Наталья Баклина - Квартира, муж и амнезия Страница 5

– Почему не понравилась? Очень славная тётка, – не согласилась с подругой Рита. – Встретила меня в штыки, а потом сама же и мириться пришла. Мол, если бы знала, что у тёти Таи есть племянница, обязательно бы мне о смерти сообщила. Говорит, что помогала тётке по хозяйству, за квартирой присматривала.

– Вот-вот, такие заботливые только и мечтают, как бы оттяпать квартиры у одиноких старушек, – хмыкнула Майка. – Вот бесилась, наверное, что ты объявилась! Тут в Москве, я читала, с квартирами целая мафия орудует. Слушай, а может эта Тамарочка – какая-нибудь мошенница? Какая-то она подозрительно облезлая для такого дома. Везде мрамор, ковры, зеркала, а она выглядит, как домработница.

– А она и есть домработница. В пятой квартире какой-то дипломат живет, он с семьёй в Лондон уехал на полгода, а Тамарочку оставил за квартирой приглядывать. И прекрати ты эти свои фантазии! Никакая она не мошенница, тётя Тая ей колечко подарила, так Тамарочка пыталась мне его вернуть!

– А ты не взяла, конечно?

– Нет, оно всё равно мне большое! Размер восемнадцатый, наверное!

– А у тебя?

– Шестнадцатый. Так что колечко пусть Тамарочка носит. Нет, правда, она славная тётка! Компанейская. Развлекает меня иногда, в гости забегает. Я же тут в Москве пока не знаю никого. На работе народ доброжелательный, но дистанцию держит. Соседей, кроме Тамарочки, тоже больше нет вменяемых. На первом этаже офисы, на втором в одной квартире живут иностранцы какие-то. Немцы, кажется. Вторая квартира пустая пока стоит.

– А с работой у тебя что? Как фирма-то называется?

– «Измерин»

– Из чего мерин?

– Майка, не издевайся! Никаких меринов, компания измерительной аппаратурой занимается. Монометры там всякие, контроллеры для котлов, для трубопроводов. По всей стране, по всей Европе торгуем, между прочим!

– Всё хорошо, значит, у тебя складывается, если неделю всего работаешь, а уже в Прагу едешь!

– Да вроде хорошо всё. Там начинается международная выставка, шеф надеется новых покупателей найти, договоры заключить. Меня с собой берёт для поддержки.

– С этого места поподробнее! В деталях! – оживилась Майка.

– Что за шеф, сколько лет? Симпатичный? Перспективный?

– Майка, прекрати. Я буду ему во время переговоров переводить и документы на английском составлять. И всё!

– Правда, что ли, всё? – скривилась подруга. – Так не интересно! Я думала, ты мне расскажешь про зарождающуюся роковую страсть…

Рита рассмеялась, представив серьёзное сосредоточенное лицо шефа:

– Нет, Майка, от этого страстей не дождешься! Официален, сух, деловит. Параграф, а не мужик! А мне и лучше, я ведь работать пришла, а не спать с ним. А страстей захочется, телевизор посмотрю. Или Тамарочкины рассказы о её Толике-паразите послушаю!

– И всё-таки не понравилась она мне, – не сдавалась Майка. – Вроде смотрит, улыбается, а спиной к ней поворачиваться не хочется.

– Ну и не поворачивайся! Ты, по-моему, просто ревнуешь, что я с ней подружилась. Не ревнуй, ты – подруга номер один. Навсегда.

Подруги никак не засыпали, всё болтали. Говорили о прошлом, вспоминали Риткиных родителей. Вспомнили, как папа на её день рождения водил девчонок в кафе-мороженое, разрешил заказать, сколько хочешь, но чтобы всё съели! И они заказали по двести граммов пломбира, объелись уже на половине порции, и потом с месяц не могли на мороженое смотреть. Или как к восьмому марта они решили испечь для мам пироги. Начали с Риткиной мамы, и та, попробовав подгоревший и воняющей содой корж с вареньем (Майка перепутала и насыпала соды столовую ложку с верхом), похвалила стряпух. А потом вместе с ними испекла кекс для Майкиной мамы, и позвала Майкиных родителей в гости, и они пили чай вшестером. Майкин и Риткин отцы расхваливали девчонок, и те сидели гордые и уверенные, что это у них так всё отлично получилось. А мама просто немножко помогла.

Потом вспомнили, как Майка полтора года назад в гости приезжала, оказавшись по случаю в Москве и махнув к Ритке. А что, после тюменских расстояний до их города от от Москвы три часа езды – «Да не вопрос»! Это Майка так говорила, когда хотела закрыть ясную для неё тему. Хотя там, в пропахшей болезнью квартире, даже искромётная Майка пригасла, поутратила задор, поскорее утащила Ритку в кафешку, сунув деньги сиделке Марии Сергеевне. («Майка, ты что, не надо!» «Да не вопрос, подруга. Заработала, могу себе позволить!»)

А потом, в кафешке, она пичкала Риту пирожными, чёрным кофе, и ликёру купила вишневого, и по руке её гладила всё время. А потом разревелась, обняв подругу и причитая: «Ритка, ну как же так, ну что же делать-то теперь, а?» А та гладила Майку по голове напряжённой рукой и успокаивала: «Ничего, ничего, я справляюсь. И Мария Сергеевна мне помогает!» Не могла она тогда реветь вместе с Майкой. Если бы разревелась, растеклась бы мокрой лужею, то вряд ли удалось бы ей собраться обратно. Майка, видно, что-то такое почувствовала, потому что быстро прекратила реветь и, пошмыгивая распухшим носом, вручила Рите толстенькую пачку пятисоток: «Вот, на лекарства. Я премию получила за последние исследования. И не вздумай отказываться». Рита и не вздумала. Долгая болезнь матери сожрала все их тюменские накопления, и она уже влезла в долги, взяв в местном банке грабительский кредит под сорок процентов годовых.

– Слушай, повезло всё-таки тебе с этой квартирой, правда? – сказала Майка сонным уже голосом.

– Да, повезло. Я и не мечтала, что буду в центре Москвы жить. Может, после своих джунглей поживешь у меня хоть немного? – спросила Рита.

– Да не вопрос, – пробормотала подруга и затихла. Заснула, наверное. А Ритка так и не заснула. Она вспоминала родителей и чувствовала, что сегодняшний Майкин визит будто расшатал в ней какую-то плотину, и что теперь она сможет вспоминать отца и думать о маме без чувства безвозвратной, окончательной, неисправимой потери.

**

Ритка так и проворочалась, отсчитывая далёкие удары курантов, пока к ним не присоединился звонок будильника. Потом хлопотала с ранним завтраком, вызывала для Майки такси («Буду я ещё до Шереметьево на всяких метро-автобусах добираться! Опоздаю на самолёт – вся экономия боком выйдет!»), потом сама собиралась, наспех кидая в сумку всё, что не успела собрать вчера, отвлечённая Майкиным визитом. Самой Ритке платить за такси восемьсот рублей было жаль, поэтому она вышла из дома в восемь, за четыре часа до вылета, добралась в метро до «Павелецкой», потом ехала в скоростной электричке до Домодедово – надо было успеть заранее, билеты-то у неё! Потом встречала шефа, потом проходила регистрацию. И только потом расслабилась. Всё, успела!

– Рита, до посадки еще больше часа, я предлагаю сходить в кафе, перекусить, – сказал шеф. Произнёс первую фразу за всё время, если не считать «здравствуйте» и «пойдёмте».

– Пойдёмте, – отозвалась Рита. Есть действительно хотелось.

Они зашли в какую-то выгородку: часть зала была обнесена забором-плетнем, поверху натыканы пластмассовые подсолнухи и пара крынок. Внутри – несколько столиков, в углу – телега с горшками и тарелками. В тарелки горкой навалены всякие салаты-винегреты. Какой-то пожилой господин накладывал себе из горшка варёный картофель.

К столику подскочил официант, одетый в косоворотку, эдакий добрый молодец. И положил перед ними две папочки в обложках, оформленных под бересту:

– Пожалуйста, меню!

– Рита, вы хотите заказать что-нибудь горячее? – спросил шеф. – Или предпочтёте телегу?

– Телегу? – не поняла Ритка.

– Ну вон, видите, где закуски расставлены. Можно подходить и набирать всё, что нравится. Или горячее закажем?

– А мы успеем до самолета? – засомневалась девушка. – Меньше часа до вылета осталось, а нам ещё таможню проходить.

– Действительно, – согласился шеф и распорядился: – две телеги и два кофе… Вы же кофе будете?

– Буду, – кивнула Рита, которой стало всё равно, что пить. Она вдруг отчётливо вспомнила, что оставила свои транквилизаторы в ванной на полочке. И как же она будет лететь без таблеток?

– Одну минуточку, – слегка поклонился «добрый молодец» и исчез. А шеф достал из портфеля газету и спросил, разворачивая страницы:

– У вас что-то случилось?

– Нет. Почему вы так решили?

– Вы побледнели, и у вас глаза застыли.

– А, это… Я вспомнила, что не взяла успокоительное. Я очень, просто панически, боюсь летать.

– Да? – повел на неё бровью шеф и уткнулся в свою газету. А когда официант принес приборы и две пустые тарелки попросил:

– И принесите ещё пятьдесят граммов коньяку. Пойдёмте, Рита, посмотрим, что они там наготовили.

Он первым поднялся из-за стола, отправившись к телеге с горшками. Рита поплелась следом и безучастно оглядела русскую версию «шведского стола»: капуста свежая, капуста квашенная, огурцы, помидоры, зелёная редька с какими-то сухариками, грибы, ещё какие-то салаты наструганы, селёдка. В горшках – картошка и гречневая каша. Есть ей совершенно расхотелось – желудок сводило от ужаса предстоящего полёта.