Юлия Андреева - Предсказание Страница 40

Впрочем, уже через год Агасфер расстался с дивой и больше никогда не говорил о ней. Хотя и помнил ее, как помнил всех, кто когда-либо оказывался у него на пути.

В огромной квартире Агасфера, которая иногда занимала целый этаж, а иногда скромно ютилась в трех– четырех комнатках, жили традиции и привычки. Воспитанная в строгой, религиозной семье Руфь, усвоив правила в доме свекра, предпочитала не спорить с ними, а возводить в рамки законов. По сути, она была идеальной снохой, доброй и домовитой. Как-то так вышло, что ее любили все: и вечно летящий к неведомой цели Агасфер, и забегающие на огонек посвященные.

Завоевавший уважение всех домочадцев и, главное привязанность Руфь, Шлиман, имел собственную скромную комнатку в апартаментах великого посвященного, аккурат возле черного хода и заветной кладовки с Граалем и съестными припасами.

Причем комнатка Шлимана оказывалась каждый раз такой, какой она была нужна ему в данный конкретный момент. Это была крохотная коморка, где хозяин любил работать или хотел уединиться, с окном на улицу, компьютером на столе, и узким, покрытым клетчатым пледом, ложем в углу, вдруг словно начинала расти, из стены выступали полки с книгами, и на журнальном столике появлялись горячие булочки.

В такие дни Руфь или ее муж, много лет записывающий походы Агасфера, заходили к нему с самоваром, и он рассказывал им разные истории, купаясь в лучах тихого семейного счастья. Сегодня комната расширилась до размера небольшого салона девятнадцатого века, в зеленых мягкий креслах напротив Шлимана расположились Сергей, Ольга, и ставший в последнее время ее постоянным спутником, внук Агасфера.

Ольга Дан живо интересовала Шлимана ввиду своей уникальности и дикости.

– … Итак, брак с мистической Софией… – Шлиман покачал головой, собираясь с мыслями. – Как бы это вам, попроще… – он сел, закинув ногу на ногу, и пристально посмотрел в серые стальные глаза этой непостижимой женщины.

– Говори, как знаешь. Не пойму – переспрошу, чай, язык имеется.

Ольга зло посмотрела на него. Работая с литераторами, она уже привыкла к тому, что за глаза они называли ее неучем и полудурком, зато в глаза-то, поди, хамить до сих пор никто не решался.

– В общем, так: было несколько версий Софьи или Софии, как больше нравится. Вам что-нибудь говорит выражение: «Вера, Надежда, Любовь и мать их София»?

– Ну да, праздник такой есть. Поздравляют женщин с этими именами… – Ольга неуверенно посмотрела на Шлимана.

– Вот именно, – оживился он, – Софией звали христианскую мученицу, казнённую в Риме во II веке нашей эры вместе со своими дочерьми Верой, Надеждой и Любовью. Но нам больше интересно другое значение «София – мудрость». И Агасфер, насколько мне известно, пряча документы в Москве, готовил алхимическую свадьбу городу, который тогда еще в планах не значился, но был предсказан и, значит, неминуемо должен был появиться.

За Агасфером в Московию прибыл Квириниус Кульман, последователь Беме. Кульман родился в 1651, на десять лет раньше Медведева, в Бреславле в лютеранской семье. С учением Бёме он познакомился еще в Голландии, где оно было распространено. Кульман был вдохновенный проповедник, мистик, поэт. Очень смелый, отчаянный человек. В 70-х годах, например, он проповедовал христианство туркам, затем путешествовал по Германии и Англии. Там, случайно или нет, кто теперь разберет, напал на след нашего знакомого Агасфера и решился проникнуть в его тайну. Кульман сумел найти всего один листок из спрятанного архива. Особый интерес его вызвал образ Софии, с которым Агасфер связывал духовное возрождение России, тем более что этот образ неоднократно разбирался его учителем Беме. Знаете, какая идея лучше всего воспринимается человеком? Та, что подтверждает его собственные догадки.

Поэтому Кульман устремляется в далекую Московию, где старается внедрить свои теории и найти какие-нибудь следы тайника. Но, как это часто бывает, он поторопился, посчитав, что Агасфер принес документы с целью воспользоваться ими немедленно. В то время как наш приятель просто искал более или менее сносное хранилище.

Вообще, это общая ошибка – считать, что если где-то по какой-то причине вдруг объявилась та или иная легендарная, историческая или даже потусторонняя личность, связывать ее появление со скорыми переменами.

– Ну да, – усмехнулся Сергей, который все еще чувствовал себя уязвленным из-за того, что друг не рассказал ему о собственном бессмертии и месте нахождения Грааля. – Божественный посланник может просто приглядывать местечко для ближайшего (лет эдак через сто) пикника, гулять, разглядывая достопримечательности, или посещать сердечную зазнобу.

– Или проверять уже сделанную работу. – Шлиман почувствовал издевательский тон приятеля, но не поддался ему. Как бы задумавшись о постороннем, он взял сигарету и, прикурив, пустил облачко голубоватого дыма. – Так произошло и с Кульманом. На Руси всегда были астрологи, колдуны, маги, чем-чем, а этим Бог не обидел, так что Кульман мог бы жить да радоваться. Он пострадал исключительно вследствие собственной неуемной активности. Его обвинили в ереси и политическом заговоре, как водится, подвергли пыткам и 4 октября 1689 года вместе с Кондратием Нодерманом астролог был сожжён в срубе на Красной площади, – он помолчал, любуясь дымом. – Вот что значит, поспешишь – людей насмешишь. Хотя, может быть, они были и правы. Во всяком случае, не скажу, как бы повел себя я сам, зная, что престол может достаться и достался принцессе Софье, с именем которой передовая интеллигенция того времени связывала всяческие возрождения и счастливые предзнаменования. Во всяком случае, Сильвестр Медведев по ее приказу писал книги и уже готовился воплотить в жизнь свою давнюю мечту о создании русской академии с совершенно отличными от имеющихся методами обучения и подходом к преподаванию в целом.

Софью следовало не просто посадить на престол, а утвердить на нем всеми возможными методами, в том числе и магическими. Но ритуал не был завершен. Замешанный в заговоре Шакловитого Сильвестр бежал из Москвы, но был схвачен в Дорогобуже и отправлен в Троице-Сергиевский монастырь, где производилось следствие о заговоре… Я не знаю, имеет ли смысл говорить о Медведеве или сразу продолжить рассказ о Софии? – Шлиман посмотрел, на, казалось, пожирающую его глазами Ольгу.

– Конечно, нужно, раз уж с него все и началось.

– Сильвестр был лишен иноческого сана, его подвергли пыткам и приговорили к смертной казни, как было записано от не помню какого числа 1689 года «за воровство и измену и за возмущение к бунту». После суда Сильвестра отправили в тюрьму в Троицком монастыре, как говорили тогда, «в твёрдое хранило». Там с ним продолжили работу с тем, чтобы он сознался в ереси. В архиве хранится его «покаянное отречение от ереси», подлинность которого, правда, подлежит сомнению. Далее он два года ждет казни. Если интересно, ему отрубили голову.

– Я знаю, – Ольга вспомнила мертвую секретаршу и стиснула зубы.

Но Шлиман расценил ее состояние по-своему. Вообще, как хранитель, он насмотрелся уже многого и разного, на его пути встречались и талантливые самоучки, и шарлатаны, которых было не просто отличить от подлинных посвященных. Но Ольга являлась чем-то особенным. Уже то, что она не пыталась лезть в высокие сферы, но при этом одна из немногих смертных сумела два раза раздобыть величайшую реликвию – Копье Власти, и походя, как бы, между прочим, прихватила давно затерянное Копье Одина, говорило о могучей силе последней.

Ольга походила на великолепное оружие, точный клинок, которому не нужно иметь энциклопедические познания, для того чтобы быть неотразимым.

Он попытался представить это роковое оружие, этот идеальный кинжал, жертвенный нож, предопределяющий смерть. Сидящий рядом с Ольгой Сергей, наверное, был готов за нее душу отдать. Бессмертную душу алхимика, стремящуюся к идеалу уже столько лет. Сейчас Шлиман видел его в красивой бархатной одежде с увесистой золотой цепью на груди, таким, каким он и повстречал его на Карловом тыну в Праге в XVI веке.

Наблюдая эту невозможную пару, Шлиман думал, что говорит он не о том и не то. Надо было срочно вытаскивать эту необыкновенную, потрясающе талантливую женщину, пока жестокая смерть не ввергнет ее в свой черный омут. Скольких он уже упустил из-за нелепых капризов случайной смерти. Но эта женщина, явно имеющая начало в одной из высоких когорт духа, ничего от него не хотела. И, может быть, даже предложи он – не приняла бы. С ней надо было по-другому, не так, как с Сергеем, не так, как в свое время с Нострадамусом. Поэтому он решил для начала отвечать на все ее вопросы, помогать и ждать, пока она самане покажет ему, что ее время пришло.

– Образ Софии, – откашлявшись, и вновь добиваясь внимания слушателей, продолжил Шлиман, – занял достойное место в идеологии масонства. И проник в русскую литературу образом гностической Софии в XVIII веке, вот когда ее смогли здесь оценить по достоинству. Благодаря философам масонских лож происходит сближение понятий София и Дева Мария, в результате которого возникает такое явление, как русская софиология. Литература, как известно, более чем философский трактат понятна неискушенному читателю. Поэтому авторы – масоны открыто называли своих главных героинь Софьями. В школе мы изучали комедию Фонвизина «Недоросль», его же произведение «Бригадир». Далее идут Капнист, «Ябеда» и Хирасков, «Освобождённая Москва». Но самое известное и откровенно философское сочинение, это, конечно «Горе от ума» Грибоедова. Здесь произошел определенный перелом, и образ Софии Грибоедова уже предстаёт перед читателем не в масонской символике, согласно которой на Софии должен был жениться некий добродетельный юноша, то есть «посвящаемый», который после этого брака становится мудрым. София у Грибоедова отвергает вернувшегося из паломничества рыцаря, предпочитая ему черт знает что. Мудрость сошла с ума!