Иван Петров - Нарги. Социальная утопия Страница 4

– Доченька, ты поспи, а проснешься – уже и в Крым приедем.

– Ма, у меня животик болит.

– А ты ложись на него и попукай, это тебя баба Аня горошком с огорода перекормила.

– Мам, пукать только в туалете можно, но там на живот не лечь никак!

– Глупенькая моя, в этот туалет можно сходить только по самой крайней нужде, а попукать можно и здесь – никто и не заметит даже!

Наташа легла на живот и задремала, а мама прислонила свои губы к ее детскому ушку и стала с нежной иронией напевать:

Поезд едет: тук-тук-тук,

А Наташенька: пук-пук.

Ритмично раскачивая ее детское тельце перестуком колес поезд нес Наташу в Крым, в это райское место, где заканчивается душная вонь и начинается ласковое солнце, свежий ветер и теплое море.

Девушку уже не держали, просто одно липкое тело уступало место другому,  и поезд снова продолжал движение, ритмично раскачивая ее тело. Но зато каждая станция приближала ее к Симферополю, и каждая остановка в тряске давала возможность выйти на перрон и наполнить легкие чистым воздухом, который, чем ближе поезд приближался к югу, становился все тяжелее и горячее. Тула, Мичуринск, Воронеж, Ростов на Дону, Каховка. И на каждой станции пассажиров встречали суетливые, приветливые бабушки, у которых за три рубля можно было купить вареной картошки с укропом и несколько соленых огурцов. Наконец объявили Симферополь и пассажиры, груженные собственным багажом, высыпались на перрон. Можно было дышать уже не впрок, а спокойно и не спеша. Поезд дальше не пойдет. Это конечная станция.

– Все, сука, заработала свои три рубля!

Холодные звонкие монеты посыпались на лицо девушки и окончательно пробудили ее от детских воспоминаний. Нерусский голос спокойно продолжал:

– Когда мою Наргизу обидели дома у нас славянской внешности люди, нам больно было очень, как и тебе теперь.

Невысокие мужчины по двое расходились в разные стороны от песочницы. Девушка нашла в себе силы и присела на корточки и наконец выпустила в песок теплую жидкость, которая переполняла ее мочевой пузырь. Ватные ноги приподняли раздавленное девичье тело. Наталья увидела свои трусы, которые белым флагом свисали с крыши детского домика. Она сняла их непослушными руками и, опершись на оконную раму домика, долго пыталась просушить ими свою промежность от чужой липкой жидкости.

Перекресток с погасшими светофорами прервал воспоминания. Наперерез перлась серая «Калина» с наглухо тонированными почти до непросветной мглы стеклами, которые приглушали кричащую в салоне попсу. Рука, словно затвор, передернула рычаг с пятой передачи на третью, и педаль газа ушла в пол. Турбинка легко выдернула машину девушки с перекрестка под визг чужих тормозов и едкий запах собственного сцепления. Через пять минут Наталья уж открывала ключом дверь своей квартиры.

– Вот быдло, совсем думать разучились, все делают по сигналу светофора или по свистку.

Девочка той-терьер изумленно тявкнула на хозяйку. Она ждала ее целый день и терпела ради их девичьей дружбы. Но Наталья даже не остановила на ней полные слез глаза, а сразу прошла, не раздеваясь, в комнату и рухнула на кровать, насмерть обняв подушку. Она рыдала громко и не сдерживая себя, и раскаты грома подхватили ее рыдания и в конце концов заглушили их. Ураган пришел в город.

Глава 2

Черный стеклянный обелиск упирался в хмурое небо и от этого казался еще выше. Дворец дружбы народов, как его окрестили жители города, был построен уже к середине февраля и своими фаллическими очертаниями выдавал истинное предназначение многочисленных кабинетов гигантского сооружения.

Наталья только вернулась из свадебного путешествия. Она выглядела счастливой, похорошевшей и любимой.

– Наталья Петровна, солнышко, как отдохнули, как наш муж, как настроение? – сыпал вопросами директор, встречая сотрудницу стоя в своем кабинете и открыто улыбаясь во всю ширину своего лица.

– Спасибо, Сережа, у меня теперь все хорошо, – сказала она, обняв своего большого директора, как самого большого друга, и надолго прижалась к нему, как к самому близкому человеку.

Проект «Наргиза» шел на ура. Государство не только выделяло в полном объеме необходимые средства, но и переводило их всего на один счет – счет Федерального агентства по ассимиляции народов. Это распоряжение Минфина персонифицировало ответственность за деньги одного юридического лица, а не размывало ее по всем участникам проекта. Со счета агентства госсредства горными ручейками растекались подрядчикам и материализовались в недвижимое имущество и услуги, необходимые для выполнения приоритетного госзадания. Двадцать пять этажей современного стекломонолита размещали в своей горловине все необходимые подразделения для гармоничной ассимиляции этнических меньшинств в новый для них социум. Зона карантина, медицинский центр и даже собственный пляж под искусственным небом – это и многое другое располагалось под одной крышей. Было принято политическое решение, что половая интеграция нерусских женщин будет проводиться главным образом солдатами срочной службы на добровольной основе. Этим правительство преследовало две цели. Во-первых, молодежь – наименее толерантная часть общества и в большей степени склонная к экстремизму, чем другие его слои; в данном случае, молодые люди поймут, что станут отцами нерусских детей, рожденных в любви к ним, а не по принуждению, их природный отцовский инстинкт подавит любые политические мотивы радикального шовинистического толка. Во-вторых, при проведении половой интеграции нерусской женщины всем взводом расчеты показывали, что оптимальное соотношение  – двадцать восемь бойцов на одну половую единицу; ребята не могли точно знать, кто из них будет отцом ребенка, для них он становился «сыном полка», и каждый чувствовал ответственность за счастливое детство малыша перед лицом своих товарищей, и само чувство отцовства должно было сплачивать коллектив,  все они отныне становились в определенном смысле родственниками. Это помогало нивелировать неуставные отношения и в случае смертельно опасного боевого задания решительно отдавать свою жизнь за родину, поскольку их биологическая миссия была уже выполнена: отцами они стали, а заботу о воспитании и достойной жизни ребенка берет на себя государство с ассимилированными семьями да и, без сомнения, товарищи по оружию, вернувшиеся к мирной жизни.

В светлом просторном холле карантинного отсека собралось около двух десятков нерусских семей. Уютные кожаные диванчики соединяли молодые семейные пары, как бы защищая хрупкую конструкцию от нелегких испытаний, которые выпали на их долю.

Девушка лет восемнадцати в пестрой национальной одежде, крепко обхватив обеими руками острые коленки, не поднимая век, вела неспешную беседу со своим мужем-ровесником. Он выглядел даже чуть моложе ее, то ли за счет простенького серого костюма и начищенными до несуразного блеска черными ботинками, то ли благодаря блуждающему взгляду на еще детском лице, которое пока не умело скрывать испуг и тревогу.

– Нарги, я даже не представляю, как буду жить без тебя эти месяцы, – тихим взволнованным голосом шептал юноша, и дрожь его голоса переходила в короткие пальцы, которыми он перебирал подол ее юбки.

– Гаджи, мне тоже будет непросто без тебя, я буду сильно скучать, но мы уже все обсудили. Просто давай еще посидим вместе молча. Дома у нашей любви нет будущего, а здесь есть.

На табло загорелась цифра 1214, и молодая пара, поднявшись, робко направилась на регистрацию. В небольшом кабинете, с желтыми стенами, черными потолком и полом, их приветствовал регистратор – парень примерно их возраста, скорее всего студент, в строгом черном костюме без галстука и ослепительной желтой сорочке с расстегнутым воротом. Его лучезарная улыбка была настолько профессиональной, что реалистично отражала радушие всего русского народа и даже как-то обескураживала, заставляя не к месту улыбаться в ответ, тем самым преобразуя напряжение на лицах в простую глупость.

– Присаживайтесь, очень вам рады! – тряс обеими руками руку Гаджи студент, – всегда приятно иметь дело с прогрессивными людьми! И усадил Гаджи за свой стул, единственный в кабинете.

Оформив  формальности и заполучив необходимые подписи супругов на документах, регистратор виновато произнес:

– Гаджи, вот вам справка в ассимиляционный отдел трудовой биржи о том, что ваша жена проходит половую интеграцию. По ней, согласно закону, вам обязаны предоставить работу в течение трех часов после ее предъявления. А вот… – парень замялся, – купонов на продовольствие пока нет в наличии. Аншлаг какой-то, уже закончились, но завтра после обеда обязательно завезут! Гаджи, приходите за ними завтра.