крылечке мать и жену брата Михаила Клаву. Навстречу мне из калитки выбежала племянница Наташа, ей тогда было восемь лет. Я рад встрече, улыбаюсь, обнимаю Наташку, а она шепчет: «Дядя Володя, дядя Серёжа вчера утонул». До меня эти слова дошли не сразу. Я остановился посреди улицы, поставил чемодан, переспросил Наташу и, поняв всю трагедию случившегося, побежал во двор к матери.

Да, произошло несчастье. Накануне, в воскресенье, Сергей на своей моторной лодке плавал по Берди, была большая волна, мотор заглох. Пытаясь его завести, Серёжа упал в воду и уже не смог выбраться. Находившийся в другой лодке его товарищ струсил и даже не пытался спасать Сергея, ушёл с места происшествия.

Три последующих дня вместе с родными и друзьями Сергея я занимался поисками, многократно бороздил реку вдоль и поперёк, всё было бесполезно. На третьи сутки труп Сергея всплыл в двухстах метрах от того места, где он затонул.

Потом похороны. Сергей работал на Бердском радиоузле мастером в деревообрабатывающем цехе, пользовался авторитетом в коллективе. Когда процессия проходила мимо завода, то все, кто в это время работал, вышли проститься с Сергеем.

Трагический случай оборвал жизнь полного сил, тридцатисемилетнего моего младшего брата. В нашей семье он был самый младший, последыш. На его долю досталось трудное военное и послевоенное детство и юность. Он отслужил в армии, окончил ПТУ, работал. Остались без отца двое малых сыновей, овдовела его жена.

А что может быть печальнее, больнее того, что старая мать похоронила своего младшего сына?

С Серёжей у меня была наиболее близкая и тёплая связь. Я его нянчил и до школы шефствовал над ним как старший брат. Наше босоногое детство прошло вместе.

Похоронив брата, я пожил с матерью две недели, стараясь как-то отвлечь её от горя, облегчить её душу.

Редеет семья наша, уходит старое поколение.

И ещё об одной встрече хочу рассказать. В сентябре 1974 года, получив отпуск, я полетел самолётом в Бердск, чтобы навестить и повидать сестру и братьев.

Отпускное время летело быстро. Ежедневные хождения в гости и приёмы гостей, встречи с родными и близкими, кое-какая работа по дому – всё это занимало меня с утра до вечера. Вместе с тем я старался больше внимания уделить матери. Ей шёл тогда восемьдесят пятый год, выглядела она в соответствии со своим возрастом и была бодра и подвижна. Как-то мы с ней пошли к Михаилу, моему младшему брату. У Миши свой дом, разные пристройки и баня. Отличная русская баня. К нашему приходу она была натоплена. На первый пар пошли я и мой племянник Саша. Вслед за нами захотелось попариться и мамке. Ей помогали внучки, и она в последний раз в своей жизни отвела душу. Она любила париться.

После бани состоялся, как говорят в прессе, официальный ужин. Были и речи, и тосты вместе с хорошей закуской и соответствующим возлиянием. Конечно, для нас, более молодых, не для мамы. Но и она выпила рюмочку, хорошо закусила. Поздно вечером мы с ней вернулись домой.

Настал день расставания. Мне надо было улетать домой. Уезжал из Бердска рано утром пригородным поездом до Новосибирска. Как всегда, пришли меня проводить сестра Клавдия, брат Иван, племянница Галина и другие. И вот последний момент прощания. Его я запомнил до конца своих дней. Мы обнялись с мамой. Я плакал, а она, более сдержанная, успокаивала меня. Я пошёл к выходу, оглянулся и увидел её взгляд, в нём была глубокая печаль, отрешенность от мира сего. Я почувствовал, что это последняя моя встреча с мамой.

А дальше вышло так. В октябре приехал в гости к маме мой брат Пётр Алексеевич, он жил в Забайкалье. После его отъезда мать заболела и, пролежав дома около месяца, скончалась 29 декабря 1974 года.

Я прилетел самолётом, чтобы проводить маму в последний путь. Захоронили её в предновогодний день, в суровую сибирскую зимнюю пору.

После поминок я остался в полуостывшей избе и ночевал на кровати, на которой лежала мать.

Так состоялась моя последняя встреча с матерью.

В августе 1998-го умер брат Пётр. В Are он жил, это в Читинской области. Восемьдесят шесть лет прожил на свете. Мало мы о нём знали. Войну всю прошёл, трудился, и вот не стало его. После его смерти военком письмо прислал и такие в нём тёплые слова о брате нашем нашёл, читать без слёз невозможно. А вот виделись и общались редко, к сожалению.

Восемьдесят три года прожил брат Иван, серьёзный, обстоятельный человек, только добрым словом могу помянуть.

Думал, до ста дотянет Клавдия, сестрёнка моя старшая, бодра была до последних дней, в девяносто пять вполне с домом справлялась, ослепла, но бодра была, вот и её не стало.

Умерли родители, не стало родного дома, осталась только добрая память о том, что было.

Жив братец мой Миша, жив, курилка. И с домом справляется, и многочисленную родню в доме собирает. Глухонемой он, и жена его, Клавдия, тоже глухонемая. Казалось бы, как детей воспитать, трудно ведь, как им учиться, в жизни пробиваться без помощи родителей, а ведь подняли детей. Дети у них замечательные люди. Теперь младшее поколение о стариках заботится, так и должно быть.

Старшим Михаил Алексеевич теперь в нашем родовом бердском гнёздышке, весь спрос за род теперь с него.

Война

Хорошо помню июньское лето 1941 года. 22 июня, в воскресенье, мать утренним пригородным поездом (он у нас назывался «передачей») по каким-то хозяйственным делам поехала в Новосибирск. День был жаркий. Я не помню, чем занимался в этот день, видимо, кроме встреч с друзьями помогал отцу по хозяйству. Вечером пошёл на вокзал встретить маму. От неё и узнал, что на нас напали немцы. Радио у нас ещё не было, газеты приходили с опозданием на день. Вот так к исходу дня мы узнали о начале войны.

Почему я запомнил это лето? Дело в том, что уже к концу месяца наша маленькая станция оказалась в центре формирования частей. Ежедневно через неё на фронт отправлялись эшелоны. Формировались эшелоны и на станции. Без нас такие дела не проходили, мы с пацанами пропадали в эти дни на станции. Все события первых дней войны проходили через наши сердца. Ни одного среди нас не было, кто бы не мечтал убежать на фронт, кстати, кое-кто и бегал. Может, и я бы убежал, мне тогда почти шестнадцать лет было. Но надо было учиться, помогать матери возиться с младшими братьями. Отец пропадал на службе, на железную дорогу выпала в тот период колоссальная нагрузка, и он был в этих жерновах практически всю войну. На фронт он не попал по инвалидности и возрасту.

Через какое-то время появились первые похоронки, раненые и инвалиды с фронта. Это было страшно. За эти два месяца начала войны мы значительно повзрослели.

В годы учёбы в восьмом и девятом классах, это были 1941–1943 годы, я жил в пришкольном интернате. В школе в этот период появилось много новых учеников. Это были дети, эвакуированные из Москвы, Ленинграда, Киева и других районов страны, оказавшихся в зоне боевых действий. В интернате поселились даже детишки из московского ансамбля песни и пляски железнодорожников под управлением СО. Дунаевского.