Алексей Шамонов - Лабиринт двухгодичника Страница 5

– Проходи, проходи, лейтенант, не стесняйся, присаживайся, – указывая рукой на свободный стул, стоящий рядом с майором, предложил комендант. – Рассказывай, как служба, давно ли в армии, не обижает ли кто?

– Да нет, товарищ полковник, никто не обижает, да и служу я всего чуть больше месяца, – начиная успокаиваться, ответил Трофимов.

– Как тебя зовут, сынок? – отеческим, совершенно искренним голосом спросил Багиров.

– Игнатом, товарищ полковник.

– Какое красивое у тебя имя. Ну, рассказывай, Игнат, что тебя привело в этот кабинет.

– Я из Болотовской части, товарищ полковник. Майор Васильев прислал меня договориться по поводу гауптвахты для нашего солдата, – бесхитростно доложил Трофимов. – Он уже всех офицеров замучил, совершенно неуправляемый – не подчиняется, дерзит командирам, молодых солдат бьёт, – продолжал Трофимов.

– Ну, это ты пришёл не совсем по адресу. Этим занимаюсь не я, а капитан Орлевич.

– Андрей, – обратился он к майору, – возьми у Игната рапорт, отдай Орлевичу и проследи, чтобы завтра же этот нерадивый боец отдыхал у него на нарах по полной программе – десять суток.

– Товарищ полковник, – осмелев, вклинился в разговор Трофимов, – майор Васильев просил посадить его только на трое суток, а вы говорите – на десять.

– Ну, значит, семь он получит лично от меня, – улыбаясь, ответил полковник. – Поверь, так будет лучше, и тебе не придётся в ближайшей перспективе опять сюда приезжать с тем же вопросом. Ну всё, Игнат, не волнуйся. Передай майору Васильеву, чтобы завтра же привозил этого наглеца к нам, и скоро он получит в своё распоряжение отличного, я бы даже сказал образцового, солдата, – завершил разговор Багиров.

Выйдя из кабинета, Трофимов, ещё оглушённый неожиданными переживаниями, направился по холлу к выходу из здания. Почти у самых дверей его догнал майор, которого полковник назвал Андреем.

– Ну что, лейтенант, перетрухнул? Запомни на будущее: даже если рапорт написан на имя коменданта гарнизона, то для того, чтобы посадить солдата на гауптвахту, к нему идти совершенно не обязательно. А надо обратиться в управление, к начальнику гауптвахты капитану Орлевичу или ко мне, майору Ратушному. И ещё, опять же на будущее, знай и передай своему майору Васильеву, что гауптвахта у нас на весь гарнизон одна, свободных мест на ней никогда не бывает, и пять дней чьей-либо отсидки стоят три литра спирта за каждого нашкодившего военнослужащего. Хотя твой командир об этом наверняка знает. Понял, лейтенант?

– Понял.

– Ну раз уж ты так понравился полковнику, то, в виде исключения, расквартируем твоего бойца бесплатно. Так что завтра привозите. – И майор быстрым шагом пошёл по широкой аллее из только-только распускающихся столетних лип.

Но даже эти нравоучения не испортили лейтенанту хорошего настроения. Во-первых, он с успехом выполнил задание командира. Во-вторых, познакомился с комендантом гарнизона, который оказался хорошим и справедливым человеком. А в-третьих, у него есть почти три часа до отправления автобуса, и можно погулять по совершенно незнакомому городу, в котором, как он заметил из окна трамвая, много красивых девушек. Да и погода прекрасная – вторая декада мая, когда ненавязчивое солнце уже достаточно согрело землю, но на её тепло ещё не успела выползти многочисленная жужжащая, кровососущая мошкара.

Вернувшись к вечеру в ДОСы, лейтенант случайно встретил около подъезда командира своего дивизиона майора Васильева, возвращающегося домой со службы. Игнат решил, не дожидаясь завтрашнего дня, доложить об успешном выполнении задания, опустив при этом подробности знакомства с комендантом, но спросив о трёхлитровой банке спирта, про которую ему рассказал Ратушный.

Майор внимательно выслушал отчёт об удачной поездке Трофимова и с ехидным лицом ответил:

– Молодец, лейтенант! Поздравляю с успешным выполнением важного поручения. Про спирт буду иметь в виду, в следующий раз что-нибудь придумаем.

Васильев, конечно, знал про негласные расценки на гарнизонной гауптвахте, но спирта было очень жалко, да его и не было. Весь полученный месячный запас ушёл на празднование рождения его второго сына, да ещё же майор остался должен два литра подполковнику Ярославцеву – командиру технического дивизиона, который по причине сварливости своей жены употреблял спиртные напитки исключительно по праздникам и в очень ограниченном количестве.

Всего в месяц на дивизион выдавалось пять литров технического спирта крепостью восемьдесят градусов, который необходимо было использовать при регламентных работах на технике – для протирки всевозможной электронной начинки аппаратуры. Спирт хранился на особо охраняемом складе в синих двухсотлитровых железных бочках. По утверждённым правилам, его могли получать только лично командиры дивизионов. Спирт наливался в алюминиевую канистру и в целях сохранности относился домой.

По пол-литра иногда выдавалось на стартовую и радиолокационную батареи, где он и хранился в сейфе в ожидании экстренной необходимости. Хотя необходимость эта возникала только раз в полгода при проведении расширенных регламентных работ, когда вынимался и чистился каждый из многочисленных блоков. Вот тогда скрепя сердце некоторое количество спирта и приходилось расходовать по прямому назначению.

По литру отдавалось командирам двух батарей. Оставшиеся два или три литра использовались командирами дивизионов как в личных целях, так и для решения постоянно возникающих хозяйственно-административных вопросов. Посадка солдат на гауптвахту в перечень этих дел не входила.

Посылая лейтенанта в город, майор справедливо предположил, что новичкам везёт не только в карточных играх.

Вообще-то гауптвахта была и в соседнем авиационном полку, дислоцированном на территории закрытой части города, где базировался обособленный дивизион части, в которой служил Игнат. Аппаратура, следящая за воздушным пространством, использовалась как одним, так и другим полком. На этой технике одновременно служили офицеры и солдаты обеих воинских частей.

Но напугать ею солдат было невозможно. Они расценивали посадку туда как некое поощрение.

Обычно утром, после завтрака, солдат из казармы этой гауптвахты, мало чем отличающейся от обычной армейской казармы, забирала машина и везла на работы в один из подшефных городских продовольственных магазинов.

Солдаты совместно с местными работягами разгружали две или три приехавшие машины, после чего, как правило, работы больше не было, и солдаты могли, вкусно пообедав вместе с сотрудниками магазина, отдыхать до вечера, пока за ними не приедет караул.

В эти несколько часов можно было в дальнем углу склада завалиться спать или приударить за молодыми дородными продавщицами в соблазнительных, всегда слегка распахнутых белых халатиках. Благо, особо и не надо было стараться – девушки сами охотно шли на контакт. «Плохие мальчики», да ещё и в военной форме, во все времена у женского пола в фаворе.

Перед обедом грузчики угощали арестантов самогонкой, креплёным вином или водкой. Подобный запас всегда находился у них где-нибудь в потайном месте. Бесплатная закуска, с разрешения или без оного, бралась тут же в магазине.

Так что через три-четыре дня гауптвахты объевшийся, отоспавшийся, а частенько ещё и сексуально удовлетворённый где-нибудь в подсобке солдат с неохотой возвращался в часть.

Там он упоительно рассказывал сослуживцам о своём времяпрепровождении в заключении, о сортах колбасы и сыра, которые он ел на обед, и о том, какого размера были груди у приглянувшейся ему продавщицы.

Солдаты слушали, открыв рот, и каждый мечтал хоть на день попасть на его место.

– Представляете – грудь маленькая, а в рот не влазит, – как-то, уже позже, случайно услышал Трофимов отрывок повествования недавно освобождённого бойца, который в красках описывал свои похождения на полковой гауптвахте восторженным сослуживцам.

На гарнизонной же гауптвахте нравы были совсем другие. Там солдаты сидели в маленьких, почти неотапливаемых даже зимой отсеках, больше похожих на тюремные камеры. За подъёмом в шесть утра следовал восьмикилометровый кросс. Почти сразу после завтрака проводилась двухчасовая строевая подготовка, где злые сержанты спуску никому не давали, а если арестанты пытались в их понимании филонить, не поднимая ногу на нужную высоту, то сразу получали увесистый удар в грудь, в живот или по почкам.

После более чем скромного обеда начиналась работа по благоустройству и уборке территории гауптвахты. Вне зависимости от того, кто ты – «черпак», «старик» или «дембель», можно было попасть на уборку зубной щёткой отхожих мест или на подметание малярной кистью плаца.