Роман Сенчин - Мелочи Страница 5

– Я вот никуда никогда не рвался, – строго, с обидой заговорил Юрий Андреевич. – Просто делал свое дело прилично. На уровне. И не затерялся нигде. Это последние годы только… возраст уже все-таки. А сколько гастролей было! И вся Сибирь, Урал, Москва. На фестивалях бывал сколько раз. В восемьдесят четвертом в Ригу предлагали переезжать, в филармонии там работать. Я отказался. Будто знал, что так все будет там.

– В Ригу звали вас? – удивленно переспросил Борис.

– Да. Было такое… Сначала, честно говорю, жалел, забыть хотел, а потом бога благодарил. Сейчас бы что с нами было в этой Риге? По-латышски бы чирикали и с голоду пухли… Вот так… – и Юрий Андреевич залпом выпил свою водку.

Борис тяжело покачал головой.

– М-да-а… Но что же делать-то?… Все равно ведь надо за центры цепляться. Там все решается. Тут ведь… дичает все тут, – поболтал своим стаканчиком и бросил его содержимое в рот. – Ух-ха-а!

Посидели молча. Саша нетерпеливо поглядывал на часы. Наконец не выдержал:

– Ладно, я пойду.

– М-м, – кивнул Борис, – что ж, давай. – Спохватился: – А твое-то как мнение?

Саша снова присел. Подумал.

– Не знаю. Сложно это… Говорят же, два переезда – как один пожар.

– Вот-вот! – оживился Борис. – Я и говорю: надо с умом все делать. Место выбрать, все просчитать, почву там подготовить. Чтоб было где зарабатывать, детей обеспечить. Так ведь? Я к Томску склоняюсь – триста пятьдесят километров всего. А?…

– А Светланка-то как? – вспомнил свой вопрос Юрий Андреевич. – Как она к этой идее относится?

– Светлана… Ну, как… – снова замялся, поблек Борис. – Тоже думает. Боится. Всё вот от этого: боимся менять что-то всерьез. Лучше медленно плесневеть, чем попытаться… Ну, в общем, ладно…

Юрию Андреевичу стало жалко его, он почувствовал себя старшим, умудренным опытом товарищем, положил руку ему на плечо, приобнял:

– Борис, ты, пожалуйста, горячку не пори. Я не против в принципе. В принципе! Надо взвесить, со всех сторон посмотреть. Это ведь… Всю жизнь можно сломать. Но, в принципе, повторяю, я не против переезда вашего. Только помни, Борис: это твоя семья, ты за нее в ответе. А мы… Мы – чем можем, поможем.

– Да… Спасибо… – как-то беззащитно, неожиданно слабо произнес всегда уверенный в себе зять. – Спасибо…

– Уважаемые! – радостный голос со стороны. – Уважаемые, секундочку!

– Ну вот, – простонал Саша, – досиделись. Блин!

Подошли трое милиционеров. Сержант и два ефрейтора. Сержант поигрывал рацией.

– Пьем, ребята? – спросил он, разглядывая бутылку. – Хорошо-о.

– И что? Какие проблемы-то? – К Борису мгновенно вернулись самоуверенность и жесткость.

– Ну как же? Распитие спиртных напитков в общественном месте. Самое малое – штраф. Но вы уже в приличной кондиции, так что…

– Да ладно, какая кондиция? – фыркнул Борис. – Бутылку ноль семь на троих выпить не можем.

– Умеючи можно и с тридцати граммов умотаться, – с усмешкой сказал сержант.

– Ну, тебе, видно, лучше знать.

– Боря, Боря, – предостерегающе зашептал Юрий Андреевич, – не надо.

– Ладно, уважаемые, давайте решать, – объявил сержант. – В вытрезвитель едем? Вызывать машину?… Или как?

– Мы же трезвые почти, – жалобно сказал Саша. – Честно.

– Хм! Там и определят: трезвые, пьяные. Там врач у нас…

– А сколько штраф? – перебил Борис.

– Сто шестьдесят с человека. Распитие спиртных напитков в общественном…

– Понятно, – Борис раскрыл сумочку, не вынимая пачку, стал отсчитывать нужную сумму.

Сержант повесил рацию на ремень. Строго и одновременно заговорщицки сказал:

– И через десять минут я вас тут не увижу. Договорились?

– Борь, извини, сейчас нет. Я с получки сразу отдам, – говорил Юрий Андреевич, когда шли по улице; шли неизвестно куда, лишь бы подальше от скверика.

– Да бросьте! – возмущался зять. – Фигня это, мелочь. Им тоже жить надо, у них зарплата три тыщи. Пускай…

Как только штраф был уплачен, Саша убежал домой; Юрий Андреевич тоже хотел идти к себе, но вместо этого шагал куда-то вместе с Борисом. Что-то не отпускало от него, держало. Наверное, нужно было убедить его как следует, чтобы не принимал поспешных решений. Не совершил ошибку.

Оказались на перекрестке улиц Ленина и Трудовой. Если идти по Трудовой, то через десять минут Юрий Андреевич окажется дома. Раздеться, разложить диван и упасть. Вытянуться, суставы так хрустнут приятно… Господи, на старости лет чуть в вытрезвитель не загремел! Да к тому же вместе с сыном…

– Ну что, Борис, – протянул руку Юрий Андреевич, – счастливо. Только еще раз прошу…

– Может, по пиву? – перебил тот, как-то резко, тревожно озираясь. – На посошок.

– А не перебор уже?

– Да ну! Суббота, дело к вечеру. Иногда можно ведь.

Подошли к ларьку. Борис сунул в окошечко сотку:

– Два «Невских» и два полосатика. И открыть. – Повернувшись к Юрию Андреевичу, признался: – Муторно чего-то. Знаете, как будто заехал куда-то, и впереди трясина, и сзади. И надо аккуратно выруливать… В-во-о! – другим тоном воскликнул, принимая покупки. – Сколько там сдачи?… Не надо тогда, у нас праздник сегодня. Пианино купили!.. Держите, – подал бутылку и пакетик с рыбкой Юрию Андреевичу. – Вон скамейка как раз.

– Скамейка… – Юрий Андреевич невесело усмехнулся.

– Да пиво можно.

– Вроде же был закон…

– А-а, все пьют. Пиво можно.

Сели на скамейку возле почтамта. Мимо по тротуару шли люди. Их было немного, как и всегда по субботам, – в субботу в основном сидят дома, убираются, спят, смотрят телевизор. Суббота – мертвый день в их городе.

– Нет, Борис, если ты считаешь, что вот просто необходимо, то я, конечно, не против, – сказал неожиданно для себя Юрий Андреевич. – Ты человек серьезный, сильный. Честно-то – прав ты. Как бы у меня все сложилось, если бы я не здесь жизнь прожил?… Последние десять лет совсем как во сне каком-то. Недавно только проснулся. Вот взял однажды и просто начал играть, и мелодия появилась такая… так зацепила. И не отпускает. А записать – не могу. Все утро сегодня пробовал – без толку. Разучился. Разучился ноты писать. Звук ведь, тон, точнее, – это одно; а знак, который его обозначает, – другое. А раньше даже не замечал. Само… – Юрий Андреевич отпил пива. – Знаешь, как мы выступали? Самым модным ансамблем в крае были в восьмидесятые.

– Да я знаю, Юрий Андреич. Кому ни скажу из старших, кто у меня тесть, и сразу: «О, помним! Билеты с рук покупали. Отличный был джаз!» Спрашивают, как вы, где.

Юрий Андреевич поежился, покряхтел, глаза зацарапались. Нервно поправил очки.

– Ну вот, скажи: так вот. Таким вот стал…

– Ю-урий Андреич! – теперь уже Борис его обнял. – Все нормально, Юрий Андреич. Наладится. А эт самое… Давайте возродим ансамбль? Сейчас такая мода на живую музыку! Нарасхват будете. А?

Только на днях Юрий Андреевич думал о том же самом, приглядывался в подсобке к ребятам и готов был предложить. Но сейчас, услышав свою же мысль от Бориса, понял: несбыточно это и смешно. Так же какой-нибудь заболевший смертельной болезнью начинает хлопотать о здоровье…

– Как он у вас назывался? А?

– Кто? – не понял Юрий Андреевич.

– Ансамбль ваш.

– Ансамбль… Я в нескольких играл… Лучший, тот… – Юрий Андреевич вспомнил название и усмехнулся: – «Палитра».

– «Палитра»… Неплохо. Красиво… Красивое название. А люди-то как, живы, с кем играли? Музыканты?

– Да куда они денутся?… Почти все там же, в училище – работаем вместе. Они меня туда и затащили, когда оркестр закрылся.

– М-м, тем более! – Борис энергично допил пиво. – Ох-х! Ну и вот, давайте восстановим? Я насчет выступлений договорюсь. Юрий Андреич? Вон клубы у нас какие открылись, и дрыгаются под компьютеры. А ведь живая-то музыка!.. А?…

Юрий Андреевич надолго приложился к бутылке, тоже допил. И, кажется, стал трезвее. Вздохнул:

– Ладно, Борь, ладно… Как ты там сказал? Поезд ушел, рельсы разобрали.

– Да ну! Это так, под настроение… Давайте обдумаем и на той неделе поговорим. Добро-о?

– Добро.

Поднялись, аккуратно опустили бутылки в урну.

– В общем, – энергично оправляя одежду, сказал Борис, – в понедельник вечером созвонимся. Поговорите с музыкантами. Реально ведь всё, силы надо только приложить…

– Да, да, – Юрий Андреевич хотел сейчас одного – скорее попрощаться с Борисом; он боялся, что возьмет и побежит по ребятам, будет стучаться в двери и предлагать возродить «Палитру». – Да, Борь, до понедельника… Нет, лучше во вторник. Понедельник – тяжелый день, то, сё… Во вторник.

…Юрий Андреевич быстро шел по Трудовой, мимо знакомых с детства домов – серых, каменных, вечных – с магазинами, парикмахерскими, сберкассами, ювелирными на первом этаже и просторными квартирами на остальных шести… Он перешагивал бугры на асфальте, который упорно разрывали корни тополей. Раз в несколько лет корни вырубали, асфальт клали новый, но вскоре он опять вспучивался…