Ольга Примаченко - С тобой я дома Страница 5

Нет, правда: пошло оно все лесом. С этого момента и впредь я не буду бороться со своими демонами – я напеку им печенья, возьму за руку и стану плечом к плечу на одной стороне – они, по крайней мере, знают толк в хороших вечеринках и алкоголе.

Я отменила все консультации, вычистила ридер от книжек Ренар, Торсунова и Валяевой. Я вернула себе право быть неудобной и волевой и никогда не извиняться за шум от своих доспехов; просить много, уходить быстро, не давать вторых шансов там, где уже с первой минуты видно, что человек – дрянь.

Это был потрясающий опыт освобождения от шелухи, плевел и компромиссов. Открыв в себе огромный заряд силы и жизнестойкости, я вдруг поняла, что уже целая и сильная.

Я уже та, которой не страшно.

И пеплом от сгоревшего прошлого, замешанным на глине и слюне, я рисовала боевые полоски на своих монгольских скулах – как знак уважения к традиции быть живой, как личное благословение на победу.

С тех пор женственность для меня – это не про хитрости и уловки вроде «здесь отпустить, чтобы там нажать». Не про установки из разряда «открыться потоку божественной энергии». Не про сакральную сексуальность.

Женственность для меня – это всегда про «делать и созидать». Не про «ждать», «просить» и «манипулировать», не про «открыть в себе богиню», а наоборот – про стать земной. Если и есть какая-то хорошая книга об искусстве этого, то это Эстес – «Бегущая с волками».

…Я думаю, Саша влюбился в меня именно такую – простую, любящую готовить и танцевать, умеющую и молчать, и смеяться, и пить, и плакать. Не в богиню – в обычную земную женщину: и веса во мне было на десять килограммов больше, чем сейчас, и тараканы после развода табунами мигрировали, и корона на голове сидела, как влитая.

Я спрашиваю себя: «Ну а почему тогда?» Почему сближение стало возможным – судьба, карма, предназначение? И вижу только один ответ, похожий на правду: искренность. Когда ты еще не знаешь толком другого, но уже не можешь ему врать, потому что больше никогда не хочешь врать самому себе – «Ведь тот, другой – он как ты, только не ты»…

Пока я не научилась быть искренней с самой собой и не начала ценить и беречь свою непохожесть, я не была готова ко Встрече. Не могла полюбить кого-то, кто не соответствовал картинке в моей голове. Поэтому сначала мне нужно было разобраться с картинками о самой себе.

В 26 лет я приняла решение о разводе, сменила работу и вернулась домой, чтобы четыре года спустя понять, что же по-настоящему означают для меня слова

«я» и «дом».

Самые мужественные, самые женственные мы тогда, когда честны перед собой. И когда мы находим в себе силы

однажды сказать другому:

«Останься».

И однажды ты достаешь телефон, чтобы не позвонить

«У меня нет времени, я ничего не успеваю» – эта фраза сегодня слышится и произносится чаще, чем «Здравствуйте». Своеобразный культурный код, пароль доступа. Если ты не спешишь, значит что-то с твоей жизнью не так. Нигде тебя особо не ждут, никому ты особо не нужен. Или нужен, но не сильно – по большому счету, справятся и без тебя.

Я чувствую это в метро в час пик, когда мы с серьезными лицами спешим по незначительным делам к часто еще менее значимым для нас людям. «Стой, иди, нет времени объяснять». А в этот момент большие красные цифры на табло забирают у тебя еще один кусок жизни без права возврата.

В какой-то момент я поняла, что ответ «Нет, к сожалению, не могу – нет времени» на предложение встретиться, пройтись босиком по траве или завести детей – это вопрос не времени, а приоритетов. Моих и чужих. Мы ведь достаточно взрослые, чтобы выбирать, что положить на чашу весов сегодня. Поэтому всякий раз, когда я говорю «да», я заранее знаю, скольких «нет» мне это будет стоить. Включая «нет», сказанные самой себе.

Две вещи до сих пор не умеем делать красиво: молчать и заканчивать. Молчание почему-то всегда получается слишком громким, почти нарочитым, а концы распускаются нитками – и невидимые силы великих и малых случайностей плетут из них искусное макраме.

В школе нас учили говорить с чувством и толком, на работе – не повышая голоса, с чужими – вежливо. Как нам общаться с самими собой, не учил никто – отсюда безрадостность внутренних монологов. Нескончаемый поток болтовни, то криком, то шепотом: это белое, это низкое, это жаркое, и в конце размашистой мысленной подписью – «Пойду поем».

Научиться молчать внутри себя так же сложно, как начать замечать дыхание: вот я делаю вдох, вот – выдох. Пауза. Воздух, который минуту назад был внутри тебя, сейчас продолжает жизнь мне.

Александр Лоуэн, известный своими исследованиями по телесно-ориентированной психотерапии, утверждает, что человек, чье дыхание неглубоко и поверхностно, настолько опаслив и недоверчив по отношению к миру, что старается даже воздух брать у него едва заметно, украдкой, почти тайком.

Практика молчания, как и практика смирения с неизбежным, сильнее, чем психоанализ, водка или химические успокоительные, ведь, когда действие последних заканчивается, тебя вновь с силой отбрасывает туда, где звезды Млечного Пути холодным молоком стекают по стенкам неба. Потому что in a city like this никому не нужны твои комментарии, мысли, заметки на полях, подчеркнутые строки и подведенные глаза. А главное, in a city like this каждый рано или поздно приходит к пониманию этого. И тогда однажды ты достаешь телефон, чтобы не позвонить: с этого момента и далее, будто примечания переводчика, в тебе все больше того, что ты оставляешь только для себя.

Несколько лет назад мне довелось две недели прожить одной в Румынии. Спать одной, есть одной, до рези в глазах вглядываться в морщины моря. Море синело. На пятый день на берегу нашли выбросившегося дельфина. На восьмой закончились деньги. А к десятому дню я начала читать Миллера вслух, чтоб не оглохнуть от тишины.

Когда я вернулась домой, мне еще долго пришлось привыкать к звуковой насыщенности пространства – девственно чистая ткань души, освященная тишиной и выбеленная южным солнцем, покрывалась пятнами на глазах. Но я молчала достаточно долго, чтобы невысказанное созрело: лопнула тугая тонкая кожица, брызнули мысли. Липкий арбузный сок потек по рукам.

Я повторяю себе как мантру: молчи, если то, что ты скажешь, не улучшит тишину; не звони, если не знаешь, что сказать; не пиши, если каждая буква дается с таким трудом, что немеют пальцы.

Возможно,

я повторяю это для тебя.

…и казалось бы: знаем, плавали, тоже мне, откровения.

да вот только никак не научишься, бестолочь, «помнить-не-забывать»:

никогда не переходи с мужчиной на «ты»,

если не собираешься

петь с ним, пить с ним, плакать с ним

или спать.

Своя стая

«Своих» людей узнаешь мгновенно – к ним не нужно приноравливаться и долго узнавать, чтобы полюбить. «Своих» чувствуешь сразу, как сердечную боль, и не важно, где и как происходит эта встреча.

Ты вдруг просто понимаешь, что вы – одной крови, и с чужаком этим можно разделить свой хлеб, и с ним можно разделить свой бой, и если вы когда-нибудь станете врагами, то это будет честью, а не бедою.

В графе «О себе» я часто пишу: «Закрытая корпоративная тусовка, вход куда строго по приглашениям». Мне вообще кажется, что фраза «Это частная вечеринка» многое объясняет. Ты можешь писать о себе много личного, но в итоге оказывается, что это и не личное вовсе, оно самое что ни есть общее и универсальное, просто об этом не говорят вслух, и когда ты вдруг эту тему затрагиваешь, срабатывает элементарный эффект узнавания. Это как от души посмеяться над собой – только над собой поплакать, понимаешь?

Я очень люблю людей, которым никогда не позвоню в три часа ночи и не попрошу забрать меня на такси. Я очень дорожу теми, кто никогда не обратится с подобной просьбой ко мне. Потому что знаю: моя стая не просаживает деньги в кабаках, когда им плохо, – они идут в зал или бегут на пять километров больше, а чаще всего – просто что-то делают с тем, что сделало им плохо, но уж точно не сидят и не ноют о том, какие все кругом мудаки и меркантильные суки.

По вере дается, понимаешь? По твоей вере, по той, что у тебя внутри. Не бойся растить в себе силу, не думай, что это сделает тебя мужиком. Наоборот – тебе всегда должно хватать собственных ресурсов, чтобы быть способной в сложные времена, если придется, выстоять за двоих, а не биться в истерике: «Ты мужик, тебе и разбираться». Ну потому что в семье не про «ты и я», а про «мы», каждый день про «мы» – по праздникам, выходным и без обеда.

Пока вы оба знаете, ради чего идете рука об руку, плечо к плечу, никакая вьюга не страшна, никакие печали. Всегда старайтесь быть лучшей версией себя – не для чужаков, не для посторонних, не для «очень серьезных, очень влиятельных» людей, – а друг для друга. Потому что тот, кого ты выбрала даже не в свою стаю, а в свою нору, кого пустила в свой Дом, кому доверилась настолько, чтобы спать рядом, чтобы спать на спине, раскинув руки, – он для тебя самый важный. И оттого лучшее в себе, самое сладкое нужно тащить именно ему, потому что это – про семью и про дом, про твои семью и про дом, а не про рыночную площадь и улицу, понимаешь?..