Роман Сенчин - Абсолютное соло (сборник) Страница 5

Он был болен туберкулезом, но, следуя учению индийских йогов, с которыми познакомился по пути из Новой Зеландии, сумел вылечиться. С тех пор Уилсон признавал лишь пост и молитву, а не лекарства.

Совершенно случайно в старой газете он прочитал статью об экспедиции на Вершину двадцать четвертого года. Узнал, что такое шерпы, яки, ледник… И решил стать первым человеком, побывавшим на высочайшей горе мира.

На имеющиеся у него деньги Уилсон купил подержанный самолет, поступил в аэроклуб. После нескольких занятий, научившись взлетать и приземляться, он отправился в Гималаи. В штурманской кабине лежала палатка, спальный мешок и несколько банок консервов… Невероятно, но ему удалось из Англии добраться до восточных районов Индии. По пути в восемь тысяч километров его многократно грозились сбить, то и дело возникали сложности с заправкой самолета горючим, но судьба пока что к нему благоволила. Правда, перелететь в Непал не удалось. Уилсон продал самолет и, хотя и в пешем путешествии ему было отказано, в одежде буддистского паломника пробрался в Тибет. Он притворялся глухонемым и шел в основном по ночам, преодолевая за сутки не более двадцати пяти километров. Его преследовали снегопады, дожди с градом, оползни. Но в конце концов Уилсон записал в дневнике, что увидел Вершину. Это было весной 1934 года.

Оказавшись в монастыре Ронгбук, он добился аудиенции у настоятеля. Верховный лама, понимавший по-английски, выслушал Уилсона, поразился его мужеству и решимости и благословил на восхождение.

Проснувшись на следующий день, Уилсон услышал проникновенное пение монахов. «Они молятся за меня!» – тут же записал он в дневнике. Погода была прекрасной, и Уилсон начал подъем. Вскоре достиг Ронгбукского ледника, и здесь подолгу петлял в лабиринтах из ледовых башен, обходил многокилометровые трещины, скальные блоки. Но все же он двигался вперед… Затем начались ледовые поля. Уилсон не понимал, как идти по льду – у него не было даже кошек! И все-таки он достиг высоты 6035 метров (совсем неплохо для неподготовленного человека!) Тут повалил снег. Ослабевший Уилсон проглотил несколько фиников и немного хлеба.

После морозной ночи в палатке он снова пошел вверх, и через два дня на высоте 6250 метров попал в снежную бурю… Хромая, с болью в суставах, он вернулся в Ронгбук. Его глаза были обожжены, горло болело. Пока монахи готовили горячую еду, Уилсон записал неразборчивыми каракулями: «Я не сдаюсь. Я по-прежнему уверен, что сделаю это…»

Пролежав четыре дня, он стал готовиться к новой попытке. Однако его левый глаз совершенно заплыл, а левая половина лица онемела. Лечился голодом, принимал участие в буддистских церемониях… Постепенно восстановив силы, он снова отправился в путь.

На этот раз Уилсон достиг высоты 6748 метров и здесь обнаружил склад с продовольствием экспедиции, которая состоялась за год до этого. Ободренный находкой, он тут же сделал запись в дневнике: «Вершина и путь к ней теперь совершенно изучены. Пройти осталось всего 2100 метров». Но снова началась буря, которая пять дней держала Уилсона в палатке. Как только погода улучшилась, он пополз вперед.

Четыре дня метр за метром отважный одиночка приближался к Вершине. Ночевал в спальном мешке под открытым небом, задыхаясь, бил ступени, ввинчивал ледовые крючья. Наконец он стоял у подножия последнего участка над Северным седлом. Впереди была отвесная и гладкая стена… После нескольких неудачных попыток преодолеть или обогнуть стену Уилсон вернулся в палатку.

Его тело нашли годом позже; альпинисты похоронили Уилсона в трещине ледника, взяв с собой только дневник… Многие считали и считают его сумасшедшим, мне же он ближе и симпатичнее легиона тех, кто живет в уютных домиках и копит деньги на старость. Эти мудрые долгожители называют сумасшедшим любого, кто не похож на них…

Через тринадцать лет после Уилсона в Гималаях появился новый одиночка, одержимый идеей взойти на Вершину. При себе он имел спальный мешок на гусином пуху, две палатки, веревку, самодельные кошки, шлем, рукавицы, снегозащитные очки, пакетик сухого мяса и двести пятьдесят фунтов в кармане. Это был канадец Денман, несколько лет проживший в Африке. Он давно увлекался альпинизмом, но более как теоретик. Тем не менее он всерьез рассчитывал постоять на высочайшей точке планеты.

Сопровождать его согласился Тенцинг Норгей, тридцатидвухлетний шерпа, не раз уже принимавший участие в экспедициях.

Обитатели Ронгбукского монастыря откровенно смеялись над убогостью снаряжения Денмана – они привыкли видеть других горовосходителей.

Вершина, которая возвышалась над монастырем, ошеломила Денмана, он даже подумывал отказаться от своего плана, но 10 апреля 1947 года вместе с Тенцингом все же двинулся в путь.

Они пошли традиционным маршрутом в направлении Северного седла. После жизни в Африке гималайский холод до того мучил Денмана, что ему приходилось спать в одном мешке с Тенцингом. Также он страдал от недостатка кислорода – на акклиматизацию у него не было ни времени, ни средств…

Выше Северного седла подняться им не удалось – начались сильные бури. Денман признал себя побежденным и вернулся в Африку, на прощание подарив своему спутнику шлем… В пятьдесят третьем, когда Тенцинг вместе с Эдмундом Хиллари стоял на Вершине, на его голове был этот шлем. Символично…

В семьдесят пятом году Вершины достиг англичанин Берк, но он был участником большой экспедиции и прошел в одиночку лишь последние двести метров. К тому же после восхождения его больше не видели… Я же планирую совершить действительно одиночное восхождение – абсолютное соло, – поднявшись с Ронгбукского ледника, с высоты 6500 метров, и постараться вернуться живым.

И вот наступило ясное, тихое утро 17 августа, когда я наконец-то смог сказать Нине:

– Сегодня занесу рюкзак под Северное седло.

Торопливо, как-то слишком поспешно, Нина кивнула. Мне хочется услышать ее голос, какие-то важные слова, но она просто кивает…

После завтрака я собрал необходимое: продукты на пять дней, горючее для плитки, спальный мешок, бивачная палатка, фотоаппарат, минеральная вода… Оставлю рюкзак на пятьсот метров выше нашего лагеря и тем самым смогу сэкономить силы и время завтра, когда, по моим расчетам, я должен пройти большую часть подъема.

Подъем на Северное седло – сложнейший этап восхождения. Перепады высот составляют почти полкилометра, здесь масса трещин и велика вероятность схода лавин. Мне, одиночке, нужно думать не только о лавинной опасности, но и о том, чтобы без веревки и крючьев благополучно преодолеть трещины.

У меня нет рации, я совершенно сознательно хочу подняться без всякого контакта с внешним миром. Не говоря о том, что Нина не сможет мне чем-либо помочь, попади я в беду, я сам не хочу подвергать опасности ее жизнь из-за меня. Я добровольно иду на риск, и только в том случае, если нет никакой связи с другими людьми, никакой подстраховки, даже психологической, восхождение можно назвать по-настоящему одиночным…

За последние недели выпало чудовищное количество снега, но благодаря теплым дням и двум морозным ночам он осел и уплотнился. Фирн так тверд, что подошвы моих ботинок оставляют на нем лишь еле заметные отпечатки.

Почти пробежав около двухсот метров, постепенно сбавляю темп. Начинаю считать шаги. Сделав пятьдесят – останавливаюсь и передыхаю. Очень помогают лыжные палки – они играют роль второй пары ног.

Подножия Северного седла достигаю почти без труда. Погода прекрасная – ни одной тучи, солнце припекает, но воздух прохладен, дышать легко. Тянет – ох как тянет! – идти дальше, взобраться на седловину… Нет. Здесь самое удобное место, чтобы оставить рюкзак, а завтра утром… Да, завтра… До завтра.

Ставлю рюкзак в неглубокую ледовую нишу. Фиксирую его титановым, моей конструкции, ледорубом, сверху на ледоруб вешаю кошки…

– Я потрясена! Ты так быстро поднимался! – встречает меня Нина. – Я видела весь твой путь в бинокль. За каких-нибудь два часа!.. – И еще много-много восторженных слов.

Киваю, но почти не слышу ее. Если сейчас я начну отвечать, общаться, то наверняка сорвусь и нагрублю или, что хуже, расслаблюсь. Дойти до Северного седла – пустяк. Вот дальше… Я пью воду и забираюсь в спальный мешок.

Весь остаток дня, всю ночь я чувствую, что готов вскочить в любую секунду. Вскочить и пойти. Даже во сне я с трудом заставляю себя лежать спокойно. Я весь в нетерпении и ожидании утра, весь в наблюдении за тем, что происходит снаружи палатки.

Сквозь сон определяю, что воздух слишком теплый, почти парной. Где-то неподалеку слышатся скрипы и потрескивания, иногда – ухающие стоны оседающего снега, шелест мелких обвалов. Черт, фирн наверняка ослабнет!.. Но беспокойство не может поколебать уверенности – вот-вот я поднимусь, оденусь и совершу великий бросок… Скорей бы рассвет…