Елизавета Дворецкая - Орел и Дракон Страница 49

Ингви конунг первым двинулся со двора, соратники повалили за ним. Хаки Полено, как чуть ли не единственный здоровый и трезвый человек, был оставлен старшим над дружиной, охранявшей монастырь и все сокровища. Ворота закрылись, и беспорядочный строй потянулся по дороге в направлении города Сен-Кантен, возле которого уже чуть ли не год располагался стан северного войска.

Дорога шла через дубраву. В дубраве викингам пришлось еще больше растянуться, и Торгейр ярл подгонял отстающих, следя, чтобы никто не прилег на прелые листья отдохнуть. Нынешнее окружение Ингви конунга представляло собой довольно странное зрелище: очень хорошее снаряжение, кольчуги и франкские пластинчатые доспехи имелись почти у всех, пояса и перевязи блестели серебряными и позолоченными накладками, каждый носил перстни, гривны, тяжелые обручья – показатели воинской удачи. Наиболее, конечно, выделялась золотая гривна на шее самого Ингви конунга – шириной с женскую ладонь, украшенная головками драконов. Но обладатели всех этих богатств покачивались и прижимали руки к больным головам, морщились, борясь с тошнотой, и после раннего пробуждения чувствовали себя как нельзя более гадостно. Но они не были бы теми, кем стали, если бы не умели взять себя в руки в нужный миг.

Когда на тропе впереди показалось несколько человеческих фигур, Ингви конунг принял их за своих же людей из лагеря, которые тоже прослышали о приходе франкского войска и спешат предупредить вожаков. Правда, ни одного из них он в лицо не знал. Впереди стояли двое – еще совсем молодые парни. Один, лет двадцати на вид, высокий светловолосый, с хорошим оружием и почти такой же, как у самого Ингви, франкской перевязью на плече, которые в войске прозвали «графскими». Возле него стоял второй, еще моложе и пониже ростом. За их спинами и по бокам виднелось еще сколько-то людей, тоже северяне, судя по виду, но взгляд Ингви не отрывался от этих двоих. Наверное, потому, что оба они не сводили с него глаз, и вид у них был настолько решительный и многозначительный, что он невольно замедлил шаг.

– Кто вы? Из чьей дружины? – отрывисто спросил он, приближаясь. – Насчет франков я уже знаю.

Те двое все так же стояли посреди тропы, загораживая дорогу.

– И что-то я вас не помню, – Ингви нахмурился. – Ну, что застыли, как поминальные камни? Я уже все знаю, давай бегом обратно в лагерь.

Хоть лица встречных были ему не знакомы, он не думал, что здесь, в округе, которую уже не первый месяц прочно держал в руках, могут появиться какие-то другие вооруженные северяне, кроме подчиненных ему. С теми, которые все же появлялись, он довольно быстро расправлялся или включал в состав собственного войска.

– Не спеши так, Ингви конунг, – сказал тот из парней, который был выше ростом.

Его голос прозвучал вроде бы негромко, но Ингви невольно подобрался, чутьем уловив исходящую от встречных нешуточную угрозу. Его люди, не имея возможности пройти, столпились за спиной, задние ряды растянувшегося на узкой тропинке отряда даже не могли разобрать издалека, напирали, сыпали восклицаниями, передние отмахивались от них, сами пытаясь понять, что происходит.

– Ведь ты и есть Ингви, сын Сигимара Хитрого? – спросил второй из парней, тот, что помоложе. При этом взгляд его скользнул по золотой гривне на груди Ингви, благодаря которой понимающие люди легко узнали бы его среди целого войска.

– Да уж едва ли мне придется носить какое-то другое имя, – Ингви подбоченился. Он понял, что это не его люди и что пришли они к нему не с самыми дружественными намерениями. Но никакой тревоги он не ощутил, слишком привыкнув быть сильнее всех. – Кто вы такие и что вам нужно?

– Мы проделали довольно долгий путь ради того, чтобы повидаться с тобой, – ответил Харальд.

– Ну, повидались. Что у вас за дело, говорите живее! – Ингви начал терять терпение. – У меня нет времени с вами болтать! Говорите, а еще лучше приходите вечером, когда я разберусь со здешним королем. Он назначил мне встречу еще раньше вас, так что вам придется обождать.

– Наше дело много времени не займет, – Харальд успокивающе кивнул и сделал шаг вперед. – Мы всего лишь хотим попросить тебя передать кое-что…

– Что? – Красное, покрытое ранними морщинами лицо Ингви нахмурилось. В лице Харальда он видел какой-то намек, будто тот хочет сказать ему нечто важное и тайное, не предназначенное для посторонних ушей, и невольно сам шагнул навстречу собеседнику.

– Я хочу попросить тебя передать привет от Хальвдана Ютландского.

– Кто это? – Если в ранней юности Ингви и слышал это имя, то сейчас не вспомнил. – И кому я должен передать?

– Твоему отцу.

– Так он же умер, ты не знаешь?

– Знаю. Вот и передашь.

И едва выговорив эти слова, Харальд выхватил меч и бросился на Ингви. Тот, хоть и не ожидал нападения, сумел отбить первый выпад топором. Один из телохранителей Ингви, стоявший ближе всех, успел только шагнуть к нему, хватаясь за рукоять меча, как к нему бросился Рери. Пытаясь уйти из-под удара, телохранитель невольно толкнул спиной своего конунга в тесноте тропинки, и тот потерял равновесие. Воспользовавшись его заминкой, Харальд ловко поднырнул под слишком длинную для тесного пространство рукоять боевого топора и сильным ударом подрубил Ингви ногу. Тот покачнулся и получил удар в шею – последний, потому что другого уже не требовалось.

Люди Ингви довольно быстро успели понять, что происходит – люди здесь собрались опытные и решительные. Но слишком многое было против них и лишило возможности прийти на помощь своему вождю: похмелье, теснота на тропе, а главное, стрелы, густым роем вылетевшие из-под ветвей. Первой целью стрелков были те, кто стояли ближе всего к Ингви, и их тела, упавшие на тропе, мешали остальным подойти.

И тут же на тропу со всех сторон посыпались вооруженные люди. Их было много: достаточно много для того, чтобы на каждого из оставшихся пришлось не менее одного противника, но не настолько, чтобы они мешали друг другу в тесноте. И они вчера ничего хмельного не пили. Не все из людей Ингви даже успели взять в руку щит из-за спины, как на тропе и под деревьями опушки завязалась ожесточенная схватка: звенели клинки, хрустели ветки, летели во все стороны сорванные листья и срубленные прутики, раздавались яростные крики. Покачиваясь, делая все время неверные движения, спотыкаясь о кочки и упавшие сучья, свеи падали один за другим. Но даже когда спереди зазвучали крики «Ингви убит!», никто не просил пощады. А люди Харальда никому не предлагали сдаваться. Это были не те люди, которых можно переманить на свою сторону. Эти не простят гибели вождя, а главное, никогда не предадутся всей душой новому вождю, который одолел предыдущего таким способом. Не назвав своего имени, не вызвав на поединок как полагается, обманом ослабив противника еще до битвы и тем обеспечив себе почти верную победу.

Все это не слишком нравилось и самим победителям – Рери, Харальду, Вемунду. Даже Оттар, которого едва ли можно было чем-то удивить, и то осуждающе вертел головой, хотя и молчал. Но одолеть такого прославленного и могущественного вождя, как Ингви, в открытом бою Рери и Харальд почти не имели надежды. А вернуть Золотого Дракона было слишком важно – от этого зависела вся их дальнейшая удача, вся их судьба.

– Вот он, Золотой Дракон! – ликующе закричал Харальд, на вытянутой руке подняв над собой легендарное сокровище. Драконьи головки были выпачканы кровью, словно новый владелец принес им жертву. – Он у меня! Удача нашего рода теперь с нами!

Он знал, что говорил. В древние времена бывало, что победители отдавали в жертву Одину своих поверженных противников, и чем более знатными и прославленными те были, тем большую удачу приносила эта жертва. И едва ли сыновья Хальвдана могли найти для своей родовой удачи более достойную жертву, чем знаменитый вождь, королевского рода, а к тому же сын кровного врага. Они сумели сделать это и теперь могли быть уверены, что удача вернется к роду Хальвдана и еще возрастет.

Даже не вытерев кровь, Харальд надел гривну и снова бросился в бой. В нем вдруг вдвое прибавилось сил, и он, не замечая усталости, кинулся искать себе нового противника. Сейчас ему хотелось, чтобы все войско Ингви оказалось бы здесь, чтобы он смог дать выход вскипевшим в нем силам, боевому задору, уверенности – своей вновь обретенной родовой удаче.

Но развернуться ему было уже негде – и в прямом, и в переносном смысле. Тесное пространство тропы, сжатой рядами могучих дубов, на протяжении нескольких десятков шагов было завалено телами. Из-за тесноты тела лежали друг на друге, кровь соратников и противников, залившая зеленую траву и палые листья, смешалась между собой. Кора дубов была иссечена клинками, кое-где в стволах застряли стрелы и обломки мечей. Несколько человек, около десятка, все же сдались, видя полную безнадежность своего положения. Еще десятка два были ранены настолько тяжело, что не могли продолжать бой – теперь они сидели и лежали на траве, лишенные своего оружия. Те же, кто поначалу получил легкую рану, сражались до конца и погибли. И всего несколько человек сумели убежать, скрыться в лесу. К счастью, бежали они назад, к монастырю, а не вперед, к Сен-Кантену.