Виктор Бычков - Петька с Выселок. современная повесть Страница 4

– Спасибо, тетенька!

Откинувшись на спинку мягкого сиденья, Петька смотрел на дорогу, а мысли, одна мрачней другой вдруг стали приходить в голову. Их никто не ждет в Выселках. Все-таки за свои пятнадцать лет он привык, что о нем худо-бедно заботились, одевали, обували, была крыша над головой. А что впереди? Ладно бы один, а тут еще Аннушка. И за нее отвечать надо, обеспечить всем необходимым, ведь он – мужик, мужчина.

Все их рассуждения, планы в мечтах сводились к одному – уехать из интерната, добраться до Выселок. А дальше? Что есть? Что пить? Что одеть-обуть? А зима? Ну, ладно, дров каких-никаких можно найти. А где взять еду на всю зиму? Собирались сушить грибы-ягоды. А лес там есть? Мечтали работать. А где и кем? По сути, они же ничего не умеют делать. Все, чему учили на уроках труда, вряд ли пригодится в реальной жизни. И Петька, и Аннушка были хорошими учениками, их портреты несколько лет висели на Доске почета. А теперь кому нужна эта учеба – математика с физикой и химией?

От таких мыслей настроение испортилось, комок подкатил к горлу, не было желания смотреть по сторонам, наслаждаться свободой. Получается, всю жизнь мечтал об этой поездке, грезил ею, а случилась наяву – и все, не рад? Мальчик вздрогнул, отбросил эти мысли, как наваждение, опять улыбнулся взошедшему уже солнцу, бегущей навстречу дороге, мелькающим посадкам и полям.

– Хуже, чем в интернате, все равно не будет, – проговорил вслух и с опаской посмотрел вокруг – слышали или нет соседи?

– Вот по этой дороге прямо и прямо, – женщина с ребенком стояла на развилке и показывала Пете и Ане дорогу на Выселки. – Только я что-то не припомню, чтобы там кто-то жил.

– Живут, тетенька, уже живут, – весело ответил ей мальчик и направился в сторону заброшенной, забытой деревни, взвалив на плечи небольшой сверток с одеждой.

За ним, почти ступая след в след, шла небольшого роста, но крепенькая девчонка с удивительно рыжими волосами, что золотом горели в лучах полуденного солнца.

Бетонные опоры линии электропередач сиротливо, без проводов бежали ровной стрелой сквозь поля, уходили куда-то к горизонту, который сливался с темнеющим вдалеке лесом. Справа большой колесный трактор тащил за собой длинный плуг с прицепленными боронами, напоминая сказочное желтое огромное насекомое, по какой-то причине бегущее впереди собственных ног. Жаворонок застыл темной каплей в небесной лазури; грачи по-хозяйски проверяли работу пахаря, поругивались, важно расхаживая по свежему отвалу земли. Небольшие, чахлые кустики полыни и чернобыла стояли вдоль дороги. Между ними пытались пробиться к солнцу, цеплялись за жизнь полевые ромашки, одуванчики. Запахи вспаханной земли, разнотравья висели в воздухе, смешивались между собой, пьянили.

– Ты довольна, Аннушка? – мальчик остановился, подождал девочку, взял из ее рук пакет. – Вот мы и дома! – сказал он, с восторгом оглядываясь вокруг.

– Ой, не спеши, Петя! – Аня явно не разделяла оптимизм своего друга. – Дома-то еще и не видно!

– Выше голову, Анютка! Смотри! – указал рукой в направлении убегающих к лесу столбов. – Видишь, виднеются крыши домов?

Девчонка остановилась, вглядываясь вдаль.

– Да, теперь вижу! Но это не обман зрения?

– А кто тебя должен был обмануть? – мальчик взял за плечи подругу, повернул к себе, заглянул в глаза. – Я, что ли?

– Нет, Петенька, что ты! Не о тебе речь, – она прижалась к нему, задрожала всем телом.

– Не бойся, родная моя! – мальчишка гладил ее по голове, целовал в душистые, шелковистые волосы. – Сейчас на земле есть только ты и я! И этот солнечный день – наш! И жаворонок в небе – наш! И все вокруг наше, наше, Анютка, Анечка моя любимая!

– Говори, говори, Петя, любимый, говори, не останавливайся, говори! Мне так приятно, легко, хорошо, как еще никогда не было! – исступленно шептала девочка, все сильней и сильней прижималась к парню, а слезы уже бежали, туманили глаза, но почему-то она не стеснялась их. Со слезами уходили тревоги, опасения, страхи за себя и ее любимого и ненаглядного Петю, самого близкого, самого родного человека на этой прекрасной весенней земле. На душе становилось легко, покойно, хотелось парить вместе с жаворонком, и оттуда, из небесной выси, поделиться со всеми, со всей землей своей радостью, своими чувствами!

К деревне подходили с опаской, осторожно ступая по почти заросшей травой улице. Слишком мрачной, грустной показалась она им. Некстати ворона раскаркалась на высокой старой березе, что стоит почти у самой дороги у развалин дома. Остовы печей, как часовые, выглядывали сквозь заросли бурьянов, одичавшей малины, крапивы. Журавель заброшенного колодца одиноко уставился в небо, поскрипывая куском оборванной цепи. Шелест листьев, как шепот из потустороннего мира, нарушал эту тягостную, больно бьющую по нервам тишину. Внезапно раздавшиеся весенние крики одичавших котов вспугнули ее, разорвали, напомнив, что и здесь когда-то бурлила жизнь.

– Мне страшно, Петя, я боюсь, – девчонка ухватилась за руку мальчика, тесно прижалась к нему.

– Ну, что ты, трусиха, – Петя старался подбадривать ее и себя, но ему это плохо удавалось, голос подрагивал, срывался. – Не бойся, мы уже дома. Надо привыкать, – говорил отрывисто, с придыханием. – Сейчас пойдем на тот край деревни – там стоят еще целые дома. Все будет хорошо, вот увидишь.

И правда, несколько домов на этом краю еще можно было назвать домами, особенно вот этот, в начале улицы, обложенный кирпичом, с сохранившимися надворными постройками и без единого стекла в оконных рамах, со ставнями с облезлой краской. Шифер на крыше позеленел, в некоторых местах потрескался, готовый вот-вот упасть. Сорванная с петель калитка валялась тут же на входе во двор. В углу сквозь заросли травы выглядывало корыто, колесо от телеги торчало почти посреди двора. Вдоль стены лежала деревянная лестница. Ржавые ведра и тазики были разбросаны по всей территории. Сквозь густую траву еле проглядывала тропинка к дому. Дверь в дом была открыта, манила к себе и, одновременно, пугала.

Парень вдруг остановился, взволнованно закрутил головой, что-то отыскивая, как будто что-то вспомнив.

– Аня, – дрожащим голосом проговорил он. – Если вон за тем углом дома будет стоять качелька, то у нас все будет хорошо, очень хорошо, Аннушка!

– Ты это откуда знаешь? – его волнение передалось и ей. – Ты был здесь?

– Понимаешь, я всем говорил, что помню, как сквозь сон, бабушку, которая держала меня на руках, когда пришла милиция с тетеньками забирать меня в детский дом. Так вот, перед этим я качался на качелях и очень плакал, когда меня сняли с них. Я не помнил о них, а тут…

– Выходит … – девочка не договорила, замолчала.

– Да, да, ты права, – продолжил мальчик. – Я плакал не потому, что меня забирали, а потому, что не дали покачаться на качелях. Они у нас стояли за домом. Если они там, то мы – дома! Я только сейчас вспомнил это, Аннушка!

– Я боюсь, – Аня замерла, прижав руки к груди, кулачками закрыв рот.

Глаза со страхом и ожиданием смотрели на Петю, который крадучись подходил к углу дома. На секунду замер, остановился, выглянул из-за угла и тихо опустился на землю. Девочка бросилась к нему, стала рядом на колени, прижалась всем телом. Счастливая улыбка озаряла лицо мальчика, он обнял девчонку, прижал к себе, и они вместе покатились по траве.

– Мы дома, дома, дома! – кричал Петя, осыпая поцелуями подругу. – Ура-а! Мы дома, дома!

На входе слева стояла русская печка. Напротив – стол-шкафчик с открытыми дверцами, выдвинутыми ящиками. Перевернутая сломанная табуретка сиротливо приткнулась к двери, что вела в переднюю хату. Отодвинув ее в сторону, Петя осторожно открыл дверь: печка-голландка вместе с перегородкой из фанеры разделяла избу на две половины. За печкой стояла поломанная детская кроватка.

– Это твоя? – тихо спросила Анка, прикоснувшись к ней.

– Наверно, – так же тихо ответил Петя.

– Я даже не верю своим глазам, – девочка качнула кроватку и она отозвалась, закачалась на своих ногах-качалках. – Это как в сказке!

– Не качай пустую кроватку – дети болеть будут, – мальчик остановил ее, заглянул за печку.

В углу стояла кровать, спинка к спинке прижималась еще одна. Большой зал был пуст, только клочки бумаги да пыль на некогда крашеном полу говорили о том, что дом брошен давно и, кроме грабителей, ни одна живая душа не заходила сюда. С потолка свисали электрические провода без патронов, из стен вырваны все розетки. Только счетчик остался целым и невредимым, зарос густой пыльной паутиной.

– Петя, смотри, что я нашла, – Аня держала в руках небольшую рамку с черно-белой фотографией. На ней застыли пожилая женщина в светлом платье, сидящая на стуле, и мужчина с буденовскими усами, стоящий с ней рядом, положивший руку ей на плечо.