Татьяна Тронина - Вишни для Марии Страница 5

Но многие годы Мария в глубине души надеялась, что мать все-таки любит ее. Просто не показывает своих чувств, опасаясь ревности Дениса.

Он ведь довольно-таки проблемным мальчиком рос – замкнутый, раздражительный, молчаливый. Чуть что – запирался в своей комнате, переставал общаться с матерью, а та от этого страдала… С Марией брат почти не разговаривал, только по делу. Короткими фразами, уклончиво, в обезличенной форме он давал сестре указания – «надо бы убрать», «надо бы принести, сделать, выкинуть, купить» и т. д. и т. п. Ни на чем не настаивал, но Мария терпеливо выполняла все его просьбы. Пыталась время от времени наладить с братом отношения, но не получалось.

В детстве Денис часто повторял, с укором указывая матери на сестру: «Зачем ты ее родила?» Потом, когда брат подрос, вопрос больше не задавал, но, судя по взглядам, поведению – так и не смирился с существованием младшей сестры на этом свете.

Впрочем, открытой агрессии по отношению к младшей сестре Денис никогда не проявлял, и за это ему тоже огромное спасибо.

Отец умер, они жили втроем в двухкомнатной квартире. Комната у матери, комната у Дениса, у Марии – свой уголок на кухне. А что, не у всех детей и собственный уголок имеется…

Когда Денис окончил школу, встал вопрос об армии… Тем более что в институт он сразу не сумел поступить. Но мать умудрилась всеми правдами и неправдами спасти сына от армии. Служить брата не забрали, но и работать он тоже не пошел. Еще два года подряд Денис пытался поступить все в тот же, очень известный вуз – мечтал стать архитектором. Не поступил, хотя на все это опять же были потрачены последние семейные деньги. Поступил, наконец, в другой вуз, тоже архитектурный, но попроще, снизив планку требований.

Денис учился в нем и страдал – не то. Не то, что он хотел. Все не то и не так. Опять он обделенный, бедный и несчастный.

Друзей и в институте не завел. С девушками отношения тоже не особо ладились, поскольку, по его мнению, «современные девицы – корыстные».

После вуза работать по специальности Денис тоже не особо стремился, ибо даже эта, относительно творческая специальность – требовала нахождения в коллективе, общения с людьми – строителями и заказчиками. Поэтому дольше двух-четырех месяцев Денис нигде не задерживался.

Постоянно нервный, раздраженный, с недовольным, несчастным лицом – вот таким видела его младшая сестра. Сидел вечерами и в выходные в Интернете, шпарил пальцами по клавишам – яростно с кем-то спорил в Сети, выяснял отношения (поскольку не умел, да и боялся делать это в реале).

Кажется, брата очень уязвляло то, что Мария с первого раза поступила в МГУ. Училась там вообще без проблем. А когда потом успешно, с красным дипломом, окончила свой вуз – он вообще перестал разговаривать с сестрой, лишь иногда оставлял записки на холодильнике, составленные все в той же обезличенной, неопределенной форме.

Мать была полностью в его власти, зависима даже от взмаха его ресниц, от интонации, от того, в каком настроении сын встал утром. На Марию она внимания не обращала («ты и так проживешь», «тебе-то хорошо», «тебе просто по жизни везет!», «у тебя-то таких проблем нет», «ты все равно не понимаешь», «тебе этого все равно не надо», «ты девушка, за тебя муж все решит» и т. д. и т. п.).

Даже тогда Мария еще надеялась, что мать в глубине души все-таки любит дочь. Что она – действительно беспроблемная девочка, что у нее и так все получится, а вот Денису никто ничего на золотом блюдечке не принесет.

Потом мать заболела. Сразу, и без надежды на выздоровление. Два месяца Мария ее выхаживала. Для этого пришлось уволиться с работы. Мрачная, недовольная мать едва терпела дочь, брезгливо морщила губы, с отвращением принимая помощь. Улыбалась слабыми, истончившимися губами лишь тогда, когда появлялся рядом Денис.

Тот обычно приходил по вечерам, после работы (кажется, нашел наконец хорошее место, где ему нравилось), в комнату матери, стоял рядом с кроватью, молча, скрестив руки – минут пять, десять, затем похлопывал мать ладонью по руке и произносил напряженным, сдавленным голосом: «Ты держись, мам». Вот и все его внимание! Но мать на седьмом небе была от счастья!

И даже тогда Мария не обижалась на мать – разве кто-то виноват, что та любит больше сына, а не дочь? Ну так вышло, сердцу не прикажешь, что ж теперь…

А потом… а потом, когда мать умерла и ее похоронили, они остались с Денисом вдвоем – брат и сестра, и вроде бы, пусть и с трудом, но продолжилась обычная, рутинная жизнь, и Мария уже собиралась вновь искать себе работу, случилось нечто, что полностью перевернуло душу Марии, все ее представления о мире.

Она узнала, что мать, собственница квартиры – той самой, двухкомнатной, завещала ее брату. Только брату. Нет, она, Мария – прописана, конечно, но прописка – это еще не право собственности.

Сестра же – никто и никак здесь.

Как так, почему мать ничего не завещала дочери? Ну ладно, могла и не писать завещание, тогда бы права на квартиру по праву наследования перешли бы автоматически и Денису, и Марии. Но нет. Мать все осознанно переписала на брата.

Она что, не догадывалась, что своим завещанием делает свою дочь практически бомжихой? Как можно отнять все у одного своего ребенка и отдать другому?

Лишь после этого неприятного известия Мария осознала факт – мать никогда ее не любила.

Причем, что интересно, Мария даже в этом случае понимала логику матери – дочь может найти мужа с квартирой, дочь с хорошим образованием, дочери легко подыскать работу, дочь может о себе позаботиться. Поэтому квартиру надо завещать сыну, о котором никто не станет хлопотать. Мария рассудком понимала эту логику, но уже не принимала ее душой…

А Денис тем временем затеял ремонт. Даже не предупредив сестру.

Просто в один день вдруг появились в квартире рабочие и принялись сдирать обои, отбивать плитку… И с изумлением поглядывали на Марию, которая в толк не могла взять, что происходит.

Сам Денис, кстати, исчез. И не отвечал на звонки.

Не он, а прораб сообщил недоумевающей Марии, что брат находится сейчас на съемной квартире – до тех пор, пока здесь не закончится ремонт.

Мария жалась в своем уголке, на кухне. Но и там ей не было житья – поскольку по указанию Дениса ремонт начался во всех комнатах сразу. Словно ее, родной сестры, в этих стенах не существовало.

Как можно было трактовать поступок брата? Только однозначно. Денис хотел выжить Марию из квартиры. Разговаривать с сестрой, объяснять ей что-либо он, судя по всему, и не собирался. Проще вот так, демонстративно, через ремонт, показать свою позицию. Вполне в духе Дениса…

Ну а что, мать ему всю жизнь своим примером демонстрировала, что Мария – никто и никак, с ней можно не считаться и ее интересы необязательно учитывать. Если подумать, то на брата и обижаться глупо теперь…

Хотя нет, Мария, конечно, обижалась – и на покойную мать, и на брата, и – на себя. Это ведь она допустила все это, она сама позволила так с собой обращаться…

А может, она и вовсе не достойна любви, раз уж не дождалась ее даже от близких людей? Может, она урод, чудовище, изверг, но сама этого не замечает? Есть, допустим, у нее внутри, в характере, в образе мыслей какая-то червоточина?

Умом Мария понимала, что все не так, а подсознание говорило – нет, ты плохая… Потому что нелюбимая.

И даже при всем своем знании психологии, педагогики, истории, философии, при всей своей начитанности и эрудированности – Мария с этими темными мыслями бороться не могла.

Именно эта обида пополам с отчаянием и толкнула ее на Поступок. Она бросила все в Москве и уехала в Дербенево. Одна из бывших коллег продавала там родительский дом (к старикам в такую даль не наездишься, проще перевезти их к себе). Продала очень-очень недорого, тем более что участок являлся проблемным, с вылезающими из земли камнями. Коллега замучилась искать покупателей на него, обзвонила всех, кого можно, только Мария согласилась… И даже работа нашлась в тех краях – место учительницы в сельской школе оказалось вакантным.

Тогда это переселение казалось Марии единственно возможным выходом из создавшегося положения. Снимать квартиру в Москве? Но на какие деньги, с работы же Мария уволилась (конечно, можно было найти новое место, но в любом случае зарплата преподавателя равнялась бы стоимости аренды). А жить на что – есть, пить? А транспортные расходы? Можно было, конечно, найти компаньонку или даже двух – и всем вместе снимать квартиру. Арендная плата в этом случае – вполне посильная ноша. Но на тот момент, еще до кризиса, такой способ казался нереальным – сначала искать соседей, затем жилье – и это когда вся страна рвалась в Нерезиновую, а мало-мальски бюджетную жилплощадь уже давно расхватали…

Нет, можно было, конечно, в те дни не давать волю нервам и методично, методом проб и ошибок, подбирать себе подходящий вариант – как работы, так и жилья, но у Марии не осталось сил. Ни сил, ни терпения… Какое терпение, когда живешь посреди ведер со строительной смесью и с содранным полом, выломанными трубами и торчащими проводами. Скорее бы сбежать – туда, где хоть выспаться можно.