Андрей Рубанов - Патриот Страница 5

Смех помог ему припомнить, что под мотоциклетным седлом спрятаны деньги: торопясь, влез в кузов эвакуатора, достал, рассовал по карманам. Подумал: может, вернуться, отдать всё Веронике сразу? А если – не возьмёт, отмахнётся гордо? А он будет стоять, как дурак, с радужными пачками в дрожащих пальцах.

Здравомыслие победило, не вернулся.

Июньское солнце жарило шею. Близкое Садовое кольцо гудело в тысячу железных горл. Знаев смеялся. Человек в красном комбинезоне смотрел без интереса, он явно привык ко всякому; наконец, подкатило такси, и ещё – неподалёку остановился совсем юный, лет двенадцати, малый, и стал жадно рассматривать мотоцикл и его владельца, мнущего в руках тяжёлую куртку, ненужную теперь. Юный малый держал в руке телефон, из которого хрипло стучал какой-то бравый пацанский рэп, и тоже был одет не по жаре, в куртку-косуху, и тоже вполне мог быть сыном Знаева; в любом случае, он совершенно определённо был чьим-то сыном, обладателем биологического отца и такой же матери; малый смотрел на сверкающий байк, на его владельца, и не завидовал, нет, – но мечтал, судя по твёрдости безволосой пока верхней губы, – в будущем он явно воображал себя таким же: поджарым, опасным, зашитым в кожу мужчиной на мотоцикле.

Юный малый думал, что Знаев – байкер.

Но Знаев был не байкер, а неврологический больной, и прямо отсюда он поехал к доктору.

Самые бесстрашные и твёрдые люди бледнеют, услышав слова «инсульт» или «гипертония», произнесённые в их адрес.

С болезнями невозможно примириться.

Больной человек беспомощен и сам себе отвратителен.

Все болезни сводятся к смерти, полной или частичной.

Вдруг зубы шатаются. Вдруг пора заказывать очки. Или – окривел, в лоб вкручивают шуруп.

А некоторые из ровесников уже закончили, умерли: одни от водки, другие от болезней, третьи убиты.

А другие не умерли, но лучше б умерли.

Напуган, входишь в белый кабинет, пошатываясь от дурных предчувствий.

Смотрят в глаза, в зубы, ощупывают, тычут острым, стучат резиновым молотком по коленям, это раздражает: чего же стучать, если перед вами совершенно здоровый парень? Видно же, что здоровый, никаких проблем, только седой и малость высохший. Ему нужен только мелкий ремонт. Да, круги под глазами, сплю мало, ем плохо, но ведь здоровый, не так ли, доктор?

– Ничего нового, – сказала врач по имени Марьяна, дочерна загорелая дама с круглыми плечами, глядя на пациента через сильные очки. – Воспаление тройничного нерва в стадии обострения.

«Доктор психоневрологии, к.м.н. Марьяна Пастухова» – значилось на её визитке.

Алекс Горохов, когда-то вручивший Знаеву эту визитку, сразу же обрисовал и основные правила игры. Стоимость частного приёма у любого специалиста по психиатрии (психотерапевта, психолога, психиатра) всегда примерно равна стоимости ужина в первоклассном ресторане. То есть бегать слишком часто к этим ребятам выходит накладно.

Потом оказалось, что Горохов перепутал психиатрию с неврологией, и своего шефа тоже запутал.

Тогда, два года назад, перед первой встречей Знаев приготовился к разговорам о бессознательном, даже постарался припомнить что-то из Фрейда и Юнга.

Но доктор неврологии Марьяна Пастухова все разговоры про Фрейда и Юнга пресекла в зародыше, лаконично заявила, что королём философов психиатры считают Фридриха Ницше, а вам, больной, лучше расслабиться: сейчас я воткну иголку в левую сторону вашего лба, а вы – покажете пальцем, где больно.

Её кабинет – безжалостно освещённый, неуютный – Знаеву не понравился тогда; что-то маленькое, слегка пыльное, на верхнем этаже одного из корпусов огромной психиатрической больницы имени Ганнушкина, казённое местечко, пока дойдёшь с первого этажа на четвёртый – наслушаешься криков и стонов; скучный, тоскливый был кабинет, он не содержал никаких намёков ни на деятельность Фрейда, ни на деятельность Юнга, ни даже на деятельность Ирвина Ялома.

Заболевания нервных тканей с трудом поддаются лечению. Работа с подсознанием не имеет эффекта. При острых болях пациенту показаны сильнодействующие лекарства. Доктор Пастухова лечила своих больных психотропными препаратами. Их список был огромен. Мировая фармакологическая индустрия регулярно поставляла на рынок любопытные новинки. «Ципронат», «Ламитокс», «Финлезин», «Прегабалат». Производители лекарств действовали точно так же, как корпорация «Макдональдс» или концерн «БМВ»: каждый год выпускались улучшенные версии старых продуктов либо совсем новые продукты. Ещё сильней, ещё чище, ещё эффективнее.

Знаев купил назначенные доктором Марьяной снадобья – они тоже обошлись в цену ужина в хорошем ресторане – и после нескольких дней регулярного приёма забыл о своей болезни.

Он был очень доволен в те дни: два визита к врачу, два детальных разговора про страх смерти, про боль, про стрессы, про сон, аппетит и секс; врач – современная женщина, читает по-английски, ровесница, это успокаивало; несколько таблеток, проглоченных перед завтраком, – и неприятные ощущения пропали, как не было. XXI век, радовался тогда Знаев, химия творит чудеса! Болезни теперь можно лечить быстро, практически мгновенно! Фармакология спасает судьбы! Будущее наступило! Теперь за небольшие деньги каждый может избавить себя от проблем, ещё недавно казавшихся неразрешимыми.

Оказалось, химия способна только на временные чудеса; оказалось, проблемы возвращаются.

И вот он снова оказался в том же кабинете.

– Сейчас – болит?

– Да. Но несильно.

– А что бывает при сильной боли?

– Слёзы текут.

– Из обоих глаз?

– Что?

– Слёзы текут – из обоих глаз?

– Не знаю. Из правого – точно. Это важно?

– Да, – сказала врач Марьяна, придвинула к себе рецепт и густо покрыла его бисерными латинскими буквами. – Принимайте вот это. Нейролептики. Я выписываю сразу три, вместе они дадут нужный эффект. Обязательно соблюдайте точную дозировку. Должно помочь. Если не поможет – немедленно звоните и приходите.

– Это называется «окривел»? – поинтересовался Знаев.

Марьяна недоумённо поморщилась.

– Нет. «Окривел» – это паралич лицевых мышц. Например, из-за инсульта.

– В интернете написано, больной нерв можно убить током.

– Убивают током, если сильная боль.

– У меня – сильная, – неуверенно сказал Знаев.

– Нет, – ответила Марьяна почти презрительно. – Вы можете ходить и разговаривать. А бывает, люди на стенку лезут. У вас совсем лёгкий случай, расслабьтесь.

– Спасибо, доктор! – сказал Знаев, действительно расслабляясь и вдобавок ощущая совершенно собачью благодарность. – Откуда, извиняюсь, загар такой?

– Шри-Ланка, – ответила Марьяна. – Йога-семинар. Три недели. Дом в десять спален на берегу океана.

И показала – над столом висели несколько фотографий: пальмы, берег, песок, волны, загорелые полуголые люди сверкают широчайшими улыбками.

– А где йоги? – спросил Знаев.

– Вот, – ответила Марьяна, указав на полуголых.

– Не похожи. А где торчащие рёбра? Где доски с гвоздями?

– У вас превратные представления о духовных практиках.

– Прошу прощения, – сказал Знаев. – Это я так шучу. От боли спасаюсь. Да и вам хотел настроение поднять. А то у вас грустный вид.

– Да, – ответила Марьяна, – мне грустно. Собиралась ехать ещё раз, осенью. Но не поеду. Дорого. Кризис.

– Желаю вам вылечить как можно больше психов, – сказал Знаев и встал. – Тогда ваши дела поправятся.

Марьяна посмотрела снизу вверх и строго ткнула прямым пальцем в область его живота.

– Предупреждаю: от этих препаратов могут быть побочные эффекты. Головная боль, потеря ориентации, тревожное состояние. Если что-то такое вдруг почувствуете – звоните.

Знаев вышел в коридор. Здесь на стуле маялся, дожидаясь очереди на приём, ещё один пациент доктора Пастуховой: девушка совершенно чахлого вида, узенькая, безгрудая, с тусклым взглядом. Она сидела прямо, сжав колени, и не подняла глаз при появлении Знаева. Он к месту вспомнил поговорку, придуманную грубыми мужчинами как раз про таких вот девушек: «Е…у – и пла́чу». С трудом удержавшись от улыбки, побежал вниз по лестнице. Разумеется, такую унылую девушку следовало пожалеть, погладить по голове, и только потом кормить психотропами. Но жалеть, видимо, было некому.

«Ну и правильно, – подумал Знаев, сбегая через две ступеньки. – Меня тоже никто не жалел. Не надо нас жалеть, мы не несчастны. Наоборот.

Мы счастливчики, мы рванули из избушек с печным отоплением – прямо к звёздам.

Нас жалеть? Да мы – великие фартовые ребята».

Он отоварил рецепт в ближайшей аптеке, поймал такси – второе за день – и отправился домой: в квартиру на Мосфильмовской улице, ещё недавно – собственную, сейчас – неизвестно чью. Не дом, не жилье – объект исковых заявлений, заложенный и перезаложенный, затем выкупленный из залога и выставленный на продажу.