Кора Бек - Астра Иванова. Приключения старой девы, или Невезучая Страница 5

Мои чувства к Серёжке давно угасли, но самое ужасное: мне совершенно не о чем было с ним говорить. У нас не было ни общих тем, ни интересов. Посидев ещё немного для приличия, я попрощалась с Васильевым. Он попросил у меня телефончик, но я, игриво улыбнувшись, ему отказала. Пусть думает, будто я с ним кокетничаю, ведь сегодня он спас меня от позора, и я не хотела быть неблагодарной.

IV

Вернувшись домой, я отключила телефон и почти неделю провела взаперти. Мне не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Всё-таки что ни говори, а к Юрию Петровичу я испытывала сильные искренние чувства. Увы, как оказалось, для него я была всего лишь игрушкой.

Уже спустя годы я абсолютно случайно узнала, что профессор Филимонов к 36-ти годам (а именно столько лет ему было на момент нашей встречи) умудрился быть трижды женатым. По всей видимости, я увидела его в сквере с третьей по счёту супругой.

Право, не знаю, что он в ней нашёл? Маленькая, худая, с тонкими губами, острым носом и таким же острым подбородком. Глаза небольшие, впалые, и как будто выцветшие: то ли голубые, то ли серые – не разобрала. Очень неприятный взгляд: холодный и колючий. Даже её короткие тёмные волосы были не как у нормальных женщин: слишком ершистые. Глядя на супругу Юрия Петровича, на ум невольно сразу же приходило сравнение с колючкой. Не знаю, может, её, бедную, в детстве часто обижали, а то и били? А когда она встала со скамейки, собираясь уходить, то оказалось, что у неё ещё и ноги кривые. Вот и пойми после этого мужчин!

В добровольном затворничестве я провела целую неделю. В этот период своей жизни самой себе я очень напоминала свою маму: такая же меланхоличная, серьёзная и задумчивая. Но потом усилием воли мне удалось взять себя в руки, и я вышла к людям.

Лебединой походкой, с бледным утомлённым лицом, загадочно – томным взглядом и интригующими тёмными кругами под глазами. Я немного похудела и даже, на мой взгляд, похорошела. Теперь самой себе я напоминала одну из бальзаковских героинь: довольно молодую, красивую, знатную даму, которую оставил любовник для того, чтобы жениться на другой. Ужас ситуации заключался в том, что именно в эти дни красавица собиралась дать бал, о котором она заранее оповестила всех своих друзей и знакомых.

Бал состоялся в назначенный день. На него съехалось множество народа, прослышавшего об измене любовника виконтессы. Всем хотелось увидеть собственными глазами падение виконтессы, считавшейся до сего дня баловницей фортуны. Но – дудки! Красавица – аристократка продемонстрировала всем своим завистникам и недоброжелателям потрясающую выдержку и хладнокровие, после чего с достоинством покинула Париж – город, в котором предали её мечту о счастье. Я решила последовать примеру виконтессы.

К сожалению, ввиду отсутствия родового замка, я не могла пригласить своих знакомых на бал. Однако это, несколько непредвиденное обстоятельство, ничуть не помешало моему замечательному замыслу. Я стала инициатором проведения прощального девичника для девчонок из нашей группы. С местом встречи голову ломать особо не пришлось. Все студенты пединститута в свободное время с удовольствием посещали уютное кафе «Лаванда», расположенное неподалёку от нашей альма-матер.

Признаться, к тому моменту я уже жалела о том, что неделю тому назад, желая немного покуражиться, я необдуманно поддразнила Лилю Ко́зел, когда на её глазах подмигнула её законному супругу. Теперь она могла мне отомстить, даром, что в последнюю нашу встречу Лиля вместе с Васей оказалась невольной свидетельницей безмолвного, но очевидного инцидента между мной и Филимоновым.

Однако умничка Лиля как ни в чём не бывало обняла меня за плечи и даже не повела бровью, когда её муж, заглянувший в конце вечера в кафе для того, чтоб проводить супругу домой, по-дружески поцеловал меня в щёчку, давая понять, что он целиком и полностью на моей стороне, и готов в любую минуту поддержать меня в беде. Откровенно говоря, в тот момент я немного пожалела о том, что Вася Ко́зел – не мой муж. Такой классный парень! И с тех, с кем можно (без дураков) пойти в разведку.

В разгар девичника на пороге кафе неожиданно показались знакомые всем нам лица. Это были Юрий Петрович Филимонов собственной персоной и преподаватель английского языка по фамилии Крысятников. Надо сказать, что сия неблагозвучная фамилия абсолютно не соответствовала натуре этого доброго и покладистого по характеру человека, которого в нашем институте обожали все студенты. Но мне по личному опыту было хорошо известно, как порой несправедлива бывает судьба. Однако, к чести Виктора Ивановича, эта несправедливость не отразилась на его характере. Он никогда ни на кого, пардон, не крысился, а, наоборот, был всегда приветлив.

По всей видимости, учёные мужи заглянули в кафе отдохнуть после праведных трудов, либо отметить начало очередного трудового отпуска, что, разумеется, никому не возбраняется, ведь мы все – живые люди со своими слабостями и желаниями. Кстати, профессор Филимонов дал слабину на моих глазах. Едва переступив порог кафе, он застыл, как будто кол ненароком проглотил. Думаю, вы уже догадались, кто явился причиной его временного паралича.

Наверное, Юрий Петрович, в течение всей предыдущей недели безуспешно посылавший мне сообщения на пейджер с мольбами о встрече (телефон-то я дома отключила), никак не ожидал меня увидеть в шумной весёлой компании. Возможно, он полагал, что я не отвечаю на его послания, поскольку днём и ночью лью слёзы в подушку, оплакивая свою любовь. Но ведь это не я придумала поговорку: «Отольются кошке мышкины слёзы». Разумный человек должен уметь отвечать за свои поступки, а настоящий мужчина к тому же обязан не терять хладнокровия при любых ситуациях. Из этой мудрой мысли напрашивался один вполне очевидный вывод: Юрия Петровича, увы, нельзя было отнести к разряду настоящих мужчин. Так, знаете ли, ни то, ни сё, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан.

Из ступора Юрия Петровича вывел его коллега. Наверное, Виктору Ивановичу надоело переминаться с ноги на ногу за филимоновской спиной, и он протолкнул его вперёд. Поприветствовав своих бывших студенток взмахом руки, преподаватели заняли столик в глубине зала.

Признаться, к тому моменту веселье за нашим столом достигло апогея. Мы пили за нашу дружбу, за сегодняшнюю встречу, за окончание института, за получение дипломов, за светлое будущее и за каждую из нас по отдельности. Позабыв обо всех прежних обидах, недоразумениях и размолвках, мы клялись друг другу в вечной дружбе и нетрезвыми голосами кричали: «Виват самым красивым девушкам пединститута!» Весёлая публика в зале поддерживала нас аплодисментами. А мы реально чувствовали себя самыми красивыми, умными и просто неотразимыми!

Каюсь, в нетрезвом состоянии меня (в обыденной жизни незаметную серую мышку) почему-то вечно тянет на какие-нибудь подвиги или авантюры. В таких случаях подружки старались удержать меня за фалды (как говорится, от греха подальше), но сегодня все были в неадеквате.

Ведущий объявил белый танец. Я, не мешкая, поднялась со стула и волнующей походкой направилась к столику, за которым в ожидании сделанного ими заказа сидели двое коллег: Филимонов с Крысятниковым. Обворожительно улыбнувшись преподавателю английского языка, я пригласила его на танец. Крысятников – высокий, толстый, лысый дядька – на миг опешил от моей наглости, но довольно быстро пришёл в себя, удивительно легко для его тучного тела поднялся и повёл меня на середину танцпола.

Откровенно говоря, несмотря на своё не совсем адекватное состояние, в душе я переживала за то, что получится из моей затеи. Мне никогда ещё не приходилось танцевать с такими толстяками, как Крысятников, и я боялась, что мои руки во время танца просто-напросто не дотянутся до его плеч, ввиду разделяющего нас, пардон, большого крысятниковского живота.

Однако мои опасения оказались напрасными. Думаю, со стороны мы смотрелись вполне-таки прилично. Во всяком случае, над нами никто не смеялся. Зато смеялась, точнее хихикала я сама.

Дело в том, что большой живот Виктора Ивановича напомнил мне барабан, по которому в школьные годы я любила стучать перед заседанием Совета дружины в Ленинской комнате, за что нередко получала нагоняй от старшей пионервожатой. Теперь волей – неволей, ощущая близость крысятниковского живота, мне ужасно захотелось постучать по нему, если не барабанными палочками, то хотя бы руками. Мысленно представляя себе эту веселую картинку, я хихикала буквально над каждым словом Виктора Ивановича, который, желая меня развлечь, непрерывно что-то говорил.

Музыка умолкла, и Виктор Иванович проводил меня до моего столика, придвинул стул и, галантно поклонившись, поцеловал мне ручку. Стоило ему удалиться, как заинтригованные и даже отчасти как будто протрезвевшие девчонки набросились на меня с вопросами.