Кирилл Шатилов - Зимняя жара. Реальное фэнтези – Том III – Ложная правда Страница 5

– Пенни!! Не-е-ет!!

Этим воплем он словно силился отогнать вошедшую в круг женщину. Всё ту же, что подпалила помост. Теперь в руках у неё вместо факела сверкал нож с длинным лезвием. Вращающийся крест резко остановился. Толкавшая его до сих пор пара отступила в сторону. Женщина подняла нож над извивающимся телом и снова что-то заговорила, не обращая внимания на крики длинноволосого и перекрывая весёлый треск разгорающегося костра. Теперь по кругу пошли все те, кто стоял между столбов. Хоровод продолжился. Идущие в нём запели. Нож в воздетых руках женщины дрожал словно от напряжения и ждал, когда она закончит говорить и опустит его одним махом в трепетную плоть.

– Пенни!!

Стрелы прилетели со стороны леса, из-за спины совы. Тем, кто их заметил, могло показаться, что это очередной порыв ветра сдул на собравшихся искры от костра. Огненные стрелы утыкали обращённые к сове столбы, сбили с ног не меньше десятка поющих, одна пробила навылет шею женщины с ножом, другая застряла в плече девушки в зелёном платке, ещё дюжина перемахнула столбовой круг и повпивалась в брёвна большой избы под самой крышей, где навстречу маленьким язычкам пламени потянулась податливая солома.

За первой стаей стрел последовала вторая, тоже огненная и разящая наповал без разбора, и только после неё из леса стали выскакивать стремительные тени. Они настигали уцелевших при обстреле людей и полосовали им груди, шеи, но по большей части спины ржавыми лезвиями видавших виды кинжалов. Над рыжими головами то и дело взлетали тяжёлые дубины, добивавшие раненых, кровь забрызгивала тлеющие столбы, жёлтые и зелёные повязки обагрялись красными пятнами, кричали все, и гибнущие, и их убийцы, костёр трещал, крыша избы принялась и пошла по краю огненной змейкой, длинноволосый потрясённо вращал глазами, крест на центральном столбе безжизненно покачивался. Лишь одна из павших в снег за столбовым кругом фигур в короткой меховушке то и дело приходила в движение и медленно отползала прочь, волоча по сугробам грязный подол длинного халата и оставляя на оранжевом снегу темный след крови.

– Пенни!..

Бокинфал очнулся от собственного крика и снова начал рваться из удерживавших его пут. Со своего места у столба он не видел, что сталось с ней, задета ли она стрелой или убита, успела ли Йедда погрузить в неё лезвие жертвенного кинжала или безмолвный истукан с совиной мордой позволил свершиться чуду. Вокруг него творилось жестокое избиение, дикари вопили от радости, столб пламени на месте помоста бушевал, обдавая всех и вся своим горячим дыханием, огонь перекидывался по бревном перекрытия со столба на столб и неотвратимо приближался к нему, ослабевшему от криков и ран. Кровь и слёзы застилали глаза, но он всё вглядывался в распростёртое на кресте неподвижное тело и надеялся, надеялся…

Казалось, нападавшие не замечают ни привязанного к столбу пленника, ни обнажённую на кресте девушку. Они вошли в раж и упивались своим нехитрым делом, не просто убивая, а уничтожая врагов. Из соседних изб сбегались новые защитники, те, что не испугались появления шеважа и кое-как пытались оказать достойный отпор. Но как бы отчаянно они ни сражались, защищая себя и то немногое, что осталось от поместья, силы были неравны, и они падали в снег, пронзённые стрелами, размахивая обрубленными руками и поражаясь количеству вываливающихся из животов вонючих кишок.

Бокинфал увидел остановившегося поодаль широкоплечего дикаря с огненной шевелюрой и могучей грудью, обтянутой грубой меховой курткой. Казалось, она ему мала. Длинные волосатые руки заканчивались здоровенными кулачищами, в которых окровавленный двуручный меч выглядел кухонным ножиком. Силач покосился на Бокинфала, растянул рот в белозубой улыбке и без размаха рубанул мечом по столбу. Верёвки упали в снежную лужу. Бокинфал повалился вперёд, потеряв равновесие, поскольку ноги его оставались скованными. Он увидел подле себя истертый башмак дикаря и услышал хриплый голос, произносивший знакомые слова:

– Не беги. Стрелы догонят. Никто не защитит. Оставайся тут.

Удивиться Бокинфал не успел. Рывок, и ноги тоже оказались свободными. Он бросился было к Пенни, но понял, что вместо этого медленно ползёт на четвереньках, превозмогая страшную боль во всём теле. Сил хватило лишь на то, чтобы дотянуться до креста и заставить его покачнуться. Он со стоном повалился на спину и обратился умоляющим взором к своему странному спасителю.

Дикарь что-то крикнул в сторону, и рядом с ним появилось ещё двое, рыжих, с раскрашенными лицами, тяжело дышащих и тоже чему-то улыбающихся. Сообразив, что от них требуется, они бросили на землю и расстелили невесть откуда взявшуюся широкую шкуру, поколдовали у рук и ног Пенни, разрезая верёвки, легко подхватили безжизненное тело и… Бокинфал потерял сознание.

Очнулся он от приятной качки. Голова кружилась. Плечи сжимало что-то округлое и плотное. Перед помутневшими глазами из стороны в сторону ходило звёздное небо, точнее, его узкая полоска, ограниченная двумя сучковатыми жердями. Его куда-то несли. Небо то и дело перекрывали чёрные ветки. Они в лесу. Ну конечно, куда же ещё деваться дикарям. Даже если они победители.

Пенни… Что с ней стало? Удалось ли её спасти? Он отчетливо вспомнил улыбки подручных того странного силача. Едва ли они по доброй воле согласились бы расстаться с таким лакомым трофеем. Шеважа сразу убивали только мужчин. Женщин они сперва использовали по прямому назначению. Так говорили все в Вайла’туне и об этом рассказывали многие летописи. Подобная участь могла обойти Пенни стороной разве что в том случае, если им досталось уже её мертвое тело. Мёртвое тело…

– Пенни!

– Не кричи, – отчётливо донеслось снаружи. – Твоя жена жива.

Жива! Он сказал, она жива! Бокинфал почувствовал, что плачет. Расслабился. Вгляделся в небо. Вот уж точно говорится: помощь приходит тогда, когда не ждёшь, и оттуда, откуда не знаешь.

– Кто вы?

Это его голос или это его спросили?

– Молчи, илюли.

Значит, спрашивал он. Действительно, какая разница? Разве и так не ясно, что он угодил в руки наиболее отчаянных дикарей, которые отважились выйти из леса, причём зимой, и напасть на те постройки, которые своей дерзкой близостью к Пограничью не могли не раздражать всё это время его обитателей?

– Зачем вы…

– Молчи!

Он никогда не предполагал, что среди шеважа есть те, кто знает язык вабонов. Хотя в этом, если призадуматься, нет ничего невероятного. Конечно, едва ли можно представить себе, как дикари подбираются к их избам и из засады слушают и запоминают непонятные разговоры. Скорее всего, отгадка кроется в том времени, когда вабоны совершали набеги на поселения дикарей в лесу и не просто уничтожали их, как теперь, а захватывали в плен женщин и детей, приводили в Вайла’тун, и превращали в предметы купли и продажи. Это время продолжалось довольно долго и закончилось не так давно, когда Гер Однорукий запретил подобную торговлю и поставил лесных пленников за коном, то есть повелел их просто не брать. Причиной тому было жестоко подавленное восстание прижившихся у вабонов шеважа, а также неоднократные случаи рождения детей от смешанных родителей. Дети все как один получались рыжими, и их было легко опознать, однако их появление сильно влияло на отношение вабонов-отцов к пленникам. Замок не мог этого допустить. В один прекрасный день сын Гера, Ракли, объявил об уничтожении всех, у кого рыжие волосы и кто не покинет пределы Вайла’туна к наступлению ночи. Бокинфал слышал о нескольких вопиющих случаях, когда вместе с рыжим приплодом в Пограничье ушли оба родителя. Что сталось там с вабонами, никому не известно. Едва ли шеважа приняли своих извечных преследователей и убийц. Кому-то удалось чудом остаться в Вайла’туне. Примером тому была служанка Ротрама по имени Шори, предки которой затерялись среди вабонов. Почему же нельзя предположить, что кому-то удалось по возвращении в лес сохранить навыки чужого языка и даже передать их потомству?

Несмотря на отчаянность своего положения Бокинфал настолько обрадовался вести о Пенни, что слабость от большой потери крови взяла своё, мерная качка убаюкивала, носилки согревали, и он в конце концов безропотно сдался на волю победителей и уснул.

Очнулся он от ноющей боли. Ныло всё тело, особенно спина и плечи. Небо больше не качалось. Где-то рядом потрескивал костёр, и этот звук, сопровождавшийся полётом редких искр, возродил в его памяти ужасающую картину жертвоприношения и последующей резни. Бокинфал застонал и пошевельнулся. Руки оказались связанными на груди. Щиколотки тоже сдавливала верёвка. Быть спасённым от неминуемой смерти, чтобы снова попасть в плен!

– Прости, илюли. Но мы не можем позволить тебе сбежать и навести на нас твоих воинов.