Лариса Райт - Алая нить Страница 42

– Телевидение – это массовая культура, Лола. Основные передачи – ширпотреб, который, как бы тебе этого ни хотелось, пользуется спросом.

– Знаешь, что мне нравится в словосочетании «массовая культура»?

– Что.

– Слово «культура». Для меня это в первую очередь уважение. И именно так я намерена относиться к тем, кто решил оценить мой труд, не украшая свои репортажи ловко придуманными спецэффектами, не обманывая и не допуская фальши. Понятно?

– Понятно, – вздыхает Хосе. Об уютной студии на какое-то время придется забыть.

– Да, кстати. Забыла предупредить. Я не умею работать, не выкладываясь в полную силу.

– Знаешь, это не так уж и плохо.

И Хосе терпел. Он безропотно переносит путешествие к спустившимся с гор индейцам, которые столкнулись с цивилизацией, убегая от холода. Оператор с удовольствием снимает, как довольная Лолита демонстрирует индеанкам косметические новинки, показывает удивленным женщинам чудеса под названием «швейная машинка» и «электрический вязальный станок», который заставляют щелкать, жужжать и сцеплять непонятным образом нити четыре круглые железяки. Хосе с ухмылкой наблюдает, как новоиспеченный автор пытается вслед за обитателями прерий седлать мустангов и почтительно повторяет слова магического заклинания, призванного остановить гнев богов, а вместе с ним и затяжной снегопад. Мексиканец, вооружившись камерой, штурмует Чегет, трясется от мороза среди сибирских кедров и дрожит от страха в час пик в московском метро. Скрепя сердце переносит восхождения на вершины Домбайских гор и на крыши российских домов. Тратит кучу времени на съемки никому, по его мнению, не нужных интервью с профессиональными альпинистами и детьми, играющими в снежки. Оператор выполняет команды Лолы, периодически взбрыкивая, получает мгновенный отпор и гадает, какой же станет та неведомая капля, что в один замечательный миг все же переполнит чашу его терпения. И сейчас в эту каплю грозил превратиться Йоханнесбург.

Хосе смиряется с желанием Лолы окунуться в атмосферу «золотой лихорадки». Он даже не намекает, что путешествие в Голд Риф Сити [109] , спуск в настоящую шахту и съемки процесса превращения расплавляемого металла в драгоценные слитки не имеют ровным счетом никакого отношения к тому снегу, который, возможно, и выпал в столице ЮАР, да только успел благополучно растаять задолго до их приезда. Радостные лица людей, подтверждающие факт природного феномена, – вот и все, что удалось им запечатлеть в качестве пригодного материала для фильма. Оператор не пеняет журналистке, не укоряет в напрасной трате времени и действительно старается, воспользовавшись неожиданной командировкой, зафиксировать на пленке как можно больше того, что может пригодиться в будущем. В конце концов, несколько случайных дней в Южной Африке – заманчивое приключение. Он с удовольствием потратил свои песо на покупку сувенирных старинных монет, пропустил пару стаканчиков в любимой пивной «копателя Джо» [110] , съездил на сафари и с замиранием сердца спустился вместе с Лолой в клетку с акулами, чтобы в деталях заснять, как сумасшедшая испанка станет кормить этих зверюг.

– Страшно, – говорит он по окончании опасного эксперимента.

– Ни капельки, – смеется его спутница. В глазах – возбужденный огонь, щеки пылают.

– Конечно. Тебе, наверное, не раз приходилось кормить разъяренного быка.

– Быка? Никогда! Ни за что не стала бы этого делать!

– Издеваешься? – Хосе озадачен.

– Вовсе нет.

– Почему не стала бы?

– Он очень опасен.

– Издеваешься…

– Да нет же!

– А акула, выходит, сама невинность.

– Про то, что способна сотворить с человеком эта рыбина, мне известно только теоретически.

– А тебе для того, чтобы испугаться, нужна практика? – ухмыляется оператор.

– Оказалось, что так, – просто и вместе с тем загадочно отвечает Лола.

Она не спешит расшифровывать свои слова, и Хосе спрашивает сам:

– Хочешь сказать, ты, матадор, боишься быков?

«Боится ли она быков? Может быть. Наверное. Даже наверняка. Особенно теперь, когда… Впрочем, это неважно».

– Просто, как любой тореро, я стараюсь до поры до времени держаться от них подальше.

– А от этих тварей, – кивает мексиканец на акул, – держаться подальше не надо?

– Слушай, ты когда-нибудь слышал, чтобы на профессиональной корриде приглашали всех желающих помериться силой с быком? Нет? Правильно. И не предложат. Потому что если такой смельчак останется в живых – это большая удача. Я думаю, что раз предлагают такое развлечение, как посещение подводной клетки с акулами, то оно достаточно безопасно. Может быть, у акул нет зубов или это особая порода вегетарианцев, или на них надеты невидимые намордники…

– Или они накачаны снотворным?

– Точно.

– Значит, абсолютно все забавы на свете, в которых приглашают поучаствовать человека, не представляют угрозы?

Лола цепенеет, смотрит куда-то мимо Хосе, с трудом разжимает губы и выхрипывает из себя нелегкое, но однозначное:

– Нет, не все.

– Вот видишь. Сама посуди. А прыжки с парашютом, а «русские горки», а экстремальное вождение, а эти бега…

– Хватит! – кричит Лола. – Прекрати! Лучше скажи, хороший материал получился?

– Нормальный.

– Вот и отлично. Просмотри его, пожалуйста, избавься от плохих кадров, чтобы завтра не было проблем.

Оператор медленно закипает, слоги вылетают из него первыми обжигающими брызгами:

– Завт-ра?

– Ага. Поедем в Леседи, познакомимся с древними народами зулу, суто, коса, посмотрим зажигательные ритуальные пляски, увидим настоящие африканские жилища.

– Завтра?

Лола не удостаивает Хосе ответом. Ее молчание и становится той самой каплей, которая переполняет чашу терпения мексиканца. Он вскакивает и орет благим матом:

– У нас завтра с утра самолет!

– Я поменяла билеты, – невозмутимо сообщает Лола.

– Ты? Ты что? – задыхается от возмущения Хосе.

– Поменяла билеты, – спокойно повторяет девушка.

– Как? Как ты могла? Ты меня даже не спросила! – продолжает надрываться оператор.

– А ты бы не согласился! – парирует Лола.

– Конечно, не согласился бы, и не соглашусь! Если хочешь, можешь оставаться, а я сматываю удочки!

– Не получится. Телекомпания продлила нашу командировку.

– Как тебе это удалось?

– Там все еще метет, Лола? – спрашивает дон Диего.

– Еще как. Знаете, я подумала: снег в Африке перекликается с мексиканской аномалией. Хочу заглянуть к аборигенам, сравнить их с нашими индейцами, расспросить о впечатлениях от непогоды.

– Насочиняла с три короба, да? Рассказала про сугробы, заносы и холода?

– Не твое дело! – огрызается Лола.

– А я вот сейчас позвоню и скажу, что все это неправда.

– Ябеда! – по-детски злится она.

– Именно так мне и следовало бы поступить. Только тебя жалко. Выгонят ведь, – неожиданно сменяет Хосе гнев на милость.

– Пусть!

– Пусть? И что ты тогда будешь делать?

– Придумаю что-нибудь.

– Нет, Лола, не придумаешь. Уже поздно. В тебя забрался микроб журналистики, который не хочет пропустить ни одного ценного с его точки зрения материала. Так и быть. Прикрою тебя. Скажем, что снег растаял за ночь и пришлось придумывать другую канву для сюжета. Но чтобы такое было в последний раз, ясно?

Хосе ненамного старше Лолы, но ей кажется, рядом с ней – отец, который вновь отчитывает ее, ругает, но вместе с тем наставляет на путь истинный и оберегает от возможных и невозможных напастей.

– Ясно, – говорит она, поколебавшись для приличия. – Только я все равно не понимаю, с чего ты так оскорбился и почему так торопишься вернуться?

Жесткие черты оператора мгновенно смягчаются, колкий черный взгляд теплеет. Он думает об уютной квартирке на окраине Мериды, запахе жареных халапеньос [111] , красном кухонном фартуке, повязанном на располневшей после родов талии жены, и о чудесном молочном аромате, который витает над сплетенной из стеблей бамбука колыбелью.

– Тебе этого не понять, – огрызается Лола.

Они с Хосе стоят у подножия зеленого холма, усеянного похожими на ульи хижинами, крыши которых покрыты тростником и соломой. До Леседи, где традиционно принимают туристов с распростертыми объятиями, они не доехали. Водитель, чрезвычайно расстроенный поломкой автомобиля, на вопрос, где же незадачливым путешественникам найти теперь поселения коренных жителей, лишь неопределенно махнул рукой в направлении возвышенности и остался на дороге оплакивать спущенное колесо.

– Куда уж мне, – огрызается оператор. – Мне точно не пришло бы в голову уезжать из страны ацтеков и майя к каким-то зулусам, надеясь на теплый прием.