Юрий Кузнецов - Не сказки Страница 5

– Завтра к 10.00 к нему на ковёр! – многообещающе закончил комендант. – Думаю, речь пойдёт об отчислении из института! Свободны!

Мы с Петровичем выскочили из кабинета как ошпаренные.

– К Липатычу? – предложил я.

Петрович молча кивнул. Но приятеля в комнате не оказалось.

– К Володьке? – спросил Василий.

Теперь была моя очередь кивать.

– Каким ветром? – удивился шкодник. – А я как раз собирался к вам. Липатыч не рассказывал, как мы вчера погулеванили? Как сейчас помню, идёт он по коридору, двух подружек за талии обнимает, а у тех ноги на полметра над полом болтаются…

– Нету больше Липатыча! – вздохнул Петрович.

– Да что ты такое говоришь? – испугался Володька. – Ещё вчера был живее всех живых…

– Пропал куда-то! – поспешил пояснить я, заметив, что парень прямо-таки весь побелел. – Он, часом, домой не собирался?

– Не помню, – честно ответил Володька, добросовестно подумав минуту-другую.

– А как ленинский стенд обдирал? – грозно поинтересовался Петрович.

– Это помню! – потупился Володька. – Не пойму, что на меня нашло…

– Завтра у проректора поймёшь! – зловещим шёпотом пообещал я. – Нас к десяти утра на ковёр пригласили, всех четверых…

– Как до него-то дошло? – удивился приятель.

– Комендант расстарался! – пояснил Василий.

– Как выкручиваться-то будем? – вернул я всех к главному.

Мы сосредоточенно нахмурили лбы, пытаясь придумать хоть что-нибудь для облегчения своей незавидной участи.

– Придётся рассказать отцу! – горестно вздохнул Володька. – Они с комендантом – бывшие военные. – Может, найдут общий язык…

– Вот это правильно! – поддержал его Петрович. – А мы посоветуемся с председателем студсовета общежития. Гриша – человек бывалый, за пять лет жизни в общежитии всякого повидал.

Вернувшись домой, мы направились к председателю студсовета. Дверь нам открыл сам Гриша, здоровенный парень с всклоченной шевелюрой и с окладистой чёрной бородой.

Выслушав нас, он надолго задумался.

– Я думаю, дело было так: Володька оступился, взмахнул руками и нечаянно задел стенд, несколько листочков с Ильичом и упало, – наконец, заявил он. – Идите к бабе Груше домой, в ногах валяйтесь, но пусть она письменно подтвердит, что всё так и было. Потом – к жене аспиранта. И вечерком с объяснительными – ко мне. А я с утра пораньше – к проректору. Попрошу передать это дело в студсовет. Смотрите, если выгорит, вы у меня одним спасибо не отделаетесь!

– За нами не заржавеет! – обрадовано согласились мы.

Агриппина Митрофановна встретила нас на удивление приветливо.

– Здравствуйте, здравствуйте, ребятишки! – ласковой скороговоркой произнесла она. – Предупреждала же, что добром не кончится. Я уж и сама не рада, что коменданту сообщила. Листочки-то я все собрала, утюгом разгладила и на место прилепила, почти ничего и не заметно. Ну, ладно, бог не выдаст, свинья не съест! Напишу, как вы просите, авось, обойдётся.

– Сослепу-то ведь могла и не разобрать, кто там был, кто кого толкнул, – усмехнулась она.

Жена аспиранта Лида встретила нас с улыбкой: – Что, пришли, разбойнички! А где главный-то виновник?

– Вот, я написала, как вы просили, – спустя некоторое время протянула она лист бумаги. – Но вы уж впредь ведите себя осторожней, даже если в чём-то и не согласны с линией партии. А то загремите под фанфары!

Наутро мы с Петровичем отправились на встречу с проректором. Ни Володька, ни Липатыч так и не появились. Последний, похоже, так и не вернулся из дома, а отсутствие Володьки можно было объяснить тем, что его отцу удалось договориться с комендантом.

Секретарь попросила подождать: – Там комендант общежития и председатель студ-совета…

Через полчаса ожидания, показавшимися нам нестерпимо долгими, из дверей кабинета вышел комендант. Он зыркнул на нас, буркнул что-то и, как всегда, чеканя шаг, покинул приёмную. Гриша вышел следом, подмигивая и показывая поднятый вверх большой палец.

– Света, пригласи студентов! – услышали мы по громкоговорящей связи.

Секретарь кивнула нам на дверь, прошептав: – Ни пуха, ни пера, мальчики!

Проректор молча указал на стулья и принялся перебирать какие-то бумажки.

Найдя нужную, он пробежался по ней взглядом, как будто освежая в памяти содержание, взглянул на нас: – Ваше дело передано в студсовет!

Проректор снова уткнулся в кипу бумаг, показывая всем видом, что ему не до каких-то там второкурсников, расшалившихся на лестничной площадке.

Дома Гриша рассказал нам, что со слов коменданта главным дебоширом оказался Липатыч, это он толкнул Володьку на стенд.

– А вот в этих бумажках написано по-другому, – потряс проректор переданными ему Гришей заявлениями свидетелей.

Комендант побагровел и прошипел, обращаясь к Григорию: – Успели подсуетиться, да?

– Что вы? – усмехнулся Гриша, сделав честные глаза. – Всё – правда, чистая правда, и ничего, кроме правды!

– Я вижу, вы мне не верите? – буркнул комендант. – Ну, тогда разбирайтесь сами с этими…

Не найдя подходящего слова или не решившись его произнести вслух, он вскочил и пулей вылетел из кабинета.

– Липатыча придётся на полгодика выселить из общежития, – закончил Гриша. – Должны же мы как-то отреагировать на заявление коменданта. А когда вся эта история позабудется, мы его потихоньку вернём на место…

– Самогоночкой-то угостите на радостях? – поинтересовался Гриша и весело рассмеялся, увидев наши ошеломлённые лица.

– Ну, за то, что пронесло, – произнёс он, взяв протянутый Петровичем стакан. – А ведь всё могло закончиться совсем по-другому…

Раздался вкрадчивый стук в дверь, она распахнулась, и в комнату вошли два подтянутых молодых человека в галстуках.

Один осторожно взял из рук Гриши стакан, понюхал и брезгливо поморщившись, поставил на стол. Второй, окинув острым глазом комнату, подтвердил его слова: – Да, всё могло бы закончиться совсем по-другому! А вот как закончится, зависит только от вас. А если пронесло, нужно тетрациклин пить…

Комендант стал проректором. Гришу распределили не в Арзамас-16, а в поселок Барань. Петрович вместо должности начальника вычислительного центра унаследовал от бати трактор и страсть к самогонке, настоянной на чернике. Красавчик Володька стал не секретарём районной комсомольской организации, а сутенёром. Липатыч оказался вынужденным работать не в аэропортах Европы, а мастером в телеателье. Ну, а я, как писал, так и продолжаю писать, потому что это не лечится ни тетрациклином, ни КГБ.

Синь-камень

Я никогда не хотел быть убийцей. Увлекался научной фантастикой. Полагал, что обо всём можно договориться мирным путём. И считал, что всему, происходящему в мире, есть научное толкование. Но после того, как довелось встретиться с Синь-камнем, задумался о том, что в мире есть что-то необъяснимое… Сами понимаете, трудно поверить в такое, пока однажды не столкнёшься, как говорится, лоб в лоб!

В те далёкие времена у каждого предприятия был свой подшефный колхоз, где с ранней весны до поздней осени посменно находилась заводская бригада на все руки: сеяла и косила, метала и сушила. Своих-то работников в колхозе почти не осталось, все в город подались. Так что всё по-честному: ты – мне, я – тебе. Но нам, советским людям, было не привыкать! Со школьной скамьи мы всю осень проводили в поле. Даже в комсомол нас принимали прямо там, что придавало вечной битве за урожай своеобразную романтику.

Когда пришла моя очередь отправляться в колхоз, я собрал рюкзак, сел в заводской автобус и всё пошло по накатанной колее.

Привальная, костер и песни под гитару до утра.

Спозаранку к нам примчался на «уазике», чтобы отвести на работу, сам председатель колхоза Степаныч.

– Что за шум, а драки – нет? – шутливо поинтересовался он, увидев, что все уже на ногах. – Почему вскочили ни свет ни заря?

– Да мы ещё и не ложились! – признался я.

– А чего хрипишь? – полюбопытствовал Степаныч, услышав мой еле слышный голосок. – Наорался?

– Горло болит, мочи нет, – прошептал я, – только вон газированной минералкой и спасаюсь. Больше ничего не могу проглотить…

Председатель взглянул на меня, словно оценивая, сколько я продержусь, и, решив, что ещё поживу, утешил: – Сейчас народ в поле отвезу и вернусь за тобой. Поедем к Синь-камню! Говорят, помогает страждущим!

– Может, лучше в аптеку? – прохрипел я.

– Да ты не боись, камень тут неподалёку, на берегу озера устроился, – отозвался уже на ходу Степаныч. – Ну, а если не поможет, тогда уж и в аптеку…

– «Друг, оставь покурить», – вдруг обернулся он, привлечённый сигаретным дымком.

– Поздно спохватился, от чинарика-то всего ничего осталось. Как говорится, покури дружок, я губы обжёг! – пошутил я.

– Ну не скажи! Глянь, у меня мундштук Горбачёва есть! – возразил Степаныч, умело зажав окурок двумя спичками. – На пару затяжек точно хватит… Ну, бывай, а то, как бы дождь не ливанул. Эвон, какая туча надвигается. Тогда прости-прощай, сено! Не грусти, мы мигом…