Александр Архангельский - Правило муравчика Страница 4

Он опасливо просунул морду внутрь.

В Раю было очень темно, лишь сквозь щели ставен проникал нерешительный свет. Свет был ребристый, в полосочку – и ничего вокруг не освещал. Но котам темнота не помеха; через минуту чернота настроилась на резкость, Мурчавес различил прямые линии шкафов, изогнутые контуры стульев, брошенные детские игрушки, полусгнившие носки.

Была не была! Он стал протискиваться внутрь. Все поначалу было хорошо. Плечи пролезли, он выпростал лапы, оперся на них, поднатужился… Но увы, с животом получилось не очень. Мурчавес подался назад, чтобы попытать судьбу еще раз, но не вышло. Он застрял. Сбылся страшный сон, который снится всем котам, и даже диким: рад бы в Рай, да живот не пускает.

Мурчавес взвыл и рванулся вперед, не щадя живота своего. И с диким криком вывалился в Рай. Счастью его не было предела, хотя вокруг клубились запахи тревоги. Ужас и восторг неразделимы – он понял это окончательно и бесповоротно.

Передвигаясь на дрожащих полусогнутых и собирая брюхом пыль, Мурчавес стал обследовать пространство.

Для начала он обнюхал огромную дырку, со всех сторон обложенную камнем и огороженную металлической решеткой. Из дырки разило полу выдохшейся гарью. Внутри было сыро и глухо; вверх уходил просторный лаз, покрытый толстым слоем сажи; сквозь грязные наросты было видно голубое небо.

Прокашлявшись, Мурчавес двинул дальше.

Его сразила белая стиральная машина, размером с половину шкафа, с прозрачной круглой дверцей в середине. Он потыркал дверцу; та не поддалась. Сообразил, что секрет – в пластмассовом рычажке, который торчал из круглой дверцы, как большое оттопыренное ухо. Поднатужился и дернул – дверь открылась!

За ней был металлический дырявый барабан, который издавал приятный затхлый запах. Мурчавес с опаской запрыгнул на край барабана, тот под ним предательски качнулся, кот не удержался, завалился на бок, но даже не успел перепугаться – барабан сам, безо всяких усилий, вернулся в исходное положение. Мурчавес попытался встать на лапы – барабан опять шатнулся. Тогда он лег и стал, баюкая себя, раскачиваться, как в гамаке. Туда-сюда, туда-сюда. И это было так приятно, что Мурчавес немного вздремнул.

Отдохнув, он продолжил познавательное путешествие.

Долго изучал большую доску, висевшую в гостиной на стене. Сбоку обнаружил кнопки, круглые отверстия и углубления. Поковырял когтем в одном отверстии, оттуда выскочила искра. Кот отпрыгнул. Справился с собой, вернулся к кнопкам, стал опасливо их нажимать. Одна сработала, и на доске, покрытой многолетней пылью, замелькали многочисленные люди. (Мурчавес догадался: это легендарный пылевизор!) Между огромными домами ехали гигантские машины. В них вместо окон были щели, а изо лба рос длинный страшный рог. На круглых люках восседали незнакомцы в шапках, которые напоминали перевернутые миски. На колеса был намотан плоский панцирь, и они внутри него вращались и гремели.

Вдруг из пылевизора раздался дробный грохот; люди в круглых мисках попрыгали в свои машины и захлопнули верхние крышки. Машины выпустили темный дым из-под хвостов, остановились, длинные рога одновременно вздернулись, из них вырывалось желтое пламя. Все гремело.

Вдруг изображение сменилось и на поверхности доски изобразился человек без каски, но в погонах, и с желтыми собачьими медальками на кителе. Он что-то громко говорил; Мурчавес ничего не понимал. Потеряв интерес к говорящей доске, кот выключил ее – и царственно прошествовал в Святилище.

Здесь он первым делом распахнул Алтарь. По ноздрям ударил запах старой гнили. Внутри Алтаря мерцал электрический свет. Слабый, еле живой. А сам Алтарь вдруг зарычал, затрясся, и Мурчавес захлопнул вход в него. Алтарь еще потрясся несколько минут и стих. Мурчавес долго собирался с духом – и опять открыл. Принюхался. Заметил крохотные скляночки, от которых совсем не воняло. Лапой стал скатывать скляночки, они валились на пол и, заманчиво крутясь, закатывались под батарею.

Он с интересом наблюдал за траекторией падения, смотрел, куда закатывается пузырек, сталкивал новый. Одна из скляночек упала неудачно и разбилась; от лужицы пахло острой осокой и морем, сырым песком, спасительной разрыв-травой и горьким стеблем одуванчика, забытым запахом прокрученного фарша и детским духом маминого молока.

Лапы снова затряслись, железная воля ослабла. Мурчавес понял, что не в силах совладать с собой – его зовут, и он должен идти… Он спрыгнул и, покачиваясь от приятной слабости, пошел к манящей луже…

Очнулся он нескоро. Голова гудела, язык пересох, настроение было ужасное, хотелось пить, пить, пить – и снова спать. Мурчавес выкатил другие, не разбившиеся пузыречки из-под плиты и батареи. Поставил их в ряд, изучил этикетки, такие серые, с зелеными буквами, взвесил ситуацию и принял некое серьезное решение.

С тех пор он нередко заглядывал в Рай. Не желая больше застревать, карабкался на крышу, и спрыгивал через дымоход. Отряхивался от головы к хвосту, чихал – и направлялся к пылевизору. Очень ему нравились бессмысленные ловкие картинки. Склонял голову то влево, то вправо; это было так же увлекательно, как следить за чайками и голубями. После чего стремительным прыжком взлетал на шкаф и наслаждался тайным знанием о собственном величии. Но все время спрашивал себя: как претворить это знание в жизнь? Как доказать всем остальным котам, что именно Мурчавес может быть тем самым – Главным и Единственным – Который их объединит, заставит их бояться и мурчать, мурчать и не сдаваться?

И в конце концов собрался с духом, и отправился на встречу с Мурдыхаем. Не потому, что уважал его; кроме себя самого, Мурчавес никого не уважал. Но потому, что кошки существа не коллективные. Они талантливо между собой дерутся. Выгибают спину колесом, изрыгают ужасные звуки, скачут вокруг противника на всех четырех лапах и быстро-быстро тычут когтями в глаза. Но подчиняться они не умеют. Нужна авторитетная поддержка, чтобы они согласились хотя бы послушать. Дали шанс воспользоваться правилом муравчика.

Что было дальше – и чем это закончилось – мы знаем.

Пятая глава. К святым котцам

И вот он опять на морском берегу, слушает вздорные выкрики чаек, плеск набегающих волн. Рядом лежит бесполезный «Майн Кун»… Плохо, очень плохо, хуже некуда! Грандиозный замысел провален! Грустно мне, грустно, погладьте меня!

Мурчавес, как в тумане, встал и сделал шаг навстречу волнам. Сейчас они его подхватят, понесут на глубину, швырнут о скалы, он будет до последнего грести, потом силы оставят его, и он медленно опустится на дно. Там его встретят огромные рыбы, хищные самовлюбленные креветки; к нему присосутся моллюски, и все вместе будут терзать его полное тело. «А! – будут говорить они беззвучно, – ты не щадил нас наверху, и теперь внизу расплатишься за это!»

Мурчавес тронул воду лапой и отдернул. Вода была ужасно мокрая и ледяная. Внезапно о камень хлестнула волна, и на кончиках его усов повисли брызги. Он с отвращением подергал шкурой и отступил. Умереть, оно, конечно, круто. Но нельзя ли как-то по-другому? Свет на Мурдыхае клином не сошелся, не захотел поддержать – и не надо; есть авторитеты и поавторитетней.

Мурчавес выгнулся, по очереди вытянул задние лапы, подхватил свой объемистый труд – и резво побежал обратно в гору, к святым котцам. Для начала он решил пойти к котометанам – как-никак, свои, единоверцы. Хотя, по большому счету, ему было совершенно все равно; он был котом не очень-то религиозным.

Котометанский храм располагался на скале; перед рассветом, в полдень и в закатный час Верховный Жрец карабкался на самую вершину, вставал на край и, плотно прижимая уши, кричал свое раскатистое мяу. Заслыша этот неуёмный голос, мурчалойцы открывали сонные глаза, обращали морды на восток и засыпали.

Он застал Верховного Жреца за трапезой. Котята-служки, выстроившись в ряд, подносили белому расплывшемуся персу аппетитную мышатину и птичьи головы. Жрец подвешивал блюдо на коготь, смотрел на него с вожделением и отправлял в огромный рот. Жевал, облизывался – и снова протягивал лапу.

Мурчавес склонил свою гордую голову и положил перед Верховным голубиное крыло, найденное по дороге. (Перо он зацепил когтем, потому что зубы были заняты «Майн Куном»; часть пути пришлось преодолеть, ковыляя на трех лапах.)

– Это тебе, о служитель, – сказал Мурчавес сладким голосом. – Прими мое скромное подношение.

Жрец вопросительно взглянул на крылышко.

– А ты уверен, что оно халявное?

– Я, святой котец, из Мурчалоя! Ты, наверное, знаешь меня: я Мурчавес. И мне известны принципы халявности.

– Хорошо, отложим твое крылышко на ужин. Ты, наверное, пришел поговорить о чем-то важном? Подожди немного, я доем, и мы с тобой начнем беседу.