Алла Лазарева - Бык и бабочка Страница 5

Ева поворачивает голову и смотрит на часы. Часто смотря на часы, Ева особенно остро ощущает, что времени остается все меньше и меньше. Раньше, она торопила его, а сейчас ей хочется остановить его, чтобы почувствовать прелесть ускользающей жизни. Но его невозможно остановить в жизни, его можно остановить только в спектакле. А в жизни оно тикает, тикает, тикает. Секунды Еве напоминают семечки, которые она нещадно грызет зубами. Однажды, когда Ева была маленькой девочкой, она подставила стул и отломала стрелки часов, которые висели у них в гостиной. Но несмотря на это, время продолжало идти, и это стало первым знаменательным открытием в ее жизни. Стрелок нет. А они все равно тикают, время все равно неумолимо идет вперед. Думая о времени, Ева не может думать о спектакле. Поэтому она отключает время в своей голове и вообще часто голову отключает. Она давно заметила, что с отключенной головой легче работается. Потому что начинает думать душа. Голова и время часто мешает душе жить в полную силу.

Ева придумала женщину-призрака в красном платье, а еще в спектакле одна из главных ролей принадлежит сорока мужчинам, которые олицетворяют собой сорок дней после смерти любви. Ева пока не придумала, как это все совместить, но она точно знает, что видение картины в целом придет к ней чуть попозже. И, щелкая семечки, она уже чувствует, как озаренье идет. У Евы не возникает сомнений, что спектакль будет готов точно в срок. Он как будто сам создается, а она только помогает ему родиться на свет. Как повивальная бабка при родах.

Больше всего Ева любит раннее утро, которое наступает около пяти часов утра. Это волшебное время для Евы. Обычно в это время она, если не спит, подходит к окну, чтобы как рядовой офицер отдать честь новому дню, возникающему у нее глазах. Ева служит каждому дню своей жизни, которые она посвящает искусству. И ее жизнь ею самой измеряется не в годах, которые она прожила, а в спектаклях, которые она создавала.

– Если я завтра приду, и здесь еще не будет заделана эта дыра, то я буду очень злиться, – говорит Ева голосом, звенящим энергией недовольства. Ева показывает рукой на пол, пробитый рабочими, устанавливающими винтовую лестницу на сцене. – Я, конечно, понимаю, что сцена у нас женского рода, но не до такой же степени, чтобы у нее были такие ярко выраженные половые щели. Это, господа, уже называется порнография. А мы тут занимаемся искусством, и только иногда порнографией. Так что когда я завтра приду, чтобы ее здесь не было. Она меня сбивает с ритма мыслительной деятельности, – приподняв бровь, говорит она.

Ева вообще пошло шутит и часто смеется, как мужик, над своими шутками. Она может зайти на сцену раскинутыми в стороны руками и сказать: «Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела!». Это шутка, у нее все шутки такие, и все смеются над ними, ведь это же Ева. Она может запросто подойти к какой-нибудь молодой актрисе с хорошими формами и, заглянув в ее ложбинку, спросить: «Ну и почем нынче килограмм грудей?». Ей все прощается, но близко к себе Ева не подпускает, простые смертные всегда должны знать дистанцию и ее соблюдать, они должны знать то, что обычно выражается в словах: «Где ты, а где я». Это может быть выражено и в таких речевых оборотах: «Адмирал Нахимов» и маленькая моторная лодочка, Мать-Земля и пыль на подоконнике, Королева и ее подданные, а также другими сравнениями, подчеркивающими ее значимость. Она, разумеется, всегда первое, а все остальные – второе, которое может меняться в зависимости от ее настроения. Но даже несмотря это ее все любят, потому что монарх строг, но справедлив.

Рабочие знают, что у Евы блестящий матерный русский, поэтому они догадываются, что их ждет, если дыра не будет заделана вовремя. Но на самом деле Еве наплевать на эту дыру, которая возникла только недавно. Еве хочется просто что-то сказать, послушать свой голос, самовыразиться. Она чувствует в себе желание поговорить, и чтобы ее при этом слушали. Она хочет сыграть роль строптивой и исполненной гнева женщины, и она себе дает эту роль. Она себе это позволяет. Если бы не было этой дыры, Ева нашла бы к чему ей придраться. В крайнем случае, она сама бы сделала эту дыру, а потом долго допытывалась о том, кто ее сотворил.

– Ева Александровна, я хотела обсудить с вами кандидатуру моего знакомого, который хочет попробовать свои силы в массовке, – произносит Элона, дождавшаяся пока Ева немного притихнет.

Элона кажется, что Ева уже выпустила свой пар, поэтому сейчас ее можно будет просить об услуге, и она вряд ли откажет. Конечно, просить Еву о чем-либо для Элоны унизительно, но еще более унизительно для нее – это провести остаток жизни не в столице. Поэтому Элона ненадолго, всего на один разговор с Евой смиряет гордость.

Конец ознакомительного фрагмента.