Алексей Леснянский - Отара уходит на ветер. Повесть Страница 5

– Высокий профессионализм.

– Вот я тебе и говорю как профи: для полноты картинки надо, чтобы хотя бы один из них грохнулся. Не вру, не строю из себя святошу, а говорю, как есть. Даже как надо.

– Далеко пойдёшь.

– Я украл что-нибудь?

– Нет.

– Подставил кого-нибудь?

– Не припомню.

– Если кто-нибудь из них сломает себе шею, первую помощь окажу?

– Да хорош уже…

– Тогда чё те надо?!

– Андрюха, ты не такой ведь…

– Куда там.

– А чё на Мальдивы не поехал? Уж и конторе всей в картинках описал, куда лыжи навострил. А пятый день на «Сороказёрках» торчишь. Жена ему названивает: «Милый, ты же обещал». А он ей: «Потом, Оля»… Так хоть бы клевало! Хоть бы не любил её!

– Отвянь.

– Признайся же, что тебе тут по кайфу. Вот так вот заплыть на лодке и высиживать в камыше непонятно что.

– Не знаю.

– Не знает он… Пятые сутки уж пошли, как не знает. Днём ещё ладно, а вот ночью особенно притихнет и не знает… Ну, когда деревенские мужики на соседней стоянке уловами при царе горохе хвастают.

– Причём тут мужики вообще?

– Притом… Так говорят, что вспоминаешь то, чего с тобой сроду не было. И хочется подойти к ним и задать вопрос жизни и смерти: «Мужики, закурить не будет?». И узнать, что початая пачка с истиной вон там – под дождевиком лежит, чтоб не намочило.

Проделав цирковые номера, юные всадники съехались для совещания.

– Может, оно им и не к спеху, на конях-то, – подумал Санька. – Сытые, пьяные. В нашу сторону и не смотрят.

Ему вдруг стало обидно, что ради брюха пришлось взбудоражить скотину на такой жаре. Отыгрался он на Вовке.

– Чё гонял, как ненормальный? – так спросил Санька у товарища, как будто сам был изначально против своей же идеи устроить представление. – Чую – пожрали с подливом.

– Может, срастётся ещё, – сказал Вовка.

– Ага – щас… У них по любой сейчас одно на уме: ночи дождаться и заняться сам знаешь чем. Сдалось им твоё катание.

– Так одно другому вроде не мешает.

– Не до нас им, тебе говорят, – с видом знатока произнёс Санька и понёс речь, заимствованную у кого-то из деревенских сидельцев. – Бабы двигаются и разговаривают с прицелом. Чтобы понравиться. Стало быть, незамужние. Ржут и ржут. Не голосом – утробой хохочут. Думаешь, им смешно? Ни фига. Вслушайся. Одним вообще не до смеха, годы уходят. Другие просто – для сотрясения воздуха. Рожать самая пора.

– Точно, – с восхищением сказал Вовка.

– Обращайся, если чё, – доигрывая роль бывалого, небрежно ответил Вовка, но удовольствия от спича не ощутил. – Закурить дай.

Курить парни начали недавно и капитальной зависимости от табака ещё не приобрели. Дымили они больше друг для друга, чем для самих себя. Санька впервые взял в руки сигарету за полгода до описываемых событий – упрочивал лидерство среди сверстников. Вовка нашёл в пускании дыма что-то мечтательно-философское месяца три назад и на переменах стал бегать за гаражи. Курили они тоже по-разному. Санька делал это как мужик, стеснённый по времени. Он прятал сигарету в кулак, а потом неглубокими и частыми затяжками скашивал её до самого фильтра. Вовка курил, как английский джентльмен в клубе для рождённых править Британией. Он делал это не спеша, затягивался глубоко, окутывал себя дымом и, добравшись до середины сигареты, небрежно закруглялся.

– Опять бычок не затушил, – попенял Санька другу. – В какой раз уже. Хошь, чтоб степь полыхнула?

Вовка молча слез с коня и направился к дымившемуся окурку.

– Давай – скажи ещё, что зелёнка кругом, – наседал Санька, – что негде палу зародиться.

Вовка не реагировал.

– Игнорируешь меня? – психанул Санька. – Давай, давай! А я тебе пока про шалгиновскую дойку расскажу. Горела, как ненормальная. Пока вся не выгорела – фиг успокоилась. Два трупа – кассирша и управляющий. И это без доярок и животины, – кто их там считал!?

– Так там вообще проводка замкнула, – не выдержал Вовка. – Некорректный пример.

– Хорошо. Сейчас мы поедем в Шалгиново, и ты всей деревне скажешь: «Куча трупов – это некорректный пример». А я в сторонке постою и посмотрю, чё с тобой сделают… Короче, закон о куреве знаешь?

– Знаю.

– Забудь.

– Как?!

– КАком!.. Нет такого закона. Есть заповедь. Закон – это когда перед другими отчитываешься, заповедь – перед собой отчёт. В воде по горло стоишь – и то затуши.

Молодецкий свист со стороны подвыпившей компании…

– О-па, – замерев, произнёс Вовка. – Про самцов-то ты и забыл в своих наблюдениях. Кажись, клюнули.

– Я ж говорил! – вмиг воскрес Санька и затараторил: «Главно – не кипишись под клиентом. Видать, не зря ты чуть два раза не навернулся! Короче, самим не стоит подъезжать, а то подумают, что оно нам надо. Пусть сами подходят, хотя опять же вдруг им лень».

– Заткнись уже, – улыбнувшись, обрубил Вовка.

3

– Здорово, пацаны, – обратился к нашим верховым худощавый высокий парень, одетый в военные штаны и футболку. – Нам бы прокатиться. Как смотрите на это?

– Там нам это – некогда, – ответил Санька. – Скотину надо гнать.

– Да пусть пока тут попасётся, – сказал парень. – Поди, ничё.

– Трава на этом пятаке беспонтовая, – возразил Санька. – Калорий – ноль. Не пожрут нормально – в зиму падежа жди.

– Да мы всего один час покатаемся!

– Ща каждый час – на вес золота. Поголовье вес набирает. А не наберёт – отрыгнётся потом. Знаешь, чё такое ослабевшую корову подымать? – В разгар жары Саньку обдало холодом, он вспомнил страшную зиму 2008-го, колхозный гурт, себя пятнадцатилетнего. – Одну оглоблю – под передние ноги, вторую – под задние. И вчетвером поднимали, значит…

А тут телёнок ещё трётся. Пытается к вымю подлезть. К лежачей-то. А мы её подымаем, а она опять падает. Мы её подымаем, а она – опять. Мы её на бок кантуем, чтоб молоко сдоить. А молока – хрен! Откуда ему взяться? Схудала, сил у неё нет. У неё сил, а у нас – кормов. Неурожай, сена на четыре дня осталось. Вставай, сука, орём. Телёнок у тебя. Лупим её, значит. Но её уже ничто не спасёт, все знают. Даже дроблёнка. Хоть в задницу пихай – толку ноль. Понос от дроблёнки откроется, ещё быстрее сдохнет. А потом…

Потом забиваем её. Телёнок орёт голода. И медленно умирает. Сутки, а то и двое. Это для вас две головы – не потеря. Канеш, когда целое стадо по кругу бродит. Вы и не заметите, если десяток-другой исчезнет. А для пастуха потеря одной головы – конкретная брешь в стаде. Глаз режет, как видать, что 37-ой нет. И маешься…

А ведь не одна голова тогда слегла. По утряни боялись КРС подымать. Идёшь и думаешь: «А вдруг и эта не встанет?» Когда все лежат спросонья, вроде как кажется, что у всех всё нормально. Но вот поднялась первая, вторая, десятая. А двадцатая полёживает, жвачку жуёт.

– Орбит, – попытался разрядить атмосферу Вовка. Неудачно.

Повисла тишина. Задумались кто о чём. Мёртвый телёнок неплохо создал атмосферу.

– А всё равно – круто вы гарцевали, – первым очнулся парень.

– Фигня, наши кони ещё не то могут, – хвастанул Вовка. – Могут и скинуть запросто.

Санька зыркнул на друга и стал выправлять ситуацию:

– Они резвые, когда мы их специально раскочегарим. А так – клячи клячами. Орлику сто лет. Идёт – спотыкается. Того и гляди – завалится и придавит ненароком. – Санька понял, что переборщил. – Правда, ни разу так и не упал. Ага, даже крена маломальского не даст. Не дождётесь, говорит. Дурацкий, короче, конь. Всех любит. Кормишь его, поишь, а эта дура неблагодарная всех готова на спину усадить: что хозяин ему, что Вася Петров.

– Говоришь, старый, а зубы вон – как фарфоровые, – с недоверием произнёс парень.

– Так вставные, – нашёлся Санька.

– Не гони. Чё-то не слыхал я про конских стоматологов.

– Ты и про педикюр конский сто пудов не слыхал, – встрял в разговор Вовка.

– За базаром следи, напарник, – сказал Санька. – Может, твой Лынзя и педикюр, а Орлик – мужик.

– Я про ковку копыт, неуч. На человечьем языке – педикюр.

– А-а-а, – с пониманием протянул Санька.

– А твой тоже спокойный? Не сбросит? – спросил парень у Вовки.

– Мой вообще пьяных любит, – соврал тот, увидев, как их нового знакомого чуток повело в сторону. – Это всё прежний хозяин. Он бухал каждый день, но за Лынзей смотрел, как надо. Вот ты сейчас дыхнёшь на коня – он как с хозяином прежним повстречается.

– Так я это махом, – сказал парень и подошёл к Лынзе.

– Лучше не надо, – сдав назад, предупредил Вовка. – У коня стресс может случиться. Сердце у него того – хоть и с арбуз, а всё же не каменное. Он уж тыщу лет хозяина не видел, а тут на тебе – яркая весточка в нос. Обширный конский инфаркт – не шутка. За ветеринаром ехать придётся. А у Дим Димыча одна микстура – забой. В общем, постепенно надо Лынзю к встрече с хозяином готовить. Пошатываться, горланить песни, материть райсобес.