Евдокия Турова - Спасенье огненное (сборник) Страница 5

– Ну, да, – терпеливо ведет разговор Эльдэнэ, – Московия поднялась на сборе ордынской дани. Ханам Москва обязана своим величием. На той силе стала, стоит и будет долго стоять. А какое государство стоит на ином?! Не вы ли силой дань с югры серебром берете? Ну, приспособьтесь вы маленько! Али предпочитаете голову потерять?

– Мы не силой дань с югры берем. И силой к кресту не ведем.

Вот и весь разговор. Собеседник надменно выпрямился, между бровей легли две грозные складки. Словом, изобразилась перед Эльдэнэ картина неведомого ему художника будущих времен: Александр Святославич Невский – «Иду на вы!» Нет, Эльдэнэ им не нужен. На его узкоглазую физиономию им глядеть не охота. И думать нечего вызнать что-то про серебро.

Собеседник Эльдэнэ развернулся круто, не зная, на чём злость сорвать. Под ногу подвернулся… ну, да, тот же самый зверек, какого Эльдэнэ видел в клетке у князя. Новгородец взревел:

– Маланья!! Опять у тебя кошка в избе! Ее дело – мышей по амбарам ловить, а не возле печки греться!

Схватил диковинного зверя за загривок и выкинул в дверь. Кош скалил зубы и шипел.

И от новгородцев уходя, шипел Эльдэнэ, как тот рассерженный кош, и плевался на все стороны. Ясно одно: никаких громадных складов для товаров не видать. Не виден вообще никакой товар. Между тем Новгород только что откупился от ливонцев. Дал много пудов серебра. Полгода собирали откуп. Но собрали ведь! И не где-то, а здесь. И живут спокойно, лесных людей не боясь. Не силой берут. Чем?!

Вот он уже в деревне крещеных вогулов. Московиты их пытались обратить в православие, учили: живите, мол, своими деревнями. Мало что получалось. Дома у вогулов поставлены неумело, кривые и косые, иные падают совсем. На что вогулу деревня?! Но иным и нравится. Нравится им и новая жизнь, и новые дома, и новая одежда. На лошадях ездят, даже если из одного конца деревни в другой. Слушают уж не завывание шамана, а гусли, колокольчики и девок-песельниц. В баню ходят. Толкуют в новом плохо, даже на лавках сидеть не умеют – часто падают на пол, печки у них дымят, да и дома горят иной раз. В избе вогула дымно, пол грязный, мыть его еще не научились. Но Эльдэнэ деваться некуда, если где-то искать опору, то в этих, перекрещенных и опоры не имеющих.

– Моя – Микаила, – представился хозяин. – Поняла? Микаила.

От угощенья Эльдэнэ отказался. Такая тут грязь, вон помет мышиный в хлебе. У хозяина морда сажей вымазана, половина морды заплыла багрово.

– Моя в бане мылася, накуй обварилася. Укват знашь, укват? Во, я за укват укватилася, а она накуй обломилася, обварилася я накуй, – было дано пояснение. – Никуя, пройдет накуй.

Потчевал радушный хозяин настойчиво. Подан корявый рыбный пирог, корка – как подошва, и рыба внутри прямо как есть, с кишками и головой. А вот еще новинка:

– Э, крен тибе нада? Во, глянь, крен называется. Русы дают. Я у русов клебнул, думал сдокну накуй. Никуя.

А власти уже хочется. Глазки горят, как заговоришь, что князь московский им самостоятельное княжество даст.

– Князя? Я князя буду накуй. Я такая буду князя!

Ни малейшего сомнения – аж зло берет Эльдэнэ.

– Князь, ты еще в носу ковырять не научился, вон сушенки висят!

– Никуя, науцюся накуй.

И верно, многому научится «Микаила». Может быть, его сын уже будет толмачом при московском дворе, праправнук поездит в Париж, устрицы станет есть и танцевать на балах. А, может быть, «Микаила» действительно получит из рук московских власть, и надолго: просидят местные князьки и при князьях, и при царях, и при советской власти, и после нее. Это еще не все. Получив деньги и оружие, может «Микаила» стать безбашенным полевым командиром и не один десяток лет наводить ужас на весь тутошний народ. Он с одинаковым удовольствием будет сжигать заживо шамана в чуме и свежевать православного миссионера. Он понял, что духам предков до него не дотянуться, что деревянные идолы – просто пни, а новый Бог – очень далеко. Святотатство, свершившееся на его глазах, лишило основ его душу, и он стал – зверь. Глядя на вымазанную сажей физиономию, решительно невозможно понять, по какой дороге «Микаила» пойдет. Дело случая.

Из дома этого перспективного политического зародыша уходил Эльдэнэ с тяжелым сердцем. Перекупить можно. Сказать с уверенностью, что из этого выйдет – нельзя. А на сей момент ничего у Микаила нет – ни старого, ни нового. И ничего он не может, и не знает – ничего. Он даже слова такого не знает – «серебро».

Прорезная бляха с изображением богини в окружении высоких фигур. VI–VII вв. Найдена в Чердынском районе Пермского края.

Было у Эльдэнэ заветное место в пермских землях ближе к Вятке – маленький лесной народец, забавный и безобидный, «танцующие», так он их называл для себя. Все друг другу сказывали танцем или песнями. Каждый вечер собирались и долго «болтали», изъясняя, кто где был и что видел. Проплывали в танце лосихи с лосятами, прыгал заяц, вертел головой филин. Если девушка увлеченно рассказывала про медведицу с медвежонком, как он балуется, а она его шлепает, она и впрямь могла это видеть. Но она могла приметить пень, похожий на медвежонка, а все остальное уже было чистой воды фантазией. И где правда, где вымысел – не понять. Сами танцующие их не различали и различать не собирались.

Иногда танец заканчивался потасовкой. Долго визжали, толкали друг друга и скалили зубы. Но после даже и царапины ни на ком не было. В убогих хижинах то и дело попадались диковинного вида маленькие костяные и бронзовые фигурки, какие-то пояса, шарики, назначения которых никто не помнил. Видно, раньше знавало это племя другие времена. Может быть, остаток большого народа скитался по перми, не помня прошлого и не глядя в будущее?

Они умело рыбачили, ставя зимой и летом ловушки, сплетенные из ивняка. Изредка охотились на лося, ловили силками птицу и довольно легко добывали себе скромное пропитание. У них не было никаких богатств, они не зарились на охотничьи угодья и не торговали пушниной. До них никому не было дела: ни вогулам, ни новгородцам, ни московитам. Часто они кочевали не в поисках еды, а в поисках невест. Своим танцем каждый рассказывал Эльдэнэ, какую он хочет невесту. С горестными подвываниями поведали легенду про то, как парень их рода захотел в жены девушку русов. Это был такой замечательный парень, девушка русов обязательно согласилась бы! Он надел лучшие шкуры, на голову нацепил волчьи уши, будто он из рода волка.

И когда девушка русов пошла собирать ягоды в лес, стал танцевать ей про свои чувства. Он рассказывал, какой он храбрый, как он поразит всякого, кто посмеет на нее поглядеть. Какую замечательную добычу он принесет в их свадебное логово под корнями ели. Но большой рус длинным копьем проткнул парня. Горестно поникли руки танцующих. «Мы всегда танцевали русам интерес и симпатию, а сейчас будем танцевать злость и угрозу». Таков был вывод.

Русам-то, думал Эльдэнэ, все едино: что от них симпатия, что угроза. Девки и бабы, завидев, визжат и мчатся домой, мужик порезвее пришибет, хоть ты ему что танцуй. Не просите у русов девушку, им самим не хватает девушек, очень далеко стойбище русов. Примерно так изобразил Эльдэнэ свои мысли. И был понят, и даже с благодарностью. Да, у русов девушек мало. Действительно, стойбище их далеко, где девушек взять? Хорошо, мы и впредь будет танцевать русам интерес и симпатию, а танцевать угрозу не станем. Не сказал им Эльдэнэ, что для русов с высоты их умений и богатства все они – лесная нечисть, и только.

Пока за разговорами сидели, мужичок из рода танцующих самого невзрачного вида сходил на старицу, достал из воды плетеную ловушку и вместе с братом своим притащил куль пойманной рыбы. Для лесного человека это – ну, что для бабы деревенской в огород за морковкой сходить. Но! Воротясь с реки, лесной мужичок разворачивает перед собратьями рассказ о своем походе, полном опасностей, приключений и подвигов.

Как он собирался за рыбой, а духи предков его отговаривали: «Ой, не ходи, пропадешь!» А он им: «Нет, пойду я, все мои родственники кушать хотят свежей рыбы». И как он пришел на старицу, а девка водяная из реки его стала звать: «Пойдем ко мне, мужем моим станешь, много рыбы будет у тебя». И он совсем было согласился жениться на водяной девке, но дух предков высунулся из-за елки и сказал: «Ой, не ходи к водяной девке, она тебя утопит». Тогда он послушался и не пошел. Только морт (ловушку) достал, взял рыбу и пошел домой.

Тогда взялась соблазнять его лесная девка. То зазывно пройдется, как лосиха осенняя, то на мху валяется, будто медведица, ждущая медведя. И опять дрогнул было мужичок, хотел ее в жены взять. Но дух предков из-за елки сказал: «Ой, не ходи, там капкан в ей, в лесной девке. Возьмешь в жены, как только станешь ей мужем, тебя капкан ейный и словит!» Послушался мужичок и домой пришел.

Сидевшие вокруг костра переводили дыхание, качали головами в изумлении. Едва ли не больше всех удивлялся тот, кто помогал повествователю куль с рыбой тащить. Он даже пальцем показывал на те елки, из-за которых раздавался спасительный голос предка. Тот мужичок-рассказчик, кстати, хоть и не превосходил прочих ни ростом, ни уменьями, имел двух жен и почитался за выдающегося охотника и рыбака.