Creative Writing School - Пашня. Альманах. Выпуск 1 Страница 5

Через минуту, успокаивал себя Митя, заскользят по насту первые пугливые лучи, а потом вспыхнет за лесом солнце. Сделается мигом светло, и шагать будет веселей. И он запел громкую песню про белую птицу, про объятия юной невесты и берега, на которых никогда не бывал.

Он подходил уже к селу и любовался, как красно блещет на заре купол церкви, когда вспомнил, что забыл покормить собаку, а еще отдать бабке любимый Андрюшин паровоз, который он будет требовать, вспомнил, что надо было наносить в баню воды. А потом Митя подумал об Ольге и заспешил.

4

Церковь имела пять главок и трехъярусную колокольню с острым шпилем. На боковые главки были нанизаны чешуйчатые луковицы, а над ними возносился центральный купол с пышным крестом.

Митя отряхнул бушлат, постучал валенками и, перекрестившись, вошел. Внутри было приятно пусто. Только в притворе у церковной лавки дежурила матушка, худая и длинная, как свеча.

– Утро доброе, – сказал Митя шепотом. – Можно мне отца Георгия?

– Нету его.

– А где ж он?

– Во дворе поищите.

Митя подошел к лавке, в которой отливали маслом иконы.

– Мне крестик нужен.

– Вот кресты. Все освященные.

Митя принялся разглядывать крестики и распрямился, когда заметил, как тает и капает с него на прилавок.

– Для ребенка.

– Здесь алюминиевые, здесь серебро.

– А золото?

– Маленьких нету. Разве что вот…

Матушка достала из угла крестик весь в тонких и частых витках. Митя посмотрел на него с удовольствием и возбуждением, а когда крестик заплясал перед его лицом, закусил в улыбке нижнюю губу.

– И сколько? – спросил он.

– Тыща семьсот. Еще вот книжку возьмите, в ней молитвы и все, что надо знать для крещения.

Митя свел брови, поворошил намокшие деньги.

– Оставьте пока, – сказал он и вышел во двор.

5

За поленницей, сложенной в стог, Митя уловил движение. Он поклонился издалека, дождался, что отец Георгий кивнет ему в ответ, потом подошел к поленнице, согнул руку и принялся нагружать ее дровами.

– Как хорошо, что я вас застал, батюшка. Здравствуйте!

– Здравствуй, – ответил ему священник, выпрямившись и замерев. Лицо его было молодо, но торжественно-спокойно, борода расчесана и пышна, блестела от талого инея, он добро смотрел на Митю, без вопроса, без удивления.

– У меня к вам важное дело.

Поленья противно бились друг от друга, и от стука этого отец Георгий нервно помаргивал.

– Мне нужно вас в деревню.

«Гук!»

– Сына покрестить!

«Гук!»… «Гук!».

– Оля просит. Счастье для нее будет большое.

Отец Георгий молчал. Складывать дрова у него выходило бесшумно.

– Она больная у меня!

С каждым новым поленом Митя клонился назад, и плечи его проседали. Он положил еще одно, подпер его подбородком и, наконец, утих.

– Пошли, – сказал священник.

Они направились к церкви и встали у небольшой пристройки со сплюснутым крыльцом и двумя стрельчатыми окошками. Из крыши ее торчала труба.

Митя выпрямил руки, согнувшись, как можно ниже, чтобы дрова при падении не издали шума, но мерзлая древесина так звонко ударилась о приступок, что отец Георгий содрогнулся, втянув мощную шею. Он кинул на Митю сумрачный взор и отпер со скрипом железную дверь. Стряхнув с рукавов цепкую стружку, Митя последовал внутрь. В комнате была обустроена кухня: к стене между окнами подвинут широкий стол, в углу, над пластиковой этажеркой, заполненной химией и тряпками, нависала мойка, а у стены была сложена печь.

– Присядь пока, – сказал отец Георгий, – хоть вон на табурет.

Митя сел, куда указали.

– Ну что, батюшка? Едете со мной?

Отец Георгий вымыл руки, повязал шитый из плотной армейской саржи фартук и присыпал стол мукой. Из-под стола он достал кастрюлю, покрытую полотенцем, минуту решал, куда это полотенце деть, и, ничего не придумав, закинул его на плечо. Потом он перевернул кастрюлю, и на стол неохотно вытекла сероватая масса, послышался липкий запах теста. Митя глядел то на руки, то на лицо священника. И движения его под Митиным требующим взглядом были неточны и суетны. Вязкое тесто приставало к скалке, и он сыпал все больше и больше муки.

– Я такси оплачу. К обеду уж воротитесь. Едем?

Перевалившись через стол, отец Георгий подхватил с подоконника жестяную форму, какой обычно вырезают печенье, вынул с ее помощью из теста два валика и щелчком откинул их в сторону.

– Вот так, – сказал он, передавая форму Мите. – Продолжай.

А сам вышел на улицу.

Митя сел напротив окна, в котором он наблюдал темную фигуру. Священник спустился по ступенькам и побрел опять к поленнице. Ленивый долгий шаг его мимо голубых сугробов, мимо скамейки тоже голубой, поднимал в Митиной груди нетерпеливый зуд. Митя со злобой высекал прыгающие по столу шашки, пока не кончилось тесто, а потом, войдя в дело, размял оставшиеся обрезки и еще трижды ударил формой.

Прошло время, и они вновь сидели рядом. Трещала печь. Теперь Мите был выдан деревянный штемпель, которым он мял вырезанные заготовки. Отец Георгий проделывал ту же работу, только его штемпель на донце имел литой рисунок. Подолгу удерживая пресс в сыром тесте, он получал тонкий оттиск: в середке его выступал крестик, рядом с ним летали буквы со странными крючками, а по кругу этого поля шел узкий ободок со словами, прочитать из которых Митя смог только знакомое «мира». Проштампованные заготовки отец Георгий укладывал поверх Митиных, пустых, предварительно смочив их водой, чтобы лучше срослись.

– Аккуратные просвирки получились, – похвалил священник, глядя на полный противень. Он, щуря глаза, поправил огонь и поместил их в печь.

– Рассказывай. Вот теперь рассказывай, – вернулся он к Мите.

И Митя рассказал все. Про Ольгу и про Андрюшу. О том, как скорбно ему. Что из помощниц только бабка Вера, но и ей нынче тяжко, потому что Ванька, внук ее, пьет без меры, но Мите и его жаль. Он все говорил и говорил, а отец Георгий смотрел на него неподвижно и грустно. А когда Митя расплакался и выпачкал, утираясь, лицо мукой, отец Георгий протянул ему полотенце, висевшее на плече.

6

– Ну-ну. Хватит.

И Митя закивал, соглашаясь и чувствуя, как отмякает его злоба. Он полно вдохнул и спросил теплым мирным тоном:

– Так поедете, батюшка?

– Так скоро крестить не получится, – ответил ему отец Георгий.

– Когда же?

– Сперва приведешь крестных родителей. Нужна подготовка. Матушка проводит огласительные беседы вечером, в пятницу и в воскресенье. Как получат справку, что были на обеих, явишься сам. Причастишься. После и поговорим.

– А без того никак? Ванька – он все знает, он алтарником был. А мы, говорю, далеко, в Сонницах…

Запахло хлебом. Митя вспомнил, что в желудке его второй день было пусто.

– Такие правила.

– Не поедете, значит?

Отец Георгий мельком взглянул на Митю, затряс тяжелой, львиной своей головой.

– Пока все не сделаешь, крестить не положено, – сказал он.

– Да там всего-то надо!

– Кому надо? Тебе надо?!

Митя свел горячие свои кулаки и, упершись ими в стол, поднялся над священником грозной темной волной.

– Этот храм такие же строили, – бубнил отец Георгий, заводясь. – Им тоже надо было. А что натворили? Притвор узок, алтарь – на юге! Колокольня и та нарошечная… Понимать надо помимо намерения. Готовиться!

Митя застегнул бушлат, натянул на глаза мокрую шапку.

– А то все им надо. Им!.. – не унимался священник. Он тоже хотел встать, сжался остро в локтях и коленях.

– Просвиры горят, – сказал Митя и поспешил наружу.

По двору не пошел, зная, что будут следить за ним из окон. Двинулся прямиком к воротам. Утопал в снегу, ломая руками наст. А когда был уже за оградой, то взглянул еще раз на паперть, на притвор с иконой, на колокольню без колокола. Постоял, кусая щеки. И вернулся. Не крестясь, вошел опять в церковь.

7

Издалека виднелись Сонницы и три дымных столба над ними. Еще держался свет на западе, за лесом, и этот дым в закате был лилово-розовый, и избы сверкали окнами.

Митя вспомнил, как впервые вошел тогда в еще полную и живую деревню, и это был душный июльский вечер. Играла гитара, и у дороги на чурках сидели парни. Курили, громко и неровно пели. Только Ваня был трезв, молчалив и серьезен. Он заметил Митю и пошел к нему с объятиями. И когда гитарист сбил последние ноты, Митя достал водку и они выпили за знакомство. Подошли еще ребята, расстегнутые, с мокрыми зализанными волосами. Только из бани, они глубоко и свободно дышали, им тоже хотелось гулять и петь. Все стали упрашивать Ваню открыть клуб. «Вы же вести себя не можете прилично», – сказал он и пошел за ключами.

Нетерпеливо допили водку и потянулись роем вдоль пустых дворов. Кричал пьяным веселым криком: «Девчонки! Идемте танцевать!», и на окнах домов отодвигались шторы. Ваня подхватил Митю под локоть, оторвал от толпы, чтоб не увлекался.